Марш обреченных - Владимир Свержин

Уйду с работы – устроюсь сапожником. Интересно, будет ли приятно узнать шейху, что в день смерти туфли ему полировал майор российской спецслужбы? Все. Прощальный взгляд. Не оставили ли мы чего-нибудь на память о себе? Нет? Вот и отлично! Отходим.

Валера ждет меня в холле, болтая о каких-то пустяках с миловидной администраторшей. Он прикрывает меня на случай внезапного возвращения хозяина подсобки. Заметив меня, он сворачивает беседу и, выразив надежду на скорую встречу в неофициальных условиях, покидает свой пост.

– Готово?

– Комар носа не подточит. Что у тебя?

– Лучшее место для наблюдения, только ты не смейся, – сам пульт системы наблюдения. Одна из камер дает дивный вид на этот кабинет.

Господи, так просто! Как же я сразу не подумал! Зная о камере, зная о ракурсе съемки, всегда можно сесть в мертвую зону, чтобы не попасть кадр или, скажем, заслониться телохранителем. Вот и останутся на кассете службы безопасности отеля наш принципал и шейх тет-а-тет. То есть вроде бы есть ещё кто-то, но кто, что? Не понять! Передаем кассету дотошному журналисту и сенсация готова.

– … Кроме того, – продолжает майор Пластун, – незачем нам лишние записи с нашими рожами оставлять.

– Одобряю, – санкционирую я задуманную им операцию. – Подход изучил?

– Не боись, командир, – широко улыбается Валера. – Дети они тут. Третий класс, вторая четверть. Мне понадобится баллончик с нитрокраской и полицейский фонарь.

– Закажем Полю.

– Идет. Послушай, я тут беседовал с барышней о морских прогулках, и у меня родилась здравая мысль, – с невыразимо шкодным выражением лица заявляет он.

– Выкладывай. О чем речь?

– Об отходе. Уходить будем тоже на катере?

– Есть другие предложения?

– Не совсем. Выскочить из гавани мы, пожалуй, успеем. Если, конечно, ты не замешкаешься, – подзуживает меня Пластун.

– Да уж, постараюсь.

– В этом, как раз, у меня никаких сомнений нет. Вопрос – как удастся? Так вот, насколько минут общей суматохи у нас будут. Для того, чтобы потом оторваться от полицейского катера, а уж тем более тот какого-нибудь придурошного французского сторожевика – это крайне мало, – констатирует он.

– Это вступление. Я жду предложения, – я выжидающе гляжу на своего друга, явно терзающего меня своими недомолвками.

– Пожалуйста. Выходим в море на максимуме и взрываем катер к ядрене фене, – радостно сообщает псевдотелохранитель.

– Забавно. А сами пускаемся вплавь?

– Шутишь? Попросим Пашку, он у нас – дипломированный летун, пусть заарендует гидроплан, пересядем и вперед, Гуд бай май лав, гуд бай, – наконец выдает он свой каверзный план.

– Допустим. А дальше куда? – я в сомнении смотрю на Пластуна.

– Ты меня удивляешь! В «Санаторий»!

«Санаторий»! Конечно же, «Санаторий»!: Как я мог забыть?! С этим объектом связана долгая история, заслуживающая отдельного описания. Вкратце она выглядит следующим образом.

Жил-был в советской России один человек. Звали его Леонид Рамзин. Происходил он из рода обедневших дворян Тамбовской губернии, однако, не смотря на это, достиг немалых успехов при новой власти. Был членом Госплана, ВСНХ, неизвестно, чем бы закончилось его блестящая карьера, но в апреле 1930 года был он арестован по громкому делу «Промпартии». И не сносить бы ему головы, но тут, откуда ни возьмись, в сентябре того же года в Инюрколлегию поступил запрос от графа Иллариона Матвеевича Рамзина, разыскивающего своего единственного племянника с целью оставить ему в наследство свое нетрудовыми мозолями нажитое имущество. Наплевали бы у нас на запрос престарелого графа, когда бы наследство его ни оказалось особого рода. Покинувший страну в 1903 году граф, ещё в те блаженные времена приобрел в частную собственность небольшой островок Карлен де-Йо в двадцати милях от побережья Франции и в ста пятидесяти западнее Ла-Манша. Ничем не был примечателен этот лесистый островок, площадью чуть более трех квадратных километров, когда б не контролировал он одну из наиболее напряженных морских трасс, соединяющих Европу и Америку.

Осознав стратегическое значение этого клочка суши, Иосиф Виссарионович собственной рукой начертал на представленной ему сводке резолюцию: «Мы были бы благодарны товарищу Рамзину, если бы он, получив такое наследство, передал его на благо своей Родины».

Стоит ли говорить, что Леонид Рамзин был реабилитирован и, хотя больше не занимал прежней должности, но зато спокойно мог заниматься наукой, не опасаясь более всемогущего ГПУ-НКВД-МГБ.

Была тут одна загвоздка. Дело в том, что престарелый граф Рамзин был ещё жив. И то ли от врожденного здоровья, то ли от жизни на природе в тишине и покое – помирать вовсе не собирался. Так и жил, не покидая замка в русском стиле, построенного на холмистом острове в Атлантике.

Спустя двадцать три года умер Сталин, потом и Леонид Рамазин, а граф все жил и жил. Наконец настал и его черед. В замке остался старик-камердинер и пара слуг не менее преклонного возраста. Скорее всего, и они бы скончались вдали от континента, но на их счастье, Комитет Государственной Безопасности возглавил Юрий Владимирович Андропов. На удивление покойному Леониду Рамзину, у него быстро обнаружилась жена и сын, приходившиеся соответственно внучатым племянником покойного графа и единственным его наследником. Следует ли спрашивать, каково было предыдущее место работы этого новоиспеченного последнего графа Рамзина?

В наших документах этот остров значился по кодовым названием «Санаторий», и о нем знали очень немногие. Мы в том числе.

– Молодец, Валера! Это нам подойдет. Вернется Поль, выдай ему денег, пусть нанимает гидроплан.

Что-то около трех часов дня по лестнице в холл гостиницы спускался хорошо одетый господин богатырского телосложения с пластиковым пакетом в руке. Он положил руку на перила из мореного дуба и в тот же момент один из экранов на пульте наблюдения погас и более не проявлял признаков жизни. Это не было совпадением, более того, данное отклонение от нормы было закономерно. Ни одна камера не может работать, когда объектив её забрызган черной краской. Мужчина спокойно спустился вниз и, лениво оглядевшись, скользнул в служебное помещение. Будто сговорившись с ним, из дверей караульного помещения вышел охранник со стремянкой в руках. В ту же секунду на голову его опустился полицейский фонарь, который, как я уже упоминал, кроме основных своих функций, вполне мог выполнять роль дубинки. Сотрудник секъюрити, не охнув, опустился на пол. Следующая камера загнулась, получив вспышку в полторы тысячи свечей. Тело оглушенного, подхваченное могучей рукой майора Пластуна, вновь вернулось в служебное помещение. Еще через минуту в помещении пульта управления, прислонившись к стене, сидели три охранника, не проявляя никакого интереса к находящемуся тот же постороннему, да и вообще ни к чему.

Следующий акт грядущей драмы разыгрывается, спустя несколько минут, после захвата пульта. Мы с принципалом спускаемся по той же самой лестнице и входим в кабинет, облюбованный Максом Коулером для переговоров. Вскоре команда играет в полном составе. За столом все те же, у стола, кроме меня, ещё трое. Дежурный обмен любезностями и цитатами из Корана и наконец, наконец-то заветная фраза: «Нас устраивают ваши предложения…»

Звонок телефона, висящего у меня на поясе раздается ровно через минуту после этих слов. Я выслушиваю слова Валеры о том, что все готово, с каменным выражением на лице.

– Прошу прощения, господа, мне нужно сказать несколько слов мсье Жоржу. Еще раз прошу меня простить, звонок очень срочный.

Мы выходим из кабинета. Принципал созерцает меня в недоумении.

– В чем дело? – удивленно спрашивает он.

Карты на стол. Темнить больше незачем. Я перехожу на русский язык, давая возможность принципалу как можно лучше понять смысл произносимого.

– Мне приказано арестовать вас.

Изумление на лице моего подопечного написано буквами того размера, которыми в недавнее время писались лозунги: «Слава КПСС!» И тут же грохочет взрыв…

Вслед ему следует рокировка. Валера резвым галопом покидает караулку и, подхватив высоко посаженное лицо, бросается вниз. Сотрудники секъюрити, согласно инструкции, пытаются перекрыть выход, но все их усилия сведены на нет одной единственной фразой, выкрикнутой громовым голосом майора Пластуна: «Отель заминирован!!!» Дальнейшая дорога не представляет особых трудностей, поскольку толпа спасающихся сметает охрану словно весенний ливень – сор с городских улиц.

Следующий ход за мной. Лифт уезжает наверх без лифтера. Когда бедолага очнется, я думаю, он поблагодарит меня за спасение своей жизни. У меня же есть ровно шесть этажей, чтобы заминировать этот самобеглый шкаф. Седьмой этаж, я у цели. Дверь открывается и передо мной возникает фигуры очередных душманов.

– Там…! – глаза мои округляются, словно дорожный знак «Проезд запрещен». – Шейх ранен!