Гарантирую жизнь - Василий Головачев

Софья провела Тарасова в горницу, усадила на диван, достала альбом с фотографиями и примостилась рядом, поджав под себя одну ногу и прижавшись плечом к плечу Глеба. Его бросило в жар, но он заставил себя не думать о близости женщины и открыл альбом.

Вошла Полина Родионовна с бидоном.

– Молочка парного не хотите?

– С удовольствием, – отозвался Глеб, обрадовав старуху.

Он выпил поллитровую глиняную кружку молока, показал палец.

– Высший класс! Жаль, что у деда коровы нет, не то пил бы молоко каждый день. Хотя я больше люблю топленое.

– У нас с тобой одинаковые вкусы, – сказала Софья, делая вид, что не замечает волнения Тарасова от случайных касаний ее груди и его плеча. – Теперь давай смотреть моих родичей. Вот это мой прадед Игнат Терентьевич.

Она стала показывать фотографии и называть имена. Длилась эта пытка, к счастью, недолго. Внезапно потемнело, порыв ветра захлопнул окно в горнице, недалеко раздался удар грома.

– Ой, гроза! – всполошилась Софья. – Надо бежать, а то дети промокнут.

– Успокойся, – остановил ее Глеб. – Дед их в дом заберет. – Он повернулся к ней, прижавшей кулачки к груди, увидел в ее широко раскрытых глазах восторг и тревогу, обнял. Поцеловал. И уловил ответный поцелуй.

По листьям деревьев, по крыше забарабанили первые капли дождя, потом дождь превратился в ливень, молнии полосовали небо, громовые раскаты сотрясали стены избы, а они сидели на диване и целовались, пока гроза не кончилась так же неожиданно, как и началась.

Софья отстранилась, вскочила с дивана, подошла к окну.

Глеб посидел немного, поднялся, остановился за ее спиной, глядя на быстро удалявшуюся тучу, негромко прочитал есенинские строки:

Грянул гром, чаша неба расколота,Тучи рваные кутают лес.На подвесках из легкого золотаЗакачались лампадки небес.

Софья вздрогнула, но не обернулась. Потом прошептала беспомощно:

– Понимаешь, я ничего не могу с собой поделать…

– Я понимаю, – сказал Глеб, стискивая зубы. – Извини.

– Ничего ты не понимаешь! – Она повернулась к нему, с тихим отчаянием ударила кулачками в его грудь. – Я не хочу сопротивляться!

– Так не сопротивляйся, – с удивлением и облегчением проговорил он.

– Я боюсь!

– Чего?!

– Что ты меня потом бросишь!

Глеб засмеялся и перестал, нежно обнял женщину, заглянул в глаза, в которых надежда боролась с отчаянием.

– Не брошу! Пока сама не сбежишь. Я всерьез и надолго!

– Правда?!

– Правда!

Когда в горницу заглянула Полина Родионовна, они все еще целовались.

– К вам гость, – сказала она, деликатно покашляв.

– Кто? – оторвалась от смущенного Глеба Софья, ни капли сама не смущаясь под взглядом бабки.

– Коля пришел.

– Зови его сюда. – Софья поправила прическу, одернула спортивный джемпер, посмотрела на Тарасова. – Легок на помине мой братик. Мы к нему собрались, а он сам заявился.

В избу шагнул высокий худощавый молодой человек с голубыми глазами и русыми волосами, смущенно поздоровался. Софья подбежала к нему, чмокнула в щеку пунцовыми, еще не остывшими от поцелуев губами, подвела к Глебу.

– Знакомься, это и есть Ник Кузнецов или просто Колька. Ник, это Глеб Тарасов, особо важный агент какой-то крутой спецслужбы, он сам расскажет, если можно. Вот что, мужчины, раз уж мы тут встретились, то давайте выпьем за знакомство и закусим, а уж потом поговорим. Я пойду бабуле помогу стол накрывать, а вы пока побалагурьте.

Софья выбежала в сени.

Ник исподлобья глянул на Тарасова.

– Командирша у меня сестрица. А вы, правда, агент?

Глеб улыбнулся.

– Просто служу в спецназе.

– Как интересно! Впервые вижу живого спецназовца. Давно Софью знаете?

– Три дня, – признался Тарасов. – Давайте присядем, чего стоя разговаривать.

– И то верно.

Они сели на диван, присматриваясь друг к другу.

У двоюродного брата Софьи было симпатичное русское лицо с ямочками на щеках, парень явно стеснялся своего вида – одет он был в старенькие холщовые штаны и майку – и держался с преувеличенной серьезностью.

– Где же вы с ней познакомились, если не секрет?

– На вокзале, случайно, – сказал Глеб. – Мы ехали в одном поезде и даже в одном вагоне. Как говорится: случай всегда подворачивается в самый неподходящий момент.

Ник понимающе усмехнулся.

– Софья не подарок. Вечно с ней что-нибудь приключается. А в каком спецназе вы служите?

Тарасов понял, что пора брать инициативу в свои руки.

– Мне сказали, что вы занимаетесь топонимикой?

– Да, занимаюсь. Софья сказала? Вообще-то я учитель русского языка в местной школе, а топонимикой увлекся в институте, когда летом гостил у родственников в Усть-Печенге. Деревенька такая есть в двухстах десяти километрах от Вологды, на реке Сухоне. Захотелось узнать, почему река так странно называется. Оказалось, в переводе с древнеиндийского – «легкоодолимая». А потом пошло и поехало. – Ник махнул рукой. – Знаете, как Печенга переводится? На языке чуди заволочской – «сосновая река».

– А Карпунино как переводится?

– Никак, этот топоним возник по имени основателя деревни Карпа, поставившего здесь, в глуши, на берегу Осечихи небольшой скит двести двадцать лет назад. Кстати, Осечиха – словечко из лексикона вепсов, означает – «длинная трава», то есть осока. – Ник увлекся, глаза его заблестели. – Я и сам не знаю, почему мне нравится исследовать происхождение названий рек, озер и деревень. Просто интересно, и все. В первом тысячелетии на территории нашего края жили несколько финно-угорских народов: весь, меря, пермь, лопари, чудь, но из них только вепсы – потомки веси – до сих пор проживают на западе области.

В горницу заглянула Софья.

– Идемте на веранду, там такие запахи после дождя – закачаешься!

Они перешли на веранду, сели за стол, но Ник продолжал делиться своими знаниями, найдя в лице Тарасова благодарного слушателя, и тот узнал много нового о географических названиях Вологодчины и Нижегородчины.

Так, оказалось, что озеро, на берегу которого возвышается всемирно известный Кирилло-Белозерский монастырь, основанный еще в тысяча триста девяносто седьмом году, называется Сиверским вовсем не потому, что расположено на севере. С языка древних вепсов это название переводится как «глубокое озеро». И действительно, глубины в Сиверском солидные – до двадцати шести метров, а пятьсот лет назад оно было еще глубже.

А вот имя русского города Тотьма никак не связано с «тьмой», как принято считать, хотя зимы здесь длинные и темные. Оно восходит к древнепермским словам «тод» – сырое место, заросшее кустарником и елками, и «ма» – земля.