Его моя девочка - Эльвира Владимировна Смелик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правда сейчас уже Никите не казалось, что тогда он всё правильно понял. Что Лиза с ним действительно только со зла, из мести, что просто пыталась подобным способом уравновесить предательство мужа. Да невозможно, чтобы так и только из мести.
Опять он пошёл на поводу у задетого самолюбия. Вечно с ним такое. А надо было сразу, ничего не говоря, – встать, подойти, схватить её в охапку и назад, в кровать. Или вон запереть в ванной. И пусть бы орала, возмущалась, брыкалась, царапалась как кошка, да даже кусалась. Просто сжать её покрепче и никуда не отпускать.
Но даже если тогда лажанулся, ничто ведь мешало потом – делов-то – до, после или во время рабочего дня спуститься на один этаж, зайти в её маленький кабинет, похожий на аквариум, и наконец-то добиться внятных объяснений. Или лучше самому всё сказать.
Но, видимо, мешало.
Уж слишком он не хотел в ответ на собственную откровенность натолкнуться на её неприязнь, пренебрежение и холодность. Или, наверное, вместо «не хотел», честнее было бы сказать «боялся»?
Ну, затупил он, да, но её подруга имела в виду явно не это. А что?
Неужели настолько трудно обойтись без загадок, сказать прямо? Почему у девушек вечно всё во сто раз сложнее. Странные, необъяснимые загоны.
«Я хочу понять. Сама». А разве что-то непонятно? Она ему нужна, а ей нужен он. Нужен, да. Он знает, что нужен. Так нахрена все эти «Я подумаю», если всё очевидно? Почему так трудно просто признать. Признаться. Хотя…
Он ведь и сам не признавался. Наверное, потому Лиза сейчас и не с ним. А теперь вообще непонятно, что с ней сейчас. И подруга её тоже – «Сам догадайся». Почему никогда нельзя сказать прямо, без выкрутасов и излишней значимости?
После клуба – ладно, без метафор – они переспали. Потом ещё раз. И ещё, и… Пока на самом деле не заснули. Точнее, не вырубились, больше не в силах не только сдвинуться с места, но даже просто пошевелиться.
Но так он ни до чего не додумается. Потому что, до сих пор, стоит вспомнить, и уносит. Они же тогда как безумные. Голодные, ненасытные, словно ни у того, ни другого год секса не было. Точнее, три года. И больше ничего не существовало – Никита тогда не преувеличивал – ни о чём не думалось. Вообще ни о чём.
И сейчас в голове крутилось совсем странное: вот интересно, у молодых мам это уже инстинктивно получается, независимо от сознания, на автомате – гонять туда-сюда коляску со спящим ребёнком? Её мельтешение реально отвлекало, мешало сосредоточиться, перетягивало внимание.
Ну, после клуба они переспали и… что в этом такого? А Лиза не болеет, не умирает. Тогда…
Видимо, на лице слишком явно отразился момент озарения.
– Понял, да? – воскликнула Маша, красноречиво дёрнула бровями, кивнула, подтверждая мысль, которую Никита уже успел прогнать, как слишком бредовую, и пояснила, развеяв последние сомнения: – У них до этого так с детьми и не получалось, поэтому Трофимова никак и не предохранялась. Уверена была, что проблема в ней. Я не знаю точно, что она дальше планирует делать, оставлять или нет. Она мне так и не сказала. Но, я думаю, ты тоже имеешь право решать.
Имеет право? Да он даже задуматься по-настоящему не решался.
Подобного он точно не ожидал, и сейчас не в силах был даже осознать, что ощущал. Новость просто не умещалась в сознании, и оно, то ли готовясь, то ли защищаясь, пока просто цеплялось за частности.
– А мне говорить, она, значит, не собиралась?
У Маши как-то сразу пропало желание и дальше делиться информацией, влезать в ситуацию. Она потупилась смущённо. Кому же захочется становиться буфером между окончательно запутавшимися двумя?
– Я не знаю. Ты лучше у неё спроси. Я и так слишком много всё-таки наболтала. – Она даже отступила на шаг, сообщила торопливо: – Побегу лучше. А то мелкий сейчас проснётся. Есть захочет.
Он даже дослушивать её объяснения не стал. Какой смысл её задерживать?
– Да. Пока.
Глава 54
Никиту весь день нестерпимо тянуло спуститься на этаж ниже. В принципе это с ним давно, с того самого дня, как он опять увидел Лизу, явившуюся на собеседование. Раньше он так и поступал, хотя был в курсе, что она замужем, и особо не строил планов её отвоевать, забрать себе, да даже просто затащить в постель. Пусть и хотелось. Потому что – логика, конечно, зашибись – но, зная, что она изменила с ним мужу, Никита думал бы, что она способна вот так же изменить и ему.
Он, как и планировал, дождался конца рабочего дня, чтобы больше уже ничего не отвлекало, и теперь торчал на улице возле дверей. Словно перед свиданием. А когда Лиза вышла, шагнул навстречу, взял за руку, потянул за собой. Она, конечно, дёрнулась, потребовала сердито:
– Отпусти.
Но он отрезал твёрдо:
– Сначала поговорим.
Она засопела недовольно, сверля его негодующим взглядом, но всё-таки согласилась:
– Ладно.
Смиренно двинулась следом, больше не пытаясь высвободить руку. Но пусть даже не надеется, что он её отпустит, ни потом, ни вообще когда-нибудь. Он уже достаточно с этим налажал. И на самом деле надо было примерно так же ещё тогда в квартире – подойти, обнять, сказать: «Лизка, не валяй дурака! Ты мне нужна. Очень нужна». И никуда бы она не делась.
Они отошли в сторону от входа, остановились возле узкого прямоугольника газона, засаженного ровно подстриженными кустами.
– Уже достаточно времени прошло? – поинтересовался Никита сухо и строго.
Лиза сначала упрямо стиснула губы, потом уточнила:
– Что ты имеешь в виду?
– Ну ты говорила, что тебе нужно время подумать, понять и разобраться, – с прежними суровыми интонациями напомнил он. – Разобралась?
Теперь она вообще промолчала, отвела взгляд и, кажется, украдкой хлюпнула носом. И вся его суровость мгновенно разлетелась на мелкие осколки, разбилась нахрен, но он почти