Ген. Очень личная история - Сиддхартха Мукерджи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1982 году в Genentech начали производить рекомбинантный человеческий гормон роста (соматотропин), предназначенный для лечения некоторых видов карликовости. В 1986-м биологи компании клонировали ген α-интерферона, мощного иммуномодулятора, помогающего справиться с раком крови. В 1987-м они создали рекомбинантный t-PA (тканевой активатор плазминогена) – «разжижитель» крови, растворяющий тромбы, которые образуются при инсульте или инфаркте. В 1990-м компания запустила проект по созданию вакцин с помощью рекомбинантных генов, начав с вакцины от гепатита В. В декабре 1990-го фармгигант Roche Pharmaceuticals приобрел контрольный пакет акций Genentech за 2,1 миллиарда долларов. Суонсон покинул пост генерального директора; Бойер ушел с должности вице-президента в 1991-м.
К лету 2001-го территориальная экспансия[711] превратила Genentech в крупнейший в мире биотехнологический исследовательский комплекс: разбросанные по внушительному участку земли здания со стеклянными фасадами, зеленые насаждения, играющие во фрисби студенты-исследователи – не отличить от любого университетского кампуса. В центре этого обширного комплекса размещена скромная бронзовая скульптура: мужчина в костюме, слегка наклонившись над столом, жестами объясняет что-то сидящему напротив человеку в жилете и джинсах клеш, а тот с озадаченным видом смотрит вдаль поверх плеча своего собеседника.
Суонсон, увы, не был на церемонии открытия скульптуры, запечатлевшей его первую встречу с Бойером. В 1999-м у него, 52-летнего, диагностировали мультиформную глиобластому – опухоль мозга. Суонсон умер 6 декабря того же года в своем доме в Хиллсборо, всего в нескольких милях от кампуса Genentech.
Часть IV
«На самого себя направь ты взгляд»
Генетика человека (1970–2005)
Вотще за Богом смертные следят[712].
На самого себя направь ты взгляд.
Александр Поуп,
«Опыт о человеке»[713]
Как род людской красив! И как хорош
Тот новый мир, где есть такие люди!
Уильям Шекспир,
«Буря», акт V, сцена 1[714]
Страданья моего отца
Олбани
…узнал откуда
Ты про страданья своего отца?[715]
Эдгар
Я сам пытался их уврачевать.
Уильям Шекспир,
«Король Лир», акт V, сцена 3[716]
Весной 2014 года мой отец упал. Он сидел в своем любимом кресле-качалке – монструозном, неуклюжем устройстве, сделанном на заказ местным столяром, – как вдруг, когда спинка слишком сильно качнулась назад, кресло перевернулось (столяр сконструировал механизм, позволяющий креслу качаться, но забыл установить механизм, не позволяющий ему опрокинуться). Моя мама нашла его лежащим ничком на веранде с неестественно подвернутой под туловище рукой, будто это было сломанное крыло. Его правое плечо было залито кровью. Мама не смогла стянуть с него рубашку, поэтому взяла ножницы и разрезала ее. Отец в это время кричал от физической боли, но едва ли не сильнее болела его душа – из-за того, что на его глазах безжалостно распороли еще совсем целую одежду. «Ты могла бы попытаться сохранить ее», – брюзжал он позже, пока они ехали в травмпункт. Эта размолвка уходила корнями в глубины прошлого: его мать, у которой никогда не бывало для пяти ее сыновей пяти пригодных для носки рубашек одновременно, нашла бы способ спасти одежду. Вы можете извлечь человека из раздела[717], но извлечь раздел из человека не удастся.
Он рассек кожу на лбу и сломал правое плечо. Как и я, он был ужасным пациентом: импульсивным, подозрительным, безрассудным; он тревожился об ограничении подвижности и неверно представлял себе ход восстановления. Я прилетел в Индию, чтобы увидеть его. К тому моменту, как я добрался домой из аэропорта, уже наступила ночь. Отец лежал в кровати, безучастно глядя в потолок. Казалось, он резко постарел. Я спросил у него, знает ли он, какое сегодня число.
«Двадцать четвертое апреля», – сказал он, и это был верный ответ.
«А какого года?»
«Тысяча девятьсот сорок шестого, – ответил он, но затем поправился, будто прощупывая собственную память. – Две тысячи шестого?»
Память его предала. Я сказал ему, что сейчас 2014-й. В 1946-м, отметил я про себя, случилась еще одна трагедия – умер Раджеш.
За следующие несколько дней мама выходила его до почти здорового состояния. Ясность сознания вернулась к нему, долговременная память в целом тоже, а вот кратковременная оставалась заметно нарушенной. Мы установили, что инцидент с падением был не так прост, как казалось. Отец не опрокинулся назад, а попытался встать с кресла, но потерял равновесие и завалился вперед, не в состоянии выровняться. Я попросил его пройти по комнате и заметил едва уловимое шарканье в его походке. Было что-то роботизированное в его движениях, что-то их ограничивало, будто ноги были железными, а пол – большим магнитом. «Попробуй быстро развернуться», – попросил я его, и он снова чуть не упал вперед.
Позже, той ночью, случилось еще кое-что унизительное: он обмочил постель. Я застал его в ванной растерянным и сконфуженным, в руках он сжимал свое нижнее белье. В Библии потомков Хама прокляли, потому что Хам наткнулся на собственного отца, лежащего пьяным и нагим посреди поля в слабом свете зари[718]. В современной версии этой истории вы натыкаетесь на собственного отца, нагого, с мутнеющим разумом, в слабом электрическом свете гостевой ванной – и отчетливо видите свое проклятое будущее.
Недержание мочи, как я узнал позже, появилось у него несколько раньше. Оно начиналось с неотложных позывов в туалет – неспособности терпеть, когда мочевой пузырь наполовину заполнен, – и постепенно дошло до непроизвольных мочеиспусканий в постели. Он сказал о проблеме лечащим врачам, но те отмахнулись от нее, списав на увеличение простаты. Это все старость, говорили они: ему было
