Чёртов плод - Свенья Ларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А вообще, ну бы его к чёрту хотя бы сегодня, этого Тео», – с неожиданным раздражением подумал парень.
Вот как будто бы думать ему сейчас, дома у светлячка, больше не о чем, ну в самом-то деле…
«Звёздное радио. Максимум звёзд – максимум рока!» – жизнерадостно отрапортовал приглушённый голос из стоящих по углам комнаты колонок, и бодрую музыкальную отбивку тут же сменили знакомые, мощные и жёсткие гитарные риффы:
Ко-оршуны-коршуны! Клюйте! Клюйте!
Сме-ело на вражьих кос-тях тан-цуй-те!
Смело на вражьих костях тан-цуйте…
Кейр оперся руками о подоконник. Ночные огни далеко внизу текли куда-то, сливаясь в одну разноцветную светящуюся реку.
Классно у неё тут. Как на обзорной площадке…
Вон вдалеке торчит какая-то четырёхугольная красная башенка с круглыми часами, а позади башенки виднеется купол, кажется, собора – подсвеченный зеленовато-голубым, узорчатый, как крышка на антикварной кастрюле. А совсем близко, прямо за стоящей напротив серебристой многоэтажкой, тянется вверх та самая ярко освещённая телебашня, к которой Кейр прыгал всего лишь несколько часов назад. И тут же, внизу, то и дело пролетают по рельсам раскрашенные в весёлый жёлтенький цвет поезда – проносятся с отдалённым грохотом, почти совсем таким же, к какому он привык в своей бруклинской халупе…
Па-адать от слабости – бейте! бейте!
Не-ет её, жалости, кровь про-лей-те!!
Нет её – жалости! Кровь – пролейте…
За спиной оглушительно грохнула комнатная дверь, и сквозной прохладный ветер тут же парусом надул оконные шторы и огладил Кейру лицо трепещущим бархатным опахалом. С улицы тянуло упоительной свежестью – похоже, городской смог был уже просто не в состоянии дотянуться на такую высоту.
– Ой, прошу прощения, у меня тут вечно со-вер-шен-но дичайший сквозняк… – раздался позади него наигранно виноватый голос. – Ты как там, не заледенел ещё, а, месье философ?
– Вот веришь, ничуть, Верен, – ухмыльнулся парень, отворачиваясь от окна. – Я вообще по жизни кент очень закалённый…
Зло-обно и радостно пойте! пойте!
Клю-юйте безжалостно, нет, пос-той-те!
Со-овесть поношена, вы ли су-дьи?
Вы-ы ведь не коршуны, вы-ы ведь не коршуны,
Вы ведь не коршуны, вы же – лю-ди!!
– Слушай, переключи, а? – неожиданно для себя попросил Кейр.
Верена подошла к стоящему на столе ноутбуку, сдвинула в сторону несколько немытых чашек со следами засохшего кофе на ободках и завозила пальцем по тачпаду:
– А я думала, что ты любишь «Псов полуночи».
– Люблю, ага. Просто… ну, просто настроение сегодня не очень подходящее… под эту вот песню. Текст уж больно мрачный.
– Будто бы ты финский понимаешь, – хмыкнула Верена.
Кейр с трудом удержался от того, чтобы не треснуть себя по лбу.
– Нет, ну я же, в общем, э-э… в общем, перевод-то я читал, ага? – он на всякий случай поспешно отошёл от окна, чтобы не встречаться с девушкой глазами, и присел на потёртый двухместный диванчик у стены, начиная с преувеличенным интересом рассматривать обстановку.
Старенькое плетёное кресло-качалка около двери. Разноцветные коврики на полу. Развешанные по стенкам коллажи. Всякие женские безделушки и фотографии в картонных рамочках, расставленные по книжным стеллажам…
Жилище у светлячка оказалось ну просто очень девчачьим – тут даже и пахло-то чем-то жутко девчачьим, вроде как какими-то цветочными духами, – и пожалуй, было оно почти таким же бесхитростным, как и сама его хозяйка. По крайней мере, покажи кто Кейру такую комнату год назад, в его прошлой жизни, он бы сразу с уверенностью сказал, что в ней бесполезно искать что припрятанные зелёные, что всякие там ювелирные цацки – ну, примерно так же, как и на хате у него самого.
«И хламёжник у неё здесь, между прочим, тоже почти такой же, как у меня в спальне», – с непонятным удовлетворением отметил парень. Взять вот, например, стоящую в углу комнаты кровать с деревянной спинкой – голову же можно дать на отсечение, что светлячок ни разу в своей жизни ещё её не заправляла. Или вон этот журнальный столик перед диваном, в центре которого сейчас красовались пустые тарелки, початая бутылка вина и пара бокалов, – тоже весь сплошь завален какими-то карандашными рисунками, альбомами, грудами тетрадей и ксерокопий…
Парень вытянул руку и наугад подцепил со столика один из испещрённых мелким шрифтом листков.
«Дебаты о каузальности и свободе выбора исторически всегда были сопряжены с понятием детерминизма. Этот раздел философского дискурса тесно связан с вопросами вины и ответственности. В настоящее время консенсусом принято считать идею компатибилизма, которая ставит свободу воли в зависимость от внутренних ограничений человека…»
Кейр очумело потряс головой.
Чёрт побери, это вообще на каком языке, интересно, всё написано, а? С виду так вроде как по-английски… Дебаты о свободе выбора, ну просто офонареть можно. Внутренние ограничения. Вопросы вины и ответственности… А он-то ещё всю свою жизнь наивно полагал, что студентов во всяких этих там университетах вроде бы должны учить тому, как, типа, правильно зарабатывать бабло…
– А эта твоя цепочка на шее что-нибудь означает? – спросила Верена, подходя.
– Это такой замочек на удачу, – Кейр, усмехнувшись, бросил распечатку обратно на стол. – Китайский амулет…
Девушка хлопнула ладонью по стене рядом с его головой, и пространство вокруг тут же затянул уютный золотистый полумрак, разбавленный слабым светом от стоящего рядом со столом белого бумажного торшера. Этот свет показался Кейру удивительно тёплым и мягким, словно лёгкое пуховое одеяло. И вообще ему было как-то необыкновенно хорошо… хорошо и спокойно находиться сейчас здесь, в этой комнате.
Как будто Кейр на некоторое время забыл, что он тули-па, и даже забыл, что тули-па должен быть постоянно готов к удару в спину… и вообще вот это всё… То есть нет, не забыл, конечно – просто вот именно в данный момент это почему-то перестало казаться ему таким уж важным.
И, оказывается, Кейр успел даже как-то соскучиться по этому ощущению.
Впрочем, парень знал, что оно не продлится долго.
– Талисманчики, значит, любим при себе держать, а, мистер умник? – в голосе Верены снова послышалось лёгкое ехидство.
– Ага, типа того, – Кейр невольно широко улыбнулся, поднимая на неё глаза. – Говорят, отец был должен собрать у сотни мужчин по монетке, обменять их на серебро и переплавить его потом в такой вот замочек для сына. Но я пошёл более
