Оборотень (СИ) - Йонг Шарлотта

Герцог Шартрский, который во многом похож на своего кузена, нашего покойного короля Карла, серьезно уверял, что для меня будет создана новая должность главного обезьянщика короля. Кажется, он хлопотал обо мне, равно как и маленький герцог Бургундский, но, в конце концов, я получил пенсию, хотя и без должности, и, кроме того, мне перепадала случайная работа по переводу разных документов.

Я также играл удачно в карты. Даже играя честно, разумный человек всегда останется в выгоде, играя с придворными кавалерами. Таким образом, у меня скопилось довольно денег, чтобы купить маленькое имение с шато на берегу Нормандии, конфискованное после какого-то несчастного гугенота, бежавшего в Англию, почему оно и продавалось очень дешево. Оно давало право на имя Пильпиньон, которое я принял из жалости к языкам моих французских друзей. Итак, вы видите, дама моего сердца, что у меня есть положение в свете и собственное имение, куда я хочу отвезти вас, хотя и приобрел и то и другое за поимку обезьяны.

Он сказал далее, что остановился здесь ввиду удобства сообщения с противоположным берегом, где его старинное знакомство с контрабандистами могло быть полезно для связи с якобитскими заговорами.

– Как вам известно, – сказал он, – мой отец сделал для меня отвратительной всякую связь с вигами, не говоря уже о лестном внимании нашей королевы; поэтому я готов был сделать для ее партии все, что только было в моих силах, особенно после того, как мне удалось увидеть вас и когда бедный Чарнок сообщил мне, что вы еще были не замужем и жили в зависимом положении в Арчфильд-гаузе. Наша главная квартира была в Ромни-марш но, на всякий случай, мы имели за собою и этот уголок, что оказалось весьма кстати, потому что, благодаря этому обстоятельству, некоторым из нас удалось унести свою голову.

– О, сэр! Неужели вы участвовали в этом ужасном заговоре. Ведь это было убийство?

– Нисколько, если бы они только послушались меня. Голландец не выше меня ростом. Я соскочил бы ему на шею с одного из деревьев в его Гемптон-Кортском дворце, или из окна, и мы бы увезли его рекою, устроив ему свидание с дядей, чтобы выпросить у него прощения; а затем, для излечения чахотки, мы засадили бы его в С-т-Маргерит, в компании с Железной маской. После этого, конечно, назад; король возвращает свое; д-р Вудфорд – архиепископ, епископ, или что хотите, а присутствующая здесь девица – маркиза де Пильпиньон, или графиня Гэвант, что ей понравится.

Да, вот какие были у меня надежды, когда я возобновил свои отношения с контрабандною береговою торговлею, которая особенно усилилась со времени повышения пошлин, благодаря голландцу и его войнам, причем, много хороших людей должны были попрятаться по разным норам.

– Со времени последней весны, когда умерла принцесса и король потерял последнюю искру снисхождения к узурпатору, я разъезжал повсюду. Ромни-марш, Дрюри-лэн, Париж, кроме этого места и Пильпиньона, где есть прекрасная бухта для моей яхты «Ma belle Anniк», как ее называют бретонские матросы. Почти весь экипаж ее из бретонцев; нет лишней болтовни; но у меня есть здесь команда и из наших англичан; бравые ребята, готовые на все, будь то на воде или на земле.

– Черная шайка! – едва могла выговорить Анна.

– Не думайте, чтобы я сколько-нибудь был замешан, в их похождениях на больших дорогах, – сказал он, – разве только когда дело касалось королевского посланца или почты, но ведь это вопрос войны. К сожалению, моя красивая фигура трудно поддается переодеванию, так что мне приходится оставаться на втором плане и производить мои личные исследования в качестве собственного привидения.

– Значит, вы спасли маленького Филиппа? – сказала Анна.

– Мальчишку Арчфильда? Я не мог равнодушно видеть, как этот негодяй Седли посылал ребенка на верную смерть, кто бы ни был его отец; потому что у него было дурное на уме. Поэтому я и не особенно стеснялся, когда его хотели вздернуть.

– Как же вы назовете в этом случае поступок его родственника?

Перегрин только пожал плечами. Дальше выяснилось, что пока заговорщики надеялись на успех своего предприятия, он только наблюдал за Анною, намереваясь сделать ее своей в минуту торжества его партии; он рассчитывал тогда занять такое положение, чтобы отказаться от наследства в пользу своего меньшего брата.

Когда, вследствие доноса м-ра Пендеграста, их планы рухнули, сэру Джорджу Баркли и некоторым из второстепенных заговорщиков удалось воспользоваться содействием Черной шайки, и Перегрин скрыл их в хижине, устроенной им для себя.

Надеясь на свою безопасность, хотя в числе его уже разыскивали под именем Пирса Пильгрима, и де Пильпиньона, он все еще оставался тут, решившись во что бы то ни стало похитить женщину, любимую им в продолжение стольких лет. Переряженный капитан Берфорд присутствовал на суде, толкался в гостинице и собирал все сведения, между тем как прочие ожидали на береговых равнинах.

Сам Перегрин наблюдал за похищением Анны, но, не желая открыться ей тогда, вернулся раньше на остров, в то время как они огибали его в лодке.

– Никогда бы этого не было, – сказал он, – если б только я мог предвидеть эту ужасную погоду и каким страданиям вы подвергнетесь. Если б не эта буря, – и она ревет по-прежнему, – мы давно уже были бы обвенчаны попом, которого Берфорд должен был привезти из Портсмута; мы были бы уже по ту сторону канала, и мои люди приветствовали бы свою госпожу.

– Никогда! – воскликнула Анна. – Неужели вы думаете, что я соглашусь выйти за человека, который предает смерти невинного?

– Иногда приходится подчиняться, – сказал Перегрин. Потом, увидев, как она отшатнулась в ужасе, он прибавил: – Нет, не бойтесь насилия; но неужели ничего не заслужил человек, любивший вас все эти годы изгнания и готовый положить за вас свою жизнь? За вас – единственное существо, которое может побороть зло, преследующее его.

– Неужели таким способом вы боретесь со злом? – сказала она.

– Но, м-рис Анна, я готов известить судебные власти, что они собираются повесить человека за убийство того, кто находится в живых, если бы это было возможно; но никто не поверит этому без личного удостоверения, и всем, которые могли бы свидетельствовать, что я жив, грозит еще худшая участь, чем простая петля. Вы сами были готовы обвинить его, чтобы спасти этого негодяя.

– Нет, не готова. Это растерзало мое сердце. Но правда прежде всего. Я не могла решиться на такой грех. О! как можете вы? Злой дух действительно побуждает вас требовать от меня, чтобы я вместе с вами, вопреки всякой справедливости, предоставила судьбе этого невинного, благородного человека. Отпустите меня, я не предам вас здесь. К тому времени вы уже будете в безопасности во Франции; но я успею засвидетельствовать о том, что вы живы. Напишите письмо. Ваш отец с радостью под присягой засвидетельствует вашу руку, и, я думаю, что они поверят мне. Только отпустите меня.

– Что же останется тогда от тех надежд, которые я лелеял целую жизнь? – спросил Перегрин, – Я ждал вас, как Иаков Рахиль, и теперь все это отнимается, когда вы уже в моих руках, – и ради человека, который все равно хотел убить меня, если это ему и не удалось, и потом скрывался как трус, предоставив вам нести на себе все последствия!

– Он не поступал, как трус, когда он спас жизнь своего генерала, еще меньше, когда отбил знамя своего полка, еще меньше, когда он явился сам на суд, чтобы облегчить мои страдания и спасти жизнь невинного человека, – воскликнула Анна с сверкающими глазами.

Но прежде чем она успела высказать свои полные негодования слова, откуда-то появился Ганс, чтобы накрывать стол к ужину, и Перегрин со сдержанным проклятием направился к двери, чтобы впустить своих двух товарищей, которые с ругательствами, чуть не сдуваемые с ног ветром, ввалились в комнату.

Они вели себя сдержаннее за обедом. В это время небо как будто стало расчищаться, хотя ветер дул с прежней силой, и быстро покончив с едой, они опять ушли наружу, стараясь разглядеть с вершины скалы несколько кораблей, носившихся по волнам. Весь разговор за обедом был о том, выстоят ли они бурю и долго ли она продержится. Анна не знала тогда, кто они были, и заметила только, что они обращались с ней довольно вежливо, причем их отчасти сдерживал Пильпиньон, как они звали своего хозяина. Теперь она знала, что человек, которого называли сэр Джордж, был Баркли – главный деятель кровавого заговора, которым возмущались даже все честные тори, а капитан Берфорд был одним из многочисленных в то время авантюристов и браво, которые являлись поверенными самых развратных и буйных членов аристократии.