Оборотень (СИ) - Йонг Шарлотта

Новый ужас охватил Анну, не знавшую о его намерениях; но она не хотела предупредить того, чего смутно опасалась; уверенная, что только самообладание может спасти ее; так как бежать отсюда не представлялось никакой возможности, то она решилась выслушать его, сидя у огня камина в этой рыбацкой хижине, как она видела теперь, убранной разной добычею, вероятно, морского разбоя.

Рассказ его был длинный, далеко не последовательный и с перерывами, и все время его глаза, один желтый, другой зеленоватый, были устремлены на нее; она испытывала впечатление от этого взгляда, знакомого ей с детства, в котором было что-то отталкивающее и в то же время привлекающее, с одной стороны страх, с другой – влечение, как будто воля ее независимо от ее желания должна была подчиниться ему.

Несколько раз Перегрина вызывали и после полудня он просил позволения, чтобы его друзья обедали вместе с ними, так как другого удобного места в эту бурю для них не было.

Глава XXXI

СЕМЬ ЛЕТ

Какая-то странная судорога пробежала по фантастическому лицу и всей фигуре Перегрина, когда Анна спросила его:

– Так это действительно были вы?

– Я… или мой двойник? – спросил он. Когда?

Она сказала, и он, по-видимому, был удивлен.

– Так вы были там? Ну, вы все услышите. Вы знаете мою тогдашнюю обстановку: ваша мать, мой добрый ангел, в могиле, мой дядя далеко, отец, делающий все, чтобы довести меня до полного отчаяния, и Марта Броунинг, уже готовая наложить на меня свои большие красные руки…

– О, сэр, она действительно любила вас, и она гораздо умнее и снисходительнее к другим, чем вы думали.

– Я знаю, – он едко улыбнулся. – Она похоронила этого громадного шотландца, который был убит во время драки с контрабандистами еще при Протекторе, со всеми почестями в нашем семейном склепе, причем была произнесена скучнейшая проповедь о моем безвременном конце. Ха! Ха? – засмеялся он презрительно.

– Не смейтесь, сэр! Если бы вы только видели тогда своего отца! Отчего же никто не разъяснил ошибку?

– Может быть, никого не случилось поблизости, кто знал, или желал возиться с судом, – сказал он. – Ну, дома сделалось просто невыносимо: к тому же вы уезжали и не хотели даже взглянуть на меня.

Рыболовство было одной из тех забав, на которые не смотрел, косо мой отец, и он спускал мне, если я иногда пропадал по ночам, думая, что я со старым Пит Перрингом, таким же строгим пуританином, как и он сам; но у меня были друзья поживее и посмелее его. У них были знакомства среди французских беспошлинных торговцев по части коньяка и шелков, и когда они убедились, что на меня можно положиться, то ужасно стали дорожить мною, благодаря моему знакомству с французским языком. Таким образом я приобрел много друзей среди нормандских рыболовов и знал много укромных уголков по берегам, где можно было укрываться. Наконец я решился улизнуть вместе с ними и добраться к моему дяде в Московию. Благодаря картежной игре и выгодной продаже разных драгоценностей, накопившихся у меня во время моей службы при посольствах, мне удалось собрать изрядную сумму денег, и был еще один добрый ангел, которого я хотел взять с собою, если б мне удалось захватить его и связать ему крылья.

Теперь вы знаете, какие надежды у меня были в голове, когда я увидел вас одну, собирающую цветы в то утро.

Анна в отчаянии сжала свои руки; Чарльз действительно явился защитником правого дела.

– У меня было все обдумано, – продолжал он; – мой дядя с радостью встретил бы вас и примирил бы Я меня с отцом, или в противном случае, оставил бы мне и все свое состояние и устроил мою карьеру. Какое было дело этому неуклюжему олуху, да еще имея свою жену, мешаться между нами? Я ожидал, что скоро покончу с ним и научу его, как мешаться в чужие дела – В неповоротливый медвежонок, между тем как я брал В уроки у лучших учителей фехтования в Париже и Берлине; но иногда эти большие, сильные парни, благодаря их собственной неловкости, берут верх. И у него было злое на уме – это я видел по его глазам. Я полагаю, что пробудил в этом грубом деревенском пар не чувство ревности, благодаря некоторому вниманию к его несчастной маленькой жене. Как бы там ни было, он налетел на меня, как порыв ветра, и шпага его сделала свое дело. Толкуйте о его невинности!

Почему же он не убедился, был ли я жив, а спустил меня головою вниз в склеп?

Анна пробовала защищать его, но ответом была только злая, полупрезрительная улыбка; наконец он прервал ее словами:

– Ш-ш, ваша защита только увеличивает мою ненависть.

Сердце упало в ней при этих словах, но она больше не прерывала его, хотя слушала, пожалуй, с меньшей внимательностью, обдумывая свой образ действии.

– Не подозревая того, – продолжал он, – увалень этот распорядился для меня самым лучшим образом. Хотя я и не ожидал такой удачной встречи с вами так рано, но у меня в склепе было двое здоровых нормандцев, которые должны были выскочить оттуда, как только услышат мой свисток. Когда я полетел вниз к ним, бесчувственный и истекая кровью, как теленок, они не отнеслись к этому так равнодушно, как ваш защитник наверху, но перевязали рану и пытались остановить кровь. Услышав шум шагов над собою и зная, что наше предприятие имело не совсем красивый вид в глазах закона, они поспешили унести меня, бросив на месте все, что было со мною. Было ли это преследованием?

– О, нет; это, вероятно, были косцы.

– Конечно. Это место пользовалось дурною славою в народе; без сомнения, на них наводил ужас тот громадный шотландец, который теперь покоится в моей могиле; французы не знали туда дороги, так что все оставалось скрыто, пока не начала своих розысков м-рис Марта. Я пришел в сознание уже в лодке, откуда меня передали на борт дожидавшегося нас маленького люгера, который вместо Ольдерне, где я намеревался скрепить наши брачные узы, направился прямо в Гавр. На судне случился один иезуитский монах, которого я раньше встречал в свите герцога Бервика; но Портсмут оказался для него не совсем безопасным местом из-за дела епископов. Его уже было схватили, и он был обязан своею жизнью только здоровым кулакам бретонских и нормандских матросов, взявших его па судно. Это послужило мне в пользу, потому что без него вряд ли я был в состоянии выдержать способ лечения моих друзей. По приезде в Гавр он поместил меня в монастырь, где святые отцы прекрасно ухаживали за мною; и перед своим окончательным выздоровлением я решил соединить свою судьбу с ними или, скорее, с их церковью.

– О! – воскликнула Анна.

– Мне не удалось завладеть тою, близость которой всегда укрощала сидевшего во мне демона, а кровопускание почти прикончило его. Я был тих и смирен, как ягненок, находясь у добрых отцов. Кроме того, как часто говорил мой приятель в Турине, и они повторяли то же самое, – мое еретическое крещение принесло мне мало пользы, и я все время оставался «сосудом исполненным зла», каким меня считал и мой отец. Четки королевы также отчасти действовали на меня. Все старое кончилось, и предо мною точно открывалась новая жизнь. Господи! в каком тогда я был благочестивом настроении, когда она окрестила меня в день св. Петра. В честь его я был назван Пьер, или Пирс, оставив начальную букву моего прежнего имени.

– Пирс! О! не Пирс Пигвиггин?[29]

– Извините, Пьер де-Пильпиньон. Я имею право на это имя: но об этом после. Теперь я могу смеяться, пожалуй, плакать, при воспоминании о том возбужденном состоянии, в котором я тогда находился, точно я раздавил соблазнявшего меня змея и победил его, бросив вас, карьеру и свое положение. Было решено, что я посвящу себя церкви (не смейтесь!), и меня отправили в их лондонскую семинарию отчасти с целью сопровождать туда двух отцов, не знавших ни слова по-английски. Они правильно рассуждали, что там мне не грозила опасность быть открытым своим отцом, но они ошиблись в одном, что мы долго удержимся в этом месте. Дела принимали серьезный оборот, и становилось не безопасным показываться на улицах. В это время от одного друга в Голландии понадобилось доставить отцу Пьеру, или королю, весьма важное письмо, заключавшее известие о нахальной декларации принца Оранского – это было в вечер на Всех Святых – и мне было поручено, переодевшись в светское платье, которое сидело па мне лучше, чем на них, доставить его по назначению.