История Киева. Киев руський - Виктор Киркевич

любимый храм. Более вероятно предположение известного лингвиста А. Соболевского, что название иконы (если такая вообще была) связано с именем человека, привезшего ее в Киев, – купца Пирогоста. Подобное имя торгового человека присутствует в «Степенной книге».

Помимо Пирогощи в Нижнем городе существовало несколько менее значительных патрональных церквей. Они были деревянными и сведения о них до наших дней не дошли, а каменных было несколько. Археологи зафиксировали фундаменты церквей: Михайловской (Новгородской божницы) и Борисоглебской (Туровой божницы) – они упоминаются в летописях. Первая была собственным храмом братства новгородских купцов, постоянно живущих в Киеве и имевших на Подоле свой двор. Вторая, очевидно, принадлежала одной из ремесленных или торговых корпораций. Нужно добавить найденный недавно на пересечении Юрковской и Фрунзе Николаевский храм. На раскопанном фундаменте ХII в. построена деревянная часовенка.

Крупным ремесленным местом был также Копырев конец. Современные исследователи отождествляют эту местность с правым склоном Глубочицкой долины на отрезке от Жидовских до Подольских ворот. И здесь церкви были корпоративными, согласно последним данным, их было четыре. Две атрибутируются с большой долей вероятности по письменным источникам. Первый храм был выявлен на углу улиц Кияновской и Смирнова-Ласточкина. Второй был раскопан в 1947 г. неподалеку от первого. Находился на территории киевской Академии художеств. Он датируется ХI в. и, скорее всего, принадлежал монастырю Св. Симеона, известного из летописи. Третья церковь, расположенная немного ниже, была исследована П. Лошкаревым в 1878 г. и М. Каргером в 1947 г. Этот типичный храм ХII в. с высокой степенью вероятности отождествляется с церковью Св. Иоанна, о закладке которой в 1121 г. сообщает летопись. И наконец, четвертый – в Нестеровском переулке. По особенностям кладки датируется концом ХII в. Из перечисленных три, очевидно, принадлежали ремесленным цехам. Сомнения вызывает возраст Симеоновской церкви. По тому, что она шестистолпная в плане, можно утверждать – сооружение было построено раньше. Известно, что Симеоновский монастырь был основан Святославом Ярославичем во время его трехлетнего пребывания на княжеском столе после 1073 г., а фундатором церкви был Олег Святославич. Но позднее функции родового монастыря Ольговичей перешли к обители на Кирилловских высотах. А после трагических событий 1147 г. церковь, возможно, принадлежала ремесленному патрициату Копырева конца.

Князь Юрий Долгорукий и борьба за Киев

Ни один правитель Киевской Руси не удостоился столь широкой известности. Но вынужден констатировать: не за христианские добродетели и свершения, не за труды по укреплению своего государства, не за ратные подвиги. Стоит этому князю в столице соседнего государства памятник, и никакой другой князь не был изображен на медали, которую шестьдесят лет назад вешали на грудь всем и каждому.

Писать о человеке-памятнике – неблагодарная затея, но справедливости ради ограничимся протокольными сведениями, почерпнутыми лишь из трудов летописцев и признанных историков.

Родился младший сын Владимира Всеволодовича Мономаха приблизительно в 1090-х годах. После смерти отца в 1125 г. кроме него оставалось еще четверо братьев: Мстислав, занявший Киевский стол, Ярополк, князь Переяславский, Вячеслав, княживший вначале в Смоленске, а потом в Турове, Андрей во Владимире на Волыни. О Георгии (Юрии), давно княжившем в Ростове, Мономах в одном из писем говорит: «Да то ти съдит сын твой хрестьний (Мстислав) с малымъ братом своим (Юрием)».

Юрий настолько отчаянно, непрерывно боролся за великокняжеский престол, что и получил прозвище Долгорукий. Имя нарицательное и не связанное с физиологическими особенностями, а данное за личную способность – загребать, о чем образно говорит пословица: «С длинными руками под монастырь». На Украине еще образнее: «Очi – завидущi, руки – загребущi». В дальнейшем в книге я больше останавливаюсь на борьбе за власть. Но даже на этом фоне Юрий выделялся. Вот, вполне справедливо, и получил соответствующее прозвище.

С середины ХII в. почти столетие происходила беспрерывная сутолока (колотнеча) за Киев, и отсюда понятно, что столичный стол становится искушением для власть имущих. Но не за небольшую территорию Киевского княжества шла борьба, а за саму столицу. Следовательно, Киев в сознании современников был чем-то бо́льшим, чем простой удел. Таким образом, и это не подлежит сомнению, он сохранял за собой значение общеруського политического центра. Только тогда можно разобраться в этом калейдоскопе событий и станут понятны стремления Юрия Долгорукого и его сына Андрея Боголюбского, о чем пойдет разговор дальше.

Князь Юрий Владимирович Долгорукий. Худ. В. П. Верещагин

В то же время наметилась тенденция создания независимых от Киева государственных объединений, что особенно заметно в Полоцке, Суздале и, на другой социальной основе, в Новгороде. Но неоднократные попытки показать прошлое Руси ХII—ХIII вв. как сумму «историй» отдельных земель или княжеств – ошибочны. Отечественная история этого периода – единый и непрерывный процесс. В это время активизируется городская жизнь. Развиваются ремесленные объединения, интенсивнее растет купечество. Патрициат, в первую очередь торговый и финансовый, начинает играть все более заметную роль в общественной жизни страны. Он создает свою специфическую организацию, которая способствует консолидации сил для защиты своих профессиональных и классовых интересов, все активнее, и не без успеха, вмешивается в политические события, часто решая их в свою пользу. Другой важной силой, прежде всего в Киеве, выступило боярство. Борьба княжеской власти с оппозицией стала особенно характерной для описываемого периода. Часто судьба и даже жизнь зависели от бояр, так Андрей Боголюбский погиб от их рук, а Ярослав Осмомысл в Галиче не смог защитить от боярской расправы свою любимую жену.

Фоном всего происходящего по-прежнему оставалась повседневная свара между большими и малыми князьями, соревнующимися за сущие пустяки – отдельные местечки и села, за место в иерархической феодальной системе, за личные обиды и пустые оскорбления. При этом – никакой последовательности и принципиальности, отсутствие логики, калейдоскоп друзей и врагов приобретал неслыханную пестроту и сногсшибательность. Клятвы давались налево и направо, и тут же, без всякого зазрения совести, нарушались. В этой междоусобной чехарде потерялась сама идея государственности, которая когда-то вызвала ее к жизни. Как ни странно, но то время напоминает сегодняшний день – переоценки ценностей, отсутствия порядочности и последовательности у политиков, готовых продать всех и вся за корыто, перебегающих из одного лагеря в другой, до этого враждебный; в повседневной сумятице забывая о тех, кто их выбрал, кто надеется и ждет обещанного, и, не побоюсь громкой фразы – о своем народе. Сложилось мнение, что в будущем – наши годы – четверть века независимой Украины будут называть не руиной – это слишком громко, а болотом, переполненным низкими страстями представителей «бомонда» и политическим кваканьем «слуг народа». Последующим поколениям будет стыдно вспоминать это время!

Распри между феодалами были характерны для всех средневековых государств. Но понимание прошлого осложняется тем, что зачастую летописцы, запутавшись в клубке политических страстей, фиксировали с одинаковым усердием и по-настоящему важные, животрепещущие факты, и мелочные события, искажающие прошедшее и вводящие в