Рассказы и повести - Анатолий Безуглов

– Вы знакомы с матерью Георгия?

– Увы… Так ни разу и не выбрался к ним в гости. Впрочем, Жора всегда давал понять, что у них в доме не та обстановка. С родителями нелады… Да,– спохватился Аркадий,– вот вам небольшая деталь, отлично характеризующая Мару. Были они у меня в гостях. Я пошел проводить Мару и Жору на электричку. Шел дождь. Вокруг мокро, грязно. Представляете, Мара заметила под кустом кошку. Жалкую такую, замызганную, страшненькую. Сидит и трусится от холода. Мара взяла ее и отвезла домой. Она, кажется, до сих пор живет у них.

Кашелев вспомнил Мурку.

– Вот что значит душа! Многие разглагольствуют о доброте, сострадании. Маргарита говорила мало, она просто делала добро,– заключил Аркадий.

Прощаясь, следователь попросил его не говорить Георгию об этом визите.

Кашелев возвращался в Москву в полупустом вагоне. Перед его глазами все время стоял незаконченный портрет Маргариты.

Следователь сравнивал, сопоставлял. Две женщины, два характера. Маргарита и Валентина Сергеевна. Судьбе было угодно столкнуть два мира – мир любви и бескорыстия с миром денег и зависти. «Неужели добро так беззащитно?»– думал Кашелев. Вся его натура протестовала против этого.

Поезд уже мчался по Москве, сверкающей миллионами огней.

«Нет, нет,– твердил про себя Лев Александрович.– Зло должно быть изобличено! Изобличено и наказано!»

Подозрения Кашелева, что к убийству Маргариты причастна Валентина Сергеевна, все более усиливались. Он еще больше убедился в этом после допроса свидетельницы Анны Макаровны Блидер. Именно с ней поддерживала дружеские отношения умершая. Забегала поговорить, выпить чашку чая, иногда перехватывала десятку, когда дома не было ни гроша.

– Помню как-то,– рассказывала Анна Макаровна,– пришла ко мне Мара. Вся зеленая, бледная, а шутит. «Вот,– говорит,– обманула Жору, сказала, что я уже поела, чтобы ему больше досталось…» Ну, я тут же усадила ее за стол, налила борща. Смотрю на Мару, и слезы на глаза наворачиваются. Чтобы она ничего не заметила, я ушла на кухню.

Случай этот произошел тогда, когда Маргарита и Георгий еще учились.

– А что, родители Георгия им не помогали?– спросил следователь.

– Мара боялась Валентину Сергеевну, как огня,– ответила Анна Макаровна.– Признавалась, что, когда дома не было Жоры, запиралась на ключ в своей комнате. Особенно после истории с пирожками.

– Что за история? – заинтересовался Кашелев.

– Разве Жора вам не говорил?– удивилась Блидер.– У них как раз особенно туго было с деньгами. Буквально голодали. Валентина Сергеевна жарила пирожки, позвала Мару на кухню и предложила целую тарелку. Поешь, мол, горяченьких. Мара, чтобы не обидеть свекровь, взяла один. Надкусила, разжевала – хрустит. Потом рассказала мне: в начинку явно было подмешано толченое стекло. Мара так и не доела пирожок, выбросила в помойное ведро. Валентина Сергеевна поняла, наверное, что сноха разгадала ее замысел. Засуетилась, убрала тарелку с пирожками. После этого случая Мара боялась прикасаться к предлагаемой ей свекровью пище.

Кашелев снова допросил Георгия Велемирова. Тот подтвердил, что история с пирожками имела место. Но Валентина Сергеевна уверяла сына, что ничего не подмешивала в начинку. Во всяком случае – специально.

Следователь зашел к прокурору Жилину.

– Сергей Филиппович,– заявил Кашелев,-есть все основания предъявить Велемировой обвинение в убийстве своей снохи.

Прокурор попросил доложить подробности. Кашелев изложил факты и заключил:

– Намерение избавиться от Маргариты появилось у Валентины Сергеевны давно. Пожалуй, с самого начала совместной жизни молодых. От слов и угроз Велемирова постепенно перешла к делу. Сначала подсунула пирожки со стеклом. Затея провалилась. Маргарита перестала доверять свекрови. Следующая попытка, прямо скажем, фантастическая по своей глупости,– извести сноху при помощи колдовских чар Мишиной. Ничего, естественно, не вышло. Тогда Велемирова решилась действовать наверняка. Маргарита удушена. А самоубийство – инсценировка.

– Да,– согласился со следователем прокурор.– Так оно, скорее всего, и было… А как обстоит дело с самоудушением трехмесячного ребенка Георгия и Маргариты?

– Я послал материалы на заключение судебно-медицинской экспертизы. Ответ должен быть сегодня-завтра.

Кашелев вызвал повесткой в прокуратуру Валентину Сергеевну Велемирову. На это же время была вызвана машина с конвоем.

Велемирова зашла в кабинет следователя румяная с мороза, в добротном драповом пальто с меховым воротником, в оренбургском платке и хромовых полусапожках.

Глядя на ее сытое, самодовольное лицо, Кашелев подумал:

«Неужели у нее нет никаких человеческих чувств? Как можно после такого страшного злодеяния уверенно ходить по земле, спокойно спать, есть?»

Следователь предложил Велемировой раздеться и сесть. Она прочно устроилась на стуле.

– Валентина Сергеевна,– спокойно сказал Кашелев,– а ведь вы говорили мне неправду.

Велемирова усмехнулась. Но сквозь эту усмешку следователь сумел рассмотреть тревогу.

– Вот уж в чем не грешна, сроду не говорила неправды,– возразила с обидой Валентина Сергеевна.

– Не было между вами и снохой мира,– невозмутимо продолжал следователь.– Какой там мир! Вы ее ненавидели.

– Еще чего! – возмутилась Велемирова.– Кто вам сказал такую чепуху? Может, Мара и ненавидела меня, но я… Да если бы я не любила ее, стала бы такие поминки устраивать? Никаких денег не пожалела. Сколько народу помянуло Мару!

– Верно,– кивнул Кашелев,– поминки вы закатили на славу. А когда Маргарита с Жорой недоедали, вы почему-то не думали о них.

– Брехня! – взвилась Валентина Сергеевна.– Я всегда предлагала им деньги и…

– И пирожки,– как бы невзначай подсказал следователь.

Велемирова осеклась и вперила в Кашелева злобный взгляд.

– При чем тут какие-то пирожки? – наконец выдавила она из себя.

– Вот и я хочу спросить вас об этом же,– сказал следователь.– С какой целью вы потчевали сноху пирожками со стеклом?

– Ну знаете! Вы еще тут такого насочиняете!

– Зачем же сочинять.– Кашелев открыл дело.– Прошу, ознакомьтесь с показаниями вашего сына. Это же показала и соседка Анна Макаровна Блидер.

– Ничего я читать не буду! – отмахнулась Валентина Сергеевна.– Это же надо! Так оболгать родную мать! И главное, за что? За то, что я ему всю жизнь отдала, носилась с ним, как с писаной торбой! Вот она, черная неблагодарность!…

Велемирова еще долго патетически говорила о несправедливости, сыновнем долге и тому подобном. Следователь терпеливо ждал. Когда фонтан красноречия Велемировой иссяк, он спросил:

– Но был такой случай или нет?

– Не клала я в пирожки стекло! – решительно заявила Валентина Сергеевна.– Если оно и попало в начинку, то случайно. Муж мой держал на кухне банку с толченым стеклом.

– Зачем?

– А шут его знает! Он часто что-нибудь мастерит. Ну использовал для своих надобностей. Может, я нечаянно перепутала банки.

– Допустим,– кивнул Кашелев.– Теперь скажите, для чего вы приглашали в свою квартиру Мишину?

– Какую такую Мишину? – снова вздыбилась Велемирова.

– Марию Семеновну.

– Не знаю такую,– сказала Велемирова.

– Зато она хорошо знает вас,– сказал Кашелев.– И отлично помнит, когда была у вас и зачем. Интересно, сколько она взяла с вас, чтобы наслать на Маргариту порчу? – Следователь намеренно употреблял слова самой ворожеи.

– И вы верите ей?-покачала головой Валентина Сергеевна.– Старуха выжила из ума.

– Что она была у вас с определенной целью, верю. И что вы потом еще были у нее – тоже. А вот в ее якобы магические возможности я не верю. А вы? И честно говоря, удивляюсь.– Кашелев перелистал дело.– Вот, почитайте, что сказала Мишина.

– Что вы там заставили ее говорить, я не знаю и знать не хочу,– заявила Велемирова.– Сейчас вспомнила, что Мишина действительно была у нас. Заходила один раз. Но не ко мне, а к соседке Куреневой. Насчет Мары – брехня! Так и запомните: брехня!

– Ладно,– пожал плечами следователь,– вернемся ко второму декабря. Постарайтесь припомнить, что вы делали утром?

– А то вы не знаете,– буркнула Валентина Сергеевна.– Уж раз пять, кажется, говорила.

– Пожалуйста, расскажите еще раз. Подробнее.

– Ну встала, Пошла в магазин. Вернулась. Занялась делами по дому. Потом снова ушла в магазин,– отбарабанила Велемирова.

– За город не ездили?– спросил Кашелев.

– За город?– изобразила крайнее удивление Велемирова.– А чего я там не видела, за городом?

По красным пятнам, покрывшим ее лицо, Лев Александрович понял, что она близка к панике. Потому что Кашелев подступал к самому главному, тому, что, как она считала, никому не было известно. Уж для следствия – во всяком случае.