Святослав. Хазария - Валентин Гнатюк

К вечеру начальник Тайной стражи вновь предстал перед князем.

– Заговорили наши орлы визанские, покочевряжились малость, да потом заговорили, – доложил Ворон. – Есть у них такой старший стратигос Каридис, лис ещё тот! В Саркеле был вместе с тем стратигосом, которого ты, княже, казнил, а этот перед самым нашим приходом ускользнул. В бою с Каганом тоже был и опять сухим из воды вышел. Сейчас допытали койсогов пленных да яссов, и тут его след, – с их князьями похожий стратигос встречался и, дав им золота, пообещал вдесятеро больше, коли они против Руси выступят. Каридис приказал сим стратигосам в случае чего уходить в Фанагорию или Тьмуторокань. Туда, по его просьбе, должны подойти византийские корабли с воями и оружием. Ещё, княже, те хазарские князья, что уцелели в войне, опять роиться начинают. Пока ничего супротив нас не предпринимают, но кто знает, что им завтра греки посулят…

– Выходит, не будет мира на полудне, пока эти змеиные гнёзда не сковырнём, – размышлял вслух Святослав. – Теперь византийское оружие и деньги, воины и стратигосы – всё это через Фанагорию и Тьмуторокань к яссам, койсогам, бжедухам, булгарам волжским и прочим народам потечёт. Ох уж эта «любовь» византийская, вконец одолела! Что ж, знать, приспел час показать им любовь ответную! – решительно выдохнул князь и велел кликнуть темников. Дождавшись, когда соберутся, поведал им события последних дней и заключил: – Раз уж мы тут снова оказались, дабы в спину удара не ждать, велю оставшихся ясских князей, что слово данное порушили, разбить. Князей, уцелевших в хазарских климатах, тоже приструнить надобно. А потом примемся за византийские полисы. Так что, братья-темники, домой нам возвращаться ещё время не приспело!

И гулял князь Киевский ещё к хазарам и остаткам яссов, бил их воевод. И подлегли те народы Святославу до самой земли Иронейской, принесли ему клятву на мечах больше мира не нарушать.

Прохаживаясь в тени деревьев у реки, Святослав принимал гонцов и темников. Отпустив Издебу, который доложил о порядке в дружине, князь встретил начальника Тайной стражи. Тот пришёл с помощником, молодым смышлёным варягом.

– Что скажете? – обратился к ним Святослав.

– Изловили мы тех хазар, что мутили бжедухов, – отвечал Тайный тиун. – Бжедухи не хотели их выдавать, считая за путников, искавших убежища, а поскольку с ними у нас мир, то негоже было из-за нескольких лазутчиков тот мир с бжедухами рушить, ведь по обычаям древним хозяин обязан гостя защищать. Потому я послал Варяжка, – тиун кивнул на молодого, – тайно следить за ними. И когда хазары от бжедухов направились в византийскую Фанагорию, Варяжко схватил их и привёз в стан.

– Что рекут? – спросил князь.

– Признались, что к византийцам шли, но твердят, что, мол, против тебя, княже, никогда худого не мыслили. Что прикажешь с ними делать?

– У лазутчиков лисий язык, не имею я к ним веры. Таким лепше быть мёртвыми. Что ещё? – спросил Святослав.

– Реки ответ князю, – кивнул тиун молодому варягу.

Тот достал бычью кожу и стал читать по ней.

– В земле Иронейской, княже, замечены греческие стратигосы, что обучают иронейцев военному делу.

Святослав нахмурился.

– Вызови иронейских послов, – велел он Тайному тиуну, – и скажи им от моего имени, что кияне не хотят видеть в иронейцах врагов. А ежели они будут византийцев чтить и брать на службу их стратигосов, то пусть потом не жалуются. Напомни им о клятве верности, данной на мече, и о том, что наши праотцы с иронейцами издавна вместе и супротив готов, и супротив хазар сражались! Продолжай! – кивнул он варягу.

– Нынче дружина твоя, княже, по слову твоему, со всей землёй хазарской связана Станами и посадами. От каждого Стана до следующего – пять гонов, на каждом есть десятник со своим десятком воинов, сено, боевой припас и запасные кони.

– Добре сделано! – одобрительно хлопнул его по плечу Святослав. – Впредь те связи крепко блюсти, а кто нерадивость покажет – сажать в яму и судить решением темника.

– В Киеве Великий Могун, – продолжал читать Варяжко, – созвал всех кудесников на Великий Сход, чтобы читать книгу о единой Отцовской вере.

– Тоже добре! – похвалил князь. – Чтоб земля крепкой была, и веру такую же надо иметь. Надо, чтоб правил единый Лад и Закон, а князь бы его укреплял и на него опирался.

– А ещё, княже, по Киеву ходят волхвы и от веси до веси глаголют, что ты не князь Святослав, а сам Перун в человеческом облике!

Святослав засмеялся:

– Ну, то невеликое горе! Дякую тебе, друже!

И отпустил Варяжку.

– Где ты такого смышлёного юнца раздобыл? – спросил он у тиуна, когда варяг ушёл.

– На Торжище. Помощником у одного купца был. Приметил я его прилежание, обстоятельность и страсть к писанию, предложил дружине нашей служить, он согласился с радостью. Вот и записывает теперь всё, что знает, а потом мне докладывает. Пишет и славянскими чертами-резами, и варяжскими рунами, а я его помалу тайному письму обучаю, какими те письмена бывают и как их разгадать можно. Смышлёный он весьма, что мочало науку изведывательскую впитывает!

– Ну, порадовал ты меня службой своей, Ворон. Дякую! – Князь с благодарностью кивнул изведывателю.

Оставшись один, Святослав, весьма довольный недавней беседой, разделся и с наслаждением омылся в холодной реке.

Тело взбодрилось, а мысли, будто промытые студёной водой, стали ясными, потекли легко и свободно. «Надобно перед началом похода поговорить с темниками и волхвами, чтоб каждый понимал, куда и зачем мы идём», – подумал Святослав.

Затем, взойдя на курган, долго глядел на предгорье Кавказа – Альказрию, на горы, окутанные синей мглой и укрытые снегами вершины.

– Какую красоту создали боги! – проговорил он про себя. – И красота эта отныне принадлежит земле Киевской!

Спустившись, кликнул Издебу:

– Завтра поутру выступаем на Тьмуторокань!

– Слушаюсь, княже!

Хорс уже достиг на своей телеге захода и бросал на горы последние отблески.

В Стане звенели рога, созывая воинов на вечерю. Князь пошёл к дружинникам. На сей раз он подсел к воям Волынского полка, ожидавшим, когда поспеет наваристая с дымком каша. Князь вполуха слушал разговоры воев, одновременно думая о своём.

– Дядько Гурята, скоро ли будет готово? Ясти уж сильно хочется! – заговорил нетерпеливый молодой воин, обращаясь к степенному пожилому дружиннику, что колдовал у котла.

– Эх, Олесь, Олесь, неправильно тебя назвали, Торопило тебе имечко. Как до вечери доходит, так спешишь, что из парной в прорубь. – Гурята разогнулся и широким жестом плавно повёл рукой вокруг. – Гляди, красота-то какая! Помнишь, как в Ратном Стане рассказывал я о земле у гор Кавказийских, где Кий-отец град великий Киев Первый поставил. Разве ведал ты тогда, что сам по этой земле пройдёшь, а ты «ясти» да «ясти»! – укоризненно закончил степенный дружинник.

Молодой засмущался, невольно оглядываясь вокруг. Другие вои тоже стали глядеть, как снежные вершины Альказрии засияли розовым в лучах тихой вечерней зари, набросившей чудесный плат свой на край скоро темнеющей Сварги.

– Истинно речёшь, Гурята, – подтвердил коренастый, средних годов волхв, что был в числе трёх кудесников, кои вместе с танаисскими воями влились в дружину князя. – Земля сия святая для нас, потому как пятьсот лет тут богато и счастливо жили пращуры наши, трудом своим земле почтение и сыновнюю любовь доказывая. Тут простиралась великая держава Русколань, основанная отцом Орием и его сыном Кием, в которую входили славянские великие княжества – Голунь, Киевоградие и Сурож… Иронцы тогда в братстве с нами были и помогали крепко защищаться и от готов, и от хазар, и от прочих ворогов. Коли б не войны бесконечные кровопролитные, то не было б силы, могущей ту державу разрушить. Не пришлось бы нам сегодня столько жизней класть на поле ратном, чтоб алчную Хазарию одолеть…

Все притихли, слушая волховские слова, а князь шепнул стременному, чтобы потихоньку собрались тут темники и тысяцкие, потому как понимал, что после волховского слова у воя и рука крепче, и глаз вернее, а в сердце решимость неодолимая поселяется.

– А чья это земля раньше была, и потом, как Русколань пала, кто её населил, и чей есть град Тьмуторокань? – зачастил вопросами к волхву любопытный Олесь, забыв на время даже о еде.

– Земля сия издавна заселена была, – неторопливо зазвучала речь волхва, – комырями, скифами, сарматами, яссами, койсогами, булгарами, греками, армянами, адыгами, хазарами и многими другими народами, потому как края благодатные. На Киевщине-то сейчас прохладно уже, овсени, а тут вон тепло летнее, пастбища для скота привольные да места удобные для лодий морских. А от тех причалов тьма дорог издревле проторена в разные концы света – и на полудень, к грекам, и на восход к морю Хвалынскому и народам асийским, и на полуночь, аж до града Нова и моря Студёного. Оттого и град, что на берегу Боспора Киммерийского стоит, прозывается Тьмутороканью. Во времена князей Олега Вещего и Игоря в Тьмуторокани и Корчеве русский флот стоял, отсюда они ходили и на греков по морю Русскому, и на арабов в море Хвалисское и возвращались тоже сюда. Потом хазары с византийцами грады сии приморские захватили. А ещё, – добавил волхв, – в одном гоне от Тьмуторокани, тоже на морском берегу, стоит град греческий Фанагория, где эллины издавна добывали из недр земных смолу жидкую и из той смолы делали огонь греческий, коим пожгли корабли наши в первый поход князя Игоря на Царьград.