Горбун - Вероника Кузнецова

— Или это ничто, — закончила я.

По-видимому, горбун привык добиваться своих целей, потому что моё упорство его раздражило.

— Девушку, конечно, украшает скромность, — сердито сказал он, — но никогда не следует забывать про чувство меры. Не думайте, что мне так уж необходимо читать вашу повесть. Вы так упорно скрываете эту тетрадь, что мне уже расхотелось в неё заглядывать. Счастливо оставаться.

В этой тираде и поспешном уходе было что-то по-детски трогательное. Я поглядела вслед удаляющейся по дорожке сада сгорбленной фигуре и крикнула:

— "На взгляд-то он хорош, да зелен — ягодки нет спелой: тотчас оскомину набьёшь".

Ответом мне был весёлый смех, поэтому наше своеобразное прощание не оставило после себя неприятного осадка.

Реакция на бурные события бывает самой неожиданной. Оставшись наедине с тётей Кларой, я почувствовала, что засыпаю. Глаза у меня прямо-таки слипались, и я с ужасом думала, какое нечеловеческое усилие я должна над собой совершить, чтобы высидеть весь вечер с датчанкой, не имея возможности даже перекинуться с ней парой слов. Я вернулась в гостиную и села на диван, ощущая засыпающим сознанием, что губы мои сложились в привычную вежливую улыбку. Потом каким-то не совсем отключенным от реальности краешком мозга я поняла, что старушка убирает со стола, так что улыбаться, праздно сидя на диване, попросту неприлично. С огромным трудом я заставила себя встать, но умница-тётя Клара мгновенно избавила меня от всех моих мучений, что-то проговорив по-датски, озарив меня ласковой улыбкой и понятным во всех странах мира жестом предложив мне отправляться спать. Последний, о ком я подумала, засыпая, был не отравленный убийцей Ларс, не горбун, не тётя Клара, а Джеймс Хэрриот, английский ветеринар, написавший интереснейшие книги о своей жизни, работе и пациентах. В частности, он говорил о целительном действии искусственного сна, побеждавшего иногда верную смерть. Свой сон я не могла назвать естественным, так что какую-то пользу он был обязан принести, хотя бы избавив меня от немого общения с датчанкой. Кстати, наш Максим Зверев тоже упоминал о благотворном влиянии долгого сна на организм животного. А чем я хуже животного? Мне тоже необходим долгий, очень долгий, невероятно долгий сон.

Прогноз горбуна не оправдался, и старушке не пришлось быть моей единственной защитницей в ночные часы, которые, кстати сказать, промелькнули для меня мгновенно и незаметно. Утром выяснилось, что Ира вернулась из больницы довольно рано, очень удивилась, узнав, что я уже легла, посмеялась по этому поводу и до глубокого вечера просидела с тётей Кларой за кофе. Ларс чувствовал себя намного лучше, потому что благодаря вовремя принятым мерам, яд не успел всосаться, и сегодня его должны были выписать, так что после завтрака Ира собиралась подъехать к больнице. Туда же должна была прибыть и Нонна. Едва ли можно позавидовать несчастному писателю, вчера чуть не отправившемуся на тот свет, а сегодня, когда он ещё не оправился от потрясения и болезни, окружённому ревнующими друг к другу женщинами. Я бы на его месте предпочла добираться домой одна, даже если на это уйдут последние силы.

Вскоре после того, как Ира уехала, нас с тётей Кларой посетил горбун. Сегодня, выспавшись и приободрившись, я уже не была абсолютно убеждена, что преступник именно он, но на всякий случай решила не сообщать ему о выходе Ларса из больницы. Если Дружинин не замышляет дурного, то на его планы выздоровление писателя не повлияет, а если он вынашивает чёрные замыслы, то внезапное появление датчанина должно оказаться препятствием для их осуществления. Помимо этих не лишённых смысла соображений мною двигало желание хоть чем-то досадить человеку, считающему меня дурой, в чём, может быть, и была доля истины, но осознание этого не умаляло обиды.

— Как чувствует себя наш пострадавший? — после обязательных приветствий спросил горбун.

К счастью, тётя Клара отправилась готовить кофе и не могла нарушить мои хитрые намерения по сокрытию факта скорого появления среди нас Ларса. К двойному счастью, потому что издевательский тон гостя мне очень не понравился.

— Лучше, — ответила я. — Ира уехала к нему.

— Не сомневался, — кивнул Дружинин.

Это мне понравилось ещё меньше. Горбун со зловредной ухмылкой взглянул на меня и миролюбиво сообщил:

— Я принёс вам повесть Ларса в своём переводе.

Думаю, мне вряд ли удалось погасить огонь, вспыхнувший в моих глазах при этом известии, но голос мой прозвучал безукоризненно сухо.

— Спасибо. Я с удовольствием прочту.

Дружинина не обманула моя уловка, и он рассмеялся.

— Только вы уж не обессудьте: я не откорректировал текст, и в нём скрывается масса ошибок.

— Вы доставите мне огромное удовольствие, — утешила я его. — Очень люблю находить чужие ошибки, но, заявляю заранее, что терпеть не могу, когда находят мои собственные.

— Обещаю, что когда буду читать вашу повесть, то не найду ни одной ошибки… Sorry! Совсем забыл, что виноград хорош, да зелен. Вот повесть Ларса.

Стараясь сдержать нетерпение, я открыла тетрадь и, уяснив, какого рода перевод мне предложен, просверлила горбуна негодующим взглядом.

— Разве напрасно я вас убеждаю учить английский язык? — злорадно улыбаясь, спросил горбун. — Справитесь с переводом?

— Не знаю, — честно призналась я, кладя тетрадь на стол. — Ваш дядя приехал?

— Приехал.

— Сердился на вас за то, что вы его не встретили?

— Сначала сердился, но потом проникся нашими бедами.

Если горбун был повинен в двух убийствах и одном покушении, то едва ли его дядя подозревал об этом. Мне от всей души стало жаль несчастного старика, которому предстояло узнать в сыне родной сестры опасного и злобного преступника.

Тётя Клара бесшумно накрыла на стол и удалилась так незаметно, что мы не сразу осознали, что её уже нет в гостиной. Она принесла два прибора, и отсутствие третьей чашки меня неприятно озадачило. Я привыкла, что в нашем доме все собираются за одним столом: родители, дети, дедушки, бабушки, гости родителей, гости детей, словом, все, кто окажется в этот час в квартире.

— Куда она делась? — растерянно спросила я. — Пригласите её к столу, а то неудобно.

— That's right, — отозвался Дружинин, и этим мне пришлось удовлетвориться.

Итак, мне предстояло сидеть лицом к лицу с предполагаемым убийцей и мирно пить кофе. Знаете, в этом было нечто бодрящее, настолько бодрящее, что я почти не думала о мнении, которое сложилось у горбуна о моей персоне, а также о том, что я служила лишь ширмой для его гнусных дел. Прекрасно, пусть я буду глупой ширмой, но, может быть, убеждённость негодяя в моей недалёкости усыпит его бдительность, заставит сделать ошибку и поможет нам его уличить. Если же он ни в чём не повинен, то мне нет дела до мнения человека, с которым я навсегда расстанусь дней через двадцать.