Иван III - Николай Борисов

Не желая покориться надвигавшейся московской диктатуре (равно как и терять свои исконные права и привилегии), сторонники Марфы Борецкой видели единственный выход в том, чтобы обратиться за помощью к другому монарху — королю Казимиру IV.

Враждебный Новгороду московский летописец рассказывает, что, получив в конце 1470 года грамоту Ивана III, в которой тот в весьма высокомерном тоне призывал нареченного владыку Феофила в Москву на поставление, новгородские патриоты «начаша нелепаа, и развращеннаа глаголати и на вече приходящи кричати: „Не хотим за великого князя Московского, ни зватися отчиною его. Волныи есмы люди Велики Новъгород…“» (31, 284). (В действительности антимосковские выступления начались несколько раньше — летом или осенью 1470 года, когда владыка Иона был еще жив.) На вечевой площади разгорелись жаркие дебаты, порой заканчивавшиеся кровопролитием. Сторонники Москвы призывали сохранять традиционный пиетет по отношению к великому князю Владимирскому и митрополиту «всея Руси». Однако их голоса тонули в многоголосом реве толпы: «За короля хотим!!!».

В борьбе за власть Борецкие прибегли к традиционному для всех демократий способу межпартийной борьбы — подкупу. Московский летописец возмущается тем, что новгородские «изменники» начали «…наимовати (нанимать. — Н. Б.) худых мужиков вечников, на то за все готови суть по их обычаю» (31, 284). Наемные демагоги ударами колокола созывали вече и принимались выкрикивать антимосковские речи. Все возражения сторонников другой партии встречались воплями, криками, свистом, а порой и камнями. «И те наймиты… каменье на тех метаху, которые за великого князя хотят» (31, 284).

Трудно поверить в то, что «московская» партия в Новгороде была более разборчива в средствах, чем «литовская». Однако «западники», кажется, оказались богаче. Да и сам призыв «долой!» (в данном случае — долой верховную власть Москвы) обычно оказывается более привлекательным для толпы, чем призыв к спокойствию и сохранению традиционного порядка вещей. И хотя правом решающего голоса на вече обладали далеко не все, кто приходил на площадь, — настроения толпы не могли не влиять на исход дебатов. В итоге споры разрешились отправкой посольства к королю Казимиру IV. Двое именитых новгородцев («житьих людей») — Панфил Селивантов и Кирилл Макарьин — поехали в Литву. Король принял их с честью и, выслушав их прошение, отправил в Новгород на княжение литовского князя Михаила Александровича (Олельковича). Этот князь по вероисповеданию принадлежал к православию, а по родственным отношениям доводился двоюродным братом великому князю Ивану III. (Матерью Михаила была княгиня Анастасия Васильевна — родная сестра Василия Темного, выданная замуж за киевского князя Александра Владимировича.) Все это делало его наиболее подходящим кандидатом на новгородский стол.

Кажется, «литовская» партия в Новгороде была сильно разочарована результатом посольства. Король явно не хотел впутываться в конфликт. Вместо войск он прислал князя Михаила с неопределенными полномочиями. Приезд Михаила в Новгород не представлял собой чего-то необычного: литовские князья и прежде время от времени получали «в кормление» новгородские «пригороды» (Ладога, Копорье, Орешек, Корельский городок). Получали такие «кормления» и князья белозерского и смоленского дома, призванные уравновешивать на северо-западных рубежах влияние литовцев (171, 90–99). Однако каждый раз приглашение Гедиминовичей на новгородские «пригороды» имело явный политический подтекст, служило своего рода предупреждением для слишком настойчивой Москвы..

(Впрочем, следует иметь в виду, что все военно-политические построения того времени вписывались в треугольник Москва — Вильно — Орда. Соотношение сил было примерно равным. Объединение двух сторон против третьей неизбежно привело бы к ее уничтожению. Однако никто из серьезных политиков не хотел так сильно рисковать своим будущим. Задача всех дипломатических служб «треугольника» сводилась к тому, чтобы, во-первых, не допустить соединения двух других «триумвиров», а во-вторых, не дать втянуть свое собственное государство в заманчивый, но слишком рискованный союз «двух против одного». Вся эта политическая геометрия особенно ясно проявлялась в критических ситуациях. Москва со времен Ивана Калиты всеми силами уклонялась от участия в ордынско-литовских войнах. Ее примеру следовали и другие стороны. Орда не мешала Москве силой оружия решить спор с Литвой в 1368–1372 годах. Литовский великий князь Ягайло всего на день «опоздал» прийти на помощь Мамаю на Куликово поле. Московский князь Василий I не оказал никакой помощи своему тестю великому князю Литовскому Витовту, когда тот в битве на Ворскле в 1399 году попытался нанести сокрушительный удар по надломленной нашествием Тимура Золотой Орде. И все же в трудную для одной из сторон минуту призрак вражеской коалиции вновь и вновь возвращался.)

Не желая в одиночку вступать в конфликт с Москвой из-за Новгорода, Казимир IV готов был сделать это вместе с татарами. Под 6979 годом (1 сентября 1470 — 31 августа 1471) в некоторых летописях содержится следующий любопытный рассказ.

Король Казимир послал в Большую Орду к «царю» Ахмату татарина Кирея Кривого. Дед этого Кирея, Мисюрь, был холопом великого князя Литовского Витовта. Потом его купил у Витовта московский князь Василий Дмитриевич. В Москве жил и отец Кирея Амурат. Сам Кирей также поначалу служил в Москве. Но потом этот «купленный холоп» великого князя Ивана III по какой-то причине возненавидел своего хозяина и бежал в Литву. Отпуская Кирея в Орду, король дал ему грамоту к хану. В ней Казимир предлагал Ахмату начать совместные военные действия против Москвы. Это предложение король подкреплял богатыми дарами, которые Кирей вручил от его имени самому хану и его вельможам.

Посол короля прожил в Орде в ожидании ответа около года: «не бе бо ему (хану. — Н. Б.) с чем отпустити его к королю, и иных ради зацепов своих» (32, 229). (Учитывая сбивчивость летописных датировок, можно полагать, что Кирей находился у Ахмата в 1469–1470 годах.) В итоге он был отпущен назад ни с чем. Хан в этот момент не принял предложение Казимира.

(Идея совместного литовско-татарского похода на Москву была отложена на неопределенное время, но не забыта. К ней вернутся уже в 1472 году, когда в роли инициатора союза придется выступать уже не королю Казимиру, а самому Ахмату. Но на сей раз уже Казимир будет долго водить хана за нос, а в итоге оставит его один на один с московскими пушками на берегу Оки возле сожженного татарами городка Алексина. Та же ситуация повторится и в 1480 году во время знаменитого «стояния на Угре».)