Иван III - Николай Борисов

В Москве были сильно обеспокоены известием о новой церковной смуте. Великий князь Василий Темный отправил королю Казимиру послание, в котором убеждал его не принимать митрополита из Рима. В свою очередь московский митрополит Иона послал в Литву своих представителей — игумена Троице-Сергиева монастыря Вассиана Рыло и игумена Кирилло-Белозерского монастыря Кассиана — с наказом отклонить литовских православных от сотрудничества с митрополитом-униатом. Оба посланника были людьми бывалыми, имевшими определенный дипломатический опыт. Вассиан однажды уже посещал Литву. Кассиан ездил в качестве московского посла в Константинополь к патриарху (73, 505).

Вслед за этим (20 декабря 1458 года) Иона направил окружное послание литовскому духовенству с призывом отвергнуть Григория. Однако все усилия москвичей оказались тщетными. Митрополит-униат был признан королем и взял под свою власть всю православную иерархию Юго-Западной и Западной Руси. Новые отчаянные воззвания Ионы к местным иерархам не имели успеха. Сам же святитель уже не мог явиться в Литву по причине глубокой старости, а возможно, и благоразумной осторожности. Известно, что ровно за сто лет перед тем московский митрополит Алексей попытался явочным порядком восстановить утраченную им власть в литовских епархиях, но в итоге оказался пленником великого князя Литовского Ольгерда.

Обосновавшийся в Литве митрополит-униат Григорий оказался столь дерзок и самонадеян, что даже вознамерился после кончины московского митрополита Ионы в марте 1461 года занять его место. Эту идею поддержал король Казимир, направивший в Москву особое посольство для обсуждения церковных разногласий (73, 505). Разумеется, Василий Темный с возмущением отверг такое предложение.

Потерпев неудачу в Литве, московские духовные власти решили укрепить оборону. В конце 1459 года митрополит Иона созвал на собор всех епископов, оставшихся под его юрисдикцией. (Очевидно, открытие собора было приурочено к празднику Зачатия Пресвятой Богородицы — в воскресенье 9 декабря 1459 года.) Им велено было дать письменные клятвенные обязательства не иметь никаких сношений с митрополитом Григорием. В четверг 13 декабря 1459 года собравшиеся на собор владыки приняли обращение к литовским епископам с призывом сохранять верность Ионе.

Однако не все иерархи московской кафедры явились на собор. Как и следовало ожидать, отсутствовали новгородский архиепископ Иона и тверской епископ Моисей. Обоих неоднократно и настойчиво приглашали в Москву, но оба уклонились от явки под каким-то предлогом. Видимо, и новгородский, и тверской владыки хотели оставить за собой «поле для маневра». Угроза перейти под начало литовского митрополита-униата была сильным козырем в той политической игре, которую Новгород и Тверь все еще вели с Москвой. И понапрасну терять этот козырь оба иерарха не хотели. Впрочем, они все же отправили в Москву письменные заверения в своей преданности святителю Ионе.

Система высших властных отношений в Русской Православной Церкви в середине XV века отличалась некоторой неопределенностью. Поставление митрополита Ионы без санкции Константинополя в 1448 году представлялось мерой исключительной, вызванной уклонением константинопольского патриарха в унию. При определенных обстоятельствах решение Москвы вполне могло быть пересмотрено. «Если бы Константинополь не был взят турками и если бы в то же время на место патриархов-униатов снова явились в нем патриархи православные, то более чем вероятно, что прежний порядок поставления наших митрополитов снова восстановился бы на неопределенные времена» (73, 508). Однако после взятия Царьграда «бесерменами» патриарх стал назначаться по воле турецкого султана, который присвоил себе в этом отношении прерогативы византийского императора. Такой патриарх, даже и отрекшийся от Флорентийской унии, казался москвичам «неполноценным». Получая от него свое рукоположение, московский митрополит тем самым как бы косвенно подпадал под власть султана. Для израненного двумя веками татарского ига самолюбия русских это обстоятельство было очень болезненным. Поэтому ни митрополит Феодосии в 1461 году, ни митрополит Филипп в 1464 году не помышляли о путешествии на Босфор. Завоевание Константинополя турками в 1453 году как бы подвело черту под «византийским» периодом в истории Русской Православной Церкви.

Порвав с древней традицией, московские правители опасались «цепной реакции» — вспышки сепаратизма со стороны русских епископов. Дабы избежать этого, они даже обращались к отвергнутому ими Константинопольскому патриархату с просьбой официальным образом признать новый порядок избрания московских митрополитов. Это, конечно, было уже слишком. Возмущенные наглостью русских, греки решительно отказали. Однако здравый смысл и московские подарки сделали свое дело. В патриархии не стали поднимать вселенского скандала по поводу «измены» московитов, и вопрос остался открытым. Греки молчаливо признали московскую автокефалию. Однако любой политический кризис в Северо-Восточной Руси неизбежно угрожал возродить этот тлевший под пеплом молчания вопрос.

Церковный спор вновь обострился в 1470 году. Литовский митрополит-униат Григорий неожиданно объявил о своем разрыве с Римом. Он обратился к патриарху через своего посла с покаянием и прошением принять его под юрисдикцию Константинополя. Патриарх Симеон по каким-то причинам не исполнил пожелания Григория. Однако его преемник патриарх Дионисий безоговорочно пошел навстречу раскаявшемуся униату. Он не только признал Григория вполне православным иерархом, но даже расширил его полномочия. Помимо православных епархий Польши и Литвы, Дионисий передал Григорию власть над теми епархиями, которые доселе находились под властью московского митрополита. Патриарх отправил своих послов в Москву и в Новгород, требуя низложить митрополита Филиппа, а его полномочия передать Григорию. Дело происходило в момент, когда назревало новое столкновение Москвы с Новгородом. Несомненно, именно здесь, в хитросплетениях большой политики, и коренится причина неожиданного превращения митрополита Григория из униата в православного. Такой поворот событий создавал новые возможности для борьбы с неуклонно нараставшей московской экспансией. Наиболее эффективное противодействие этой экспансии — сближение Новгорода с Литвой — должно было получить развитие именно в церковной сфере. Привыкшие гордиться чистотой православия, новгородцы едва ли согласились бы признать своим духовным главой митрополита-униата. Иное дело — вполне православный, признанный столь же православным константинопольским патриархом литовский митрополит…