Практическая фейрилогия (СИ) - Грин Агата

— Спасибо, нет.

Рини села на самый краешек дивана и разгладила юбки платья, пошитого из вишневого бархатистого материала, название которого мне неизвестно — я вообще в модах не сильна. Платье было простое, но смотрелось великолепно. То же самое можно было сказать и о рини Фенн — она тоже смотрелась великолепно. Эти кожа, глаза, губы, волосы… Из холмов она вернулась еще более прекрасной, чем была.

Я даже не могла завидовать, только восхищалась. Вот кто бы смог заставить померкнуть красавиц-сидхе… Наверняка благие с большой неохотой отпустили Вайолет домой.

— Знаю, о чем вы думаете, — горько сказала красавица. — Как такая женщина, как я, могла вернуться в этот заурядный мир?

Весьма нескромная фраза, даже тщеславная, но ей позволительно говорить такое.

— Вы не могли не вернуться.

— Рини Кинберг… Магари — могу я называть вас так?

— Да.

— И вы называйте меня Вайолет, ведь мы с вами сестры — потому что поставлены в одинаковое положение. Нам обеим пришлось вернуться. Мы обе этого не хотели. Нет, не спорьте! Невозможно побывать в холмах и не заболеть. Я больна, Магари. Я всего неделю дома, и уже чахну, усыхаю, мне тошно…

— Мне тоже. Это пройдет. Так бывает со всеми вернувшимися. Это тоска по холмам.

— Я тоже фейриолог, — грустно улыбнулась Вайолет, — и знаю, что такое тоска по холмам, не тратьте на меня слова утешения, не отправляйте к врачам. Давайте говорить начистоту: тоска по холмам это нормальное явление. Любой адекватный человек, побывавший в холмах, будет страдать, оказавшись в нашем мире. Вы были у неблагих, но даже у неблагих лучше, чем в нашем мире, не так ли?

— Это дело вкуса.

— Вы хорошо спите, Магари? — протянула Вайолет, присматриваясь к моему лицу, ища на нем признаки болезни.

— Нормально.

— Как ваш аппетит?

Я непроизвольно коснулась своего живота. С момента возвращения из волшебной страны меня постоянно тошнит, голова побаливает, нервы шалят. Мне бы наведаться к врачу и заняться этим, только не хочется лишний раз отвечать на вопросы. Эдак я договорюсь до того, что расскажу им правду о том, что бог смерти выпил из меня пять лет жизни.

— Я, конечно, чувствую себя не очень хорошо, но эти симптомы вполне можно перетерпеть. Они пропадут через неделю-другую.

— А я не могу терпеть, — призналась Вайолет, и тоскливо обвела взглядом нашу гостиную. — Мир поблек. Еда не имеет вкуса. Люди кажутся куклами. Я представляю свое будущее в Кэнтоне, и содрогаюсь от ужаса.

— Вам ли содрогаться? Вы прекрасны, молоды, влиятельны, богаты, известны, счастливы в браке. Вы побывали у благих и вернулись. Вегрия вас обожает.

— Мне ничего этого не надо. Это не моя жизнь. Моя жизнь осталась в Кинни…

Я вздохнула. Вайолет гостила у благих, а это совсем не то же самое, что побывать у неблагих. Холмы благих, а особенно холм Кинни, это сосредоточие красоты и гармонии. Сидхе, живущие там, прекраснее всех прочих сидхе, и сам холм необыкновенный. Радужный свет, золотые деревья, изумрудные травы, единороги, яблони Богини — самые известные чудеса Кинни.

Глядя на гостью, я не могла не пожалеть ее. После холма Кинни оказаться в Кэнтоне… ужасно. Желая утешить ее, я сказала:

— Несмотря на всю красоту благих холмов, здесь, в нашем грязном скучном мире, у вас есть то, чего никогда не будет в холмах. Ваш муж, ваши дети, ваша…

— Муж? — прервала меня красавица. — Я терпеть не могу этого ублюдка. Он купил меня в девятнадцать лет и с ума сводил все эти годы. Ему важны моя красота и происхождение, но саму меня он презирает, как презирает всех женщин. Он богат, но его богатство и его объятия меня душат.

— А ваши дети?

— Дети… — Вайолет печально улыбнулась. — Мне мало их любви. Вы так молоды, Магари, вы не понимаете, что дети вовсе не залог счастья.

— Я практически ваша ровесница.

Вайолет пронзительно на меня взглянула.

— Сколько мне лет, по-вашему?

— Лет тридцать или около того.

— Тридцать восемь, — ответила она. — Да, мне тридцать восемь, почти тридцать девять. Вас удивляет, что у меня маленькие дети? Мне удалость забеременеть только в тридцать три, и за все годы бесплодных попыток я настрадалась столько, что возненавидела мужа, его мать-чудовище и все свое окружение. Да, я выгляжу моложе и не постарею, если не захочу, ведь я нашла секрет молодости и красоты.

— Ваша косметика, — кивнула я. — Все о ней слышали.

— Да, моя косметика творит чудеса, но красивое отражение в зеркале меня уже не радует, как не радует ничего в Вегрии. Я хочу жить иначе, хочу любить достойного мужчину, хочу развиваться в своем ремесле. Все это я могу найти в волшебной стране. Я всегда мечтала попасть в холмы, понимаете? Это была не блажь, а необходимость. Мое место там, в холмах, там я буду счастлива. И я имею права добиваться своего счастья, — решительно заявила она.

Я внимательнее посмотрела на женщину. Ее яркая красота отвлекала, слепила, так что не сразу становилось заметно, что уголки ее губ скорбно опущены, а под глазами тени. Даже чудодейственная косметика не скрывает бледности переживаний…

Какой уверенной в себе она была в Самайн, как высокомерно поглядывала на нас с Льютом, даже тот друид Максимус Ренг был с ней особо учтив. Но вот она у меня дома, без утайки и опасений рассказывает о своей тоске, и ничего в ней нет высокомерного…

Если верить ей, она всегда была несчастлива, несмотря на все свое богатство и красоту, и даже в детях не видит отдушины. Но раз дома ей так плохо, то почему она не осталась в Кинни? Об этом я и спросила.

— Я просила. Они не захотели меня оставить, — ответила Вайолет с горькой усмешкой. — По этой причине я и пришла к вам, Магари. Помогите мне.

— Но чем я могу помочь?

— Благие уже дали мне ответ, второй раз они меня не примут. Их испугала моя восторженность, они посчитали, что холмы меня очаровали, но это был просто восторг, а не магия холма. Я хочу попасть в неблагие холмы. Расскажите, как.

Покачав головой, я сказала:

— Поверьте, холмы неблагих — самые неподходящие для людей места.

— Вы хотите меня отговорить, чтобы остаться единственной в новейшей истории приглашенной в неблагие холмы?

— Дело не в этом. Я хочу вас отговорить, потому что неблагие опасны, их магия для нас зловредна. Поэтому они почти никогда не приглашают людей.

— Но вас пригласили, и вы не пострадали.

— Вы читали мои интервью? Им, по сути, было неважно, какого языкастого фейриолога приглашать. Можно сказать, это был случайный выбор.

В гостиную с подносом зашла бабушка; она каким-то неведомым образом сумела выйти из кухни, не выпустив Шапки. На подносе стояли две чашки на тарелочках, ложки, сахарница, сливочник, заварочный чайник и вазочка с вафлями, которые мы напекли с утра на завтрак. Бабушка величаво проплыла в гостиную, оставила нам поднос и поприветствовала гостью.

Вайолет встала, любезно поговорила с ба о погоде и маленьких громких собачках (Шапка все не унималась!) и, поблагодарив за чай, села на диван. Бабуля же, удовлетворив любопытно, ушла на кухню доделывать пирог.

Раз уж принесли чай, я разлила его по чашечкам. Вайолет взяла чашечку, сделала несколько глотков, прикрыла глаза и прошептала:

— Я не чувствую вкуса. А вы?

— Чай как чай. Вайолет, у вас ярко выраженные признаки тоски по холмам, вам нужно обратиться к специалистам, вам помогут. Это серьезный недуг, он может свести с ума.

— Значит, я давно больна, ведь грежу о холмах с детства… Я и на фейрилогию поступила, чтобы хоть как-то приблизиться к мечте. Но только когда достигла успехов в сфере красоты, получила приглашение. Что сделать, чтобы снова получить приглашение, но уже от неблагих?

— Ничего. Неблагие не пригласят больше никого, по крайней мере, в ближайшие годы. Им достаточно одного гостя, и этим гостем была я.

— Вы сами хотите вернуться?

— Нет, — решительно ответила я, хотя сердце протестующе екнуло. — Зловредная магия меня не прельщает, как и напыщенность фейри. Они нас, людей, человечишками называют, и это самое ласковое. Даже если они вас пригласят, то не предложат остаться: им доставит удовольствие выгнать вас и дать понять, что вы не фейри и вам не место в волшебной стране.