Протест - Филип Фармер

Том Зурван снова принялся ходить по комнате. Вилл Ишарашвили, рейнджер — лесничий Центрального Парка, нежная душа и муж, вечно находящийся под каблуком своей жены, слабо протестовал против изгнания из того дня, который по праву всегда принадлежал ему. Джеф Кэрд, создавая образ Вилла, допустил ошибку. Лепя личность пассивного, испытывающего отвращение к любому насилию мужчины, он зашел слишком далеко. В то же время он наделил Вилла непомерным упрямством и смелостью в сопротивлении насилию. Именно эти черты и вели сейчас Ишарашвили к смерти. Еще сохранявший жизнь, он постепенно угасал. Вместо того, чтобы прибегнуть как все остальные к силе, он строго держался заложенных в его характер принципов и скатывался на них к концу, буквально распадаясь на те элементы, из которых его создали.

Джеф Кэрд и другие вели себя по-иному. Хотя Зурван мысленно захлопнул за ними двери, закрыв их на замок, он тут же увидел, как двойники полезли через щели, о которых он и не подозревал. Оттолкнув их назад и зацементировав щели, он обнаружил, что двойники протискиваются сквозь стены, совершая своеобразное осмотическое проникновение.

(«Это на тебя не похоже, Зурван, — сказал Джеф Кэрд. — Ты же, кажется, религиозен и всегда считался человеком благородным, с высокой моралью. Истинный сын Божий. Ты должен испытывать радость от возможности принести себя в жертву ради блага других. Но, видать, это не так. Ты тверд и безжалостен, как те безбожники, которых ты хулишь в своих молитвах. Что случилось, Отец Том?»)

(«Да он просто лицемер, вот в чем дело», — вставил Чарли Ом.)

(«Конечно, лицемер, — поддакнул Уайт Репп. — Он никогда не был тем человеком, за которого себя выдает. Только и делал, что проповедовал абсолютную истину и честность. Признайся в грехах своих! Излей душу! Освободи себя от вины и стыда! Стань цельным человеком, простым и искренним! Он же все скрывал от своих приверженцев, а заодно и от всей общественности, что является иммером. Ему было даровано то, в чем он всегда отказывал своим слушателям: право на гораздо более длинную жизнь. Этот благообразный человек был и остается простым преступником. Он принадлежит к секретной и противозаконной организации. Он — самый настоящий иммер!»)

— Заткнитесь! Заткнитесь! — кричал Зурван.

(«Да. Ложись и безмолвно подыхай, — сказал Джим Дунски. — Надо же облегчить задачу лицемеру. Ну в крайнем случае можно немного похныкать».)

(«Хнычь, маленький нытик, бездушный небесный пес, — изощрялся Боб Тингл. — Только не на то дерево ты лаешь, проповедник Том. Божественный пес взял неверный след».)

— Что вы от меня хотите?! — прокричал Зурван.

Его резкий тон на какое-то время успокоил их. Что бы он ни предпринял, им ничто не поможет. Да и ему самому. Он не мог отказаться от привычки прошлого быть сегодня одним человеком, а завтра совсем другим. Такого места, куда бы они могли отправиться, чтобы вновь стать самими собой, просто не существовало. Не было такого места, где бы он снова смог быть Отцом Томом. Он стоял перед лицом смерти, так же как и все остальные. Если иммеры схватят его, то несомненно сразу же убьют. Если он попадет в руки органиков, то все пойдет по давно установленной процедуре: после суда его отправят в специальное заведение для умственно неустойчивых. Если лечение ознаменуется успехом, то его, Зурвана, просто не станет, он растворится. Впрочем, как и все остальные, включи и Джефа Кэрда. Человек, который покинет стены больницы после лечения, возможно и будет носить имя Джефа Кэрда, но личность его уже никогда не останется прежней.

Если же лечение окажется безрезультатным, он будет стоунирован и отправлен в хранилище до лучших времен, пока ученые не изобретут какое-нибудь новое, более эффективное средство. Неизбежно, рано или поздно о нем забудут: он станет собирать пыль в каком-нибудь огромном помещении вместе с миллионами других — тех, кто уже попал туда, и миллиардами, которым еще предстоит там оказаться.

— Да, я иммер, — бормотал он. — Я провалился. Почему? Я думал, что я и в самом деле сын Божий, что я верую в то, в чем пытаюсь убедить других. Я верил! Верил! Но Создатель сделал меня несовершенным!

Он прикусил губу и начал поглаживать несуществующую уже бороду.

— Не надо винить его! Он дал тебе возможность проявить свою волю! Ты обладал всеми средствами, чтобы исправить пороки! Не нужно было закрывать на них глаза! Ты был слепцом по своей воле! Творец создал тебя зрячим!

(«Ты забыл, что я твой Создатель», — сказал Джеф Кэрд. Голос его прозвучал негромко и где-то совсем рядом.)

Зурван завопил и повалился на пол. Катаясь взад-вперед по ковру, он кричал:

— Нет! Нет! Нет!

Наконец стихнув, он довольно долго лежал на спине, уставившись в потолок.

(«Черт подери, не пора ли нам положить конец этой агонии? — не выдержал Чарли Ом. — Надо сдаваться самим. Так или иначе нас поймают. По крайней мере сейчас еще не поздно избежать встречи с иммерами».)

(«Среди органиков слишком много иммеров, — откликнулся Джим Дунски. — Они до нас доберутся, найдут какой-нибудь повод расправиться с нами еще до допроса. Как бы то ни было, я не собираюсь сдаваться».)

(«Настало время решающего сражения, — сказал Уайт Репп. — И пусть победит сильнейший. Вставай с пола и будь мужчиной, Зурван. Борись! До конца! Не слушай этого неудачника, этого пьяницу!»)

Зурван поплелся на кухню, словно продираясь сквозь сладкую вату. Он выпил большой стакан воды, сходил в туалет и вымыл лицо холодной водой. Затем он подобрал свою наплечную сумку и поковылял к выходу.

(«Эй, ты это куда направился?» — спросил Ом.)

(«Он собирается сдать нас, — сказал Боб Тингл. — Органики вытряхнут из нас душу наизнанку, а затем посадят в стоунер. Подумай об этом, чудак!»)

(«Я ничего не хотел сказать плохого о тебе, — оправдывался Ом. — Просто пошутил, я хотел тебя разозлить, чтобы посмотреть, как ты будешь реагировать».)

(«Не делай этого! — просил Кэрд. — Может быть, еще есть какой-то выход!»)

Зурван закрыл за собой дверь и направился к лифту.

— Я не собираюсь сдаваться, — сказал он. — Просто пойду погуляю. Не переношу сидения в темном помещении. Мне необходимо подумать. Нужно…

В чем он действительно сейчас нуждался? В каких-то возможностях, когда все невозможно.

(«Когда лабораторная крыса не находит выхода из лабиринта, — пустился в сравнения Кэрд, — когда она сталкивается с неразрешимой проблемой, когда она в полном замешательстве, крыса просто ложится и умирает».)

— Я не крыса! — ответил Зурван.

(«Нет, конечно, нет. Ты даже не крыса, а всего лишь фантазия! Не забывай, я — твой создатель. Я — реальный человек — придумал тебя. Ты — вымысел!»)