Сокровища наместника - Алекс Орлов

— Тело моют, Бурраш. Мочалом и щелоком, а потом растираются сушеной ромашкой или даже просто ржаной соломой.

— Эй, дорогу! — раздалось спереди, и троица встала к забору, пропуская четырех пятнистых коров и рыжего быка, которого пастух вел на веревке, привязанной к продетому в нос кольцу.

— Такому попробуй не уступить дорогу, — прокомментировал орк, которому понравился бык своими размерами и мощью. — Вот это зверюга! Ему был кольчугу хорошую да рога наточить и пускать на цепи! Любое каре сомнет!..

— Кстати о коровах, молочка бы попить парного. Ну или любого молочка, — заметил Ронни. — Я в городе раза по три в неделю молочко покупал, потому как работа была нервная, а от нервов всякие болезни.

— Это что-то новое из жизни воров — молоко и все такое прочее, — заметил Мартин. — В наше время воры только пиво пили и перегонку. Да еще такую скверную, что просто жуть.

— А чего его мыть, тело-то? — вернулся орк к прерванной теме. — Грязи в городе немного, почва песчаная, а стало быть, и в дождь тут вполне себе чисто. Или они по болотам шляются?

— Моют тело не для того, чтобы чистым было, а чтобы облегчение получить, понимаешь? — поделился с ним Ронни. — Это как перегонку пить, только без похмелья. Мы раньше с приятелем одним бегали к старому порту, там года четыре назад один с севера баню поставил, и можно было ходить мыться за два денима. За это еще давали пучок свежей ржаной соломы, которую можно было в кипящем котле замачивать. Я сначала думал — глупости, зачем вору париться? Но приятель постарше меня был, показал, что и как. Я после паренья этого неделю по веревкам лазил, как обизьян какой. Так мы раз в месяц туда забегали.

— Небось морской водой мылись? — уточнил Мартин.

— Мылись морской, но споласкиваться давали пресной.

— В мою бытность лиссабонским вором у нас была не баня, а банные апартаменты в плотницкой слободке, ее сейчас не стало — всю скупили да застроили. И вот там приходилось платить за парилку по серебряному терцию.

— Ничего себе развлечение! — возмущенно воскликнул орк, и от его голоса за соседним забором зашлась лаем собака. — Я вон пойду в озеро упаду и не заплачу ни монеты, а бывают еще канавы проточные — ныряй сколько хочешь. А тут — серебро платить!..

— Эх, Бурраш, — вздохнул Мартин, умиленно глядя на проезжающие мимо возы, груженные прошлогодней свеклой. — За это серебро тебя мыли чистым настенным щелоком специальные люди, потом растирали куском овчины, смоченным в кунжутном масле с добавкой полыни, и после того, как ты посидишь в предбаннике, заводили на полку и давай тереть распаренными травами. Потом холодной водой окатят, еще раз теплой и на выход, а там закутают в простынку и отваром угостят — на сушеной вишне.

— Эй! — воскликнул Ронни, живо представив себе всю эту картину. — И часто ты туда ходил, Мартин?

— Нет, только три раза и получилось. Всегда что-то мешало, то дела воровские, то к девкам ходить наладишься. Тут уж не до мытья.

— Все это баловство и только, — категорично заметил орк, поправляя лямки ранца. — Как и все ваши щеточки и белая глина, от которой пена изо рта и аж в уши стреляет.

— Так ты попробовал? — засмеялся Ронни.

— Ну, а как не попробовать, если вы каждый день ею травитесь, да еще нахваливаете? Конечно, попробовал, не сдержался. Едва отплевался потом. Но зато теперь точно знаю — баловство.

103

Так, за разговором, они вышли на небольшую площадь, где торговали дровами и дублеными шкурами. Видимо, с утра торговля была пошире, о чем свидетельствовали ямки от встававших в ряд возов, но сейчас уже был разгар дня, и народу на площади набиралось не больше двух десятков, включая торговцев.

— Может, спросить кого, где тут пожрать можно? — предложил Ронни.

— А и спрашивать не надо, вон там и пожрать, и переночевать можно, — сказал Мартин, указывая на квадратный двухэтажный дом с высоким крыльцом, над которым на цепи висели большая медная тарелка и ложка.

— Очень вовремя, а то в брюхе уже музыка начинается, — высказал Бурраш, и они направились в сторону гостиницы, у коновязи которой стояла одна-единственная лошадь.

Путники поднялись на крыльцо и зашли в заведение, которое начиналось с большого обеденного зала человек на сорок, но сейчас здесь было меньше полдюжины посетителей, да и те экономили, как могли, заказывая вчерашние закуски и кислое пиво, а хлеб доставали из котомок свой. На таких много не заработаешь, и хозяйка, высокая дама лет тридцати и с хорошими формами, поднялась из-за конторки и поспешила навстречу гостям, которые, по всему было видно, прибыли издалека, а значит, могли и поесть хорошо, и остаться на ночлег.

Особенно много надежд было связано с орком, хозяйка знала, что они иное ели.

— Прошу вот сюда, гости дорогие, к самому окошку. Этот столик только вчера скоблили, видите — совсем белый! — заворковала хозяйка.

Гости прошли к указанному месту и стали снимать ранцы.

— Ой, да вы с дубинками — ну чисто разбойники! — пошутила владелица заведения и засмеялась низким волнующим смехом, и Ронни задержал взгляд на ее колышущейся груди.

— Нам бы покушать, — пробасил орк, больше сосредоточенный на запахах, которые доносились из кухни.

— Все самое лучшее, только…

— С этим у нас порядок, — сказал Мартин, показав серебряный терций.

— Я и не сомневалась, господа хорошие, — обрадовалась хозяйка. — Что будете заказывать?

— А давайте нам всего, что есть, понемногу, — предложил Мартин. — Супы, запеканки, мясо, соленья. Несите все из расчета на троих.

И перехватив обеспокоенный взгляд орка, Мартин поправился:

— То есть я хотел сказать — на четверых.

С прибытием новых гостей на кухне забегали, застучали сковородками и кастрюлями, аппетитных запахов стало больше, и в них появились сладкие медовые нотки. Наконец стали выносить еду.

Гости не торопились, чтобы не объесться, ведь на следующий день им предстояло снова идти пешком.

Дольше всех, как и следовало ожидать, держался Бурраш. Он сменил двенадцать блюд и дошел до каши со сливками и изюмом. К этому времени Мартин с Ронни уже сошли с дистанции и вяло потягивали клюквенный морс.

— Хозяйка, а приготовьте нам просторную комнату, — попросил Мартин, когда хозяйка с кухаркой прибежали забрать посуду.

— Ой, да я уже догадалась, господа хорошие! Милости просим на второй этаж, там у нас самые чистые комнаты.

Отяжелевшие от еды гости поднялись наверх, волоча за собой ранцы. Им предложили две комнаты на выбор, и они взяли ту, которая выходила окнами во внутренний двор, поскольку хозяйка сказала, что на площади из-за торговли по утрам бывает шумно.