Тайный Союз мстителей - Хорст Бастиан

Мы зашагали быстрей, времени у нас оставалось в обрез.

Окончив свой рассказ, учитель Линднер вытер мокрое от дождя лицо. Ребята, сидевшие рядом, притихли. Они даже избегали смотреть на него.

Постепенно молчание стало угнетать. Учитель выпрямился и заговорил снова:

— На чем это я остановился? Ах да, граница по Одеру и Нейсе, какая она…

Альберт встал.

— Ладно уж, — сказал он.

— «Ладно»? Вы же хотели знать…

Обратившись к Друге, Альберт прервал его:

— Всегда-то он думает, что мы дураки!

Прозвучать это должно было злорадно, но Альберт был плохим актером и не сумел скрыть своей взволнованности. Должно быть, с ним происходило что-то хорошее.

Тот, кто умеет смотреть вглубь, никогда не утратит надежды. А учитель Линднер умел это, и он не проронил больше ни слова.

Глава одиннадцатая

НЕ ДЛЯ СЕБЯ ОДНОГО ЖИВЕТ ЧЕЛОВЕК

Главная грунтовая дорога через бецовские поля была вконец разбита, прямо хоть скачки с препятствиями устраивай! Сплошные выбоины, непросыхающие ямы. Что же тут удивительного, если то и дело ломались колеса телег, а то и оси. В самую страду нередко опрокидывались фуры, доверху груженные снопами или сеном.

Окружной совет выделил Бецову немного денег на починку этой дороги. Но их хватило только на закупку шлака. Работать должны были сами жители. Но все они были заняты на сенокосе. Кто же виноват, что шлак подвезли в самый разгар лета. Опять какой-то бюрократ в округе постарался! Но разве бранью дело поправишь? Надо браться за работу, и чем скорей, тем лучше. Оставишь шлак в кучах лежать до зимы — его затопчут в грязь, развеет ветер.

Шульце-старший придумал выход. Он предложил: пусть каждый хозяин внесет немного денег в школьную кассу, а школьники займутся ремонтом дороги. Так и поступили. Уже больше недели ученики с энтузиазмом трудились на дороге. Правда, большинству из них приходилось помогать родителям в поле, но ведь и после того как подоят коров, можно урвать часок для себя и сбегать поработать с ребятами на дороге. А уроки? День летом длинный — хватит времени и на уроки.

Калле, поднимая пыль, шагал рядом с маленьким Вейделем по обочине и подгонял нескольких замешкавшихся учеников:

— Эй вы, мешки с трухой! Поживей давайте! А то я из вас душу вытрясу!..

— Ты смотри, как бы мы из тебя самого душу не вытрясли! — пригрозил ему один из парней и приблизился на опасное расстояние.

— Ах, вот оно что! — поспешил Калле перейти к обороне. — Вы, оказывается, живые люди! На вид этого никак не скажешь, — и отскочил в сторону, иначе горсть шлака угодила бы прямо в него. Они тут же вместе с маленьким Вейделем пустились наутек.

— Все равно вы мешки с трухой! Все равно! — кричал маленький Вейдель, оглядываясь на бегу.

Словно кролики, скакали они через канавы, которыми был изрезан луг. По пятам за ними — преследователи. В конце концов Калле все же угодил в одну из канав.

Послышался злорадный смех. Калле с арьергардом в лице маленького Вейделя медленно побрел восвояси. Должно быть, между обоими беглецами начало завязываться что-то похожее на дружбу.

Весь вечер на дороге не утихал веселый ребячий смех. Птицы, устав за день петь, убрались на ночь, зато кузнечики и цикады тоже очень весело трещали. Каникулы, а с ними и пионерский поход с каждым днем приближались. Воображение учеников лихорадочно работало. Казалось, не существовало большего счастья, чем право участвовать в этом походе, и чем больше они заработают денег, чем лучше они будут работать, тем веселее пройдет и поход. Ребята заработали почти все деньги на велосипеды, и учитель Линднер узнал, где можно будет их приобрести. Он объездил весь округ, писал письма, но теперь наконец-то добился своего. Через две недели ребята отправятся за велосипедами.

Альберт и Друга держались в стороне, и, несмотря на все усилия, учителю не удавалось установить с ними контакт. Работали они спустя рукава, и не проходило дня, чтобы не покинули строительства раньше всех. Разговаривали они мало, а когда кто-нибудь пытался прийти им на помощь, они просто садились на землю. Это был явный протест, и все это так воспринимали. Только Родику они терпели. Она трудилась рядом с ними — разравнивала шлак, перед тем как ребята его укатывали и утрамбовывали. Может быть, это само время примирило их? Сначала Альберт из-за чего-то накричал на Родику, потом спросил, что задали на дом, и в конце концов они уже, оказывается, разговаривали. Не то чтобы они говорили друг с другом по душам — настоящего доверия не было, но они хотя бы делали вид, что между ними ничего не произошло.

Порой, когда Друга и Альберт отдыхали, вид у них бывал сердитый: да, они недовольны, но не только вообще, они недовольны и самими собой. На их лицах можно было прочесть примерно следующее: «Не воображайте, будто мы так и рвемся в поход, раз вы уж так уверены, что мы убийцы. И если мы сейчас помогаем вам, то только потому, что не хотим вам портить игру. Но вся эта волынка здесь никакого удовольствия нам не доставляет!»

Правда, они никому не позволяли работать за себя, но и перевыполнять норму не перевыполняли, — это они предоставляли другим.

Учитель Линднер ломал себе голову: что с Другой и Альбертом? Может быть, всему наперекор они хотят доказать: Тайный Союз мстителей существует? Но нет. На самом-то деле Альберт только притворялся. Он давно уже понял: учитель Линднер и все те, кто с ним, борются за подлинную справедливость. Но сердце — сердце его не хотело признать себя побежденным. Мальчишеское сердце может быть таким сильным, что в состоянии заковать в цепи целый мир или же разорвать цепи, в которые закован этот мир. Дело в том, что ребятам с сильным характером особенно трудно дается шаг от сознания к признанию, ибо для этого им надо победить самих себя. В день похорон Ганса Альберт осознал, что учитель был прав. Но разве он мог пойти к Линднеру и сказать: «Я ошибся, вы оказались правы. Вот как оно!» Нет, этого он, конечно, не мог, и потому он теперь разыгрывал из себя упрямца, который в крайнем случае позволит попросить у себя прощения…

А Друга имел свои основания, чтобы быть недовольным. Ему переход на сторону учителя дался бы не так тяжело, как Альберту. Общий интерес Други и учителя к литературе, поэзии давно уже превратился в нечто большее. Друга с помощью Линднера научился думать по-иному, думать более правильно. Только с Альбертом ему нельзя было об этом говорить. Стоило ему заикнуться, как Альберт сразу же взрывался: «Пожалуйста, ступай к нему, ступай к синим, если я тебе больше не нравлюсь! Сам должен разбираться, на чьей ты стороне».

Постепенно между ними возникло отчуждение. Хотя Друга и догадывался о том, что происходило с Альбертом, он все же был зол на него. Если они и дальше будут плыть против течения, то очень скоро все станут смеяться над ними. Друга боялся этого, но оставить Альберта одного он тоже не мог. И это не было признаком трусости, желанием оттянуть окончательное решение. Друга поступал так из чувства товарищества.

Больше всего забот доставлял Альберт своей сестре Родике. Хотя она и стыдилась своего «героического» прошлого, но перед другими всегда была готова защищать брата. Она верила в Альберта, была привязана к нему и очень боялась, как бы все остальные ученики и учитель Линднер не махнули на Альберта рукой, если он и дальше будет так упрямиться. Она хотела доказать им, что он уже очень изменился. Но как? Как это сделать? В конце концов она все же придумала. Тайком, никому не сказав ни слова, она пробралась в «Цитадель» и притащила оттуда один из захваченных когда-то мстителями пионерских галстуков. Однажды вечером она взяла да явилась с повязанным синим галстуком на участок дороги, где работали все ребята. Это произошло три дня назад. Первым на Родику обратил тогда внимание учитель Линднер.

— Пожалуйста, не говорите Альберту, что меня еще не принимали в пионеры, — предупредила его Родика.

Учитель рассмеялся.

— Вот как! Но тебя примут, Родика. Как только ты захочешь вступить в пионеры, тебя непременно примут!

— Да нет, я и не хочу! — пролепетала она. — Нет, правда, мне еще надо обдумать все как следует.

Не могла же Родика сказать учителю, что, если она сейчас вступит в пионерскую организацию, это будет предательством по отношению к Альберту. Она же хотела вместе с ним вступить в пионеры. В конце концов ведь они брат и сестра! Но сейчас ей необходимо обмануть брата, и если Альберт смирится с синим галстуком на сестре, это будет означать половину победы. Во всяком случае, остальные ребята немало подивятся, что Альберт позволяет Родике носить галстук. Пусть никто не думает, что он такой плохой.

Должно быть, учитель понял ее с первых же слов или сделал вид, что понял.

— Хорошо, бегай с галстуком, сколько тебе заблагорассудится, и подумай о том, когда ты вступишь в пионеры, — сказал он, подмигнув Родике.