Переговоры - Фредерик Форсайт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но, надеюсь, не сейчас, – заявил Стэннард.
– Правильно, правильно, – поддержал его Рид. – Еще есть время. Горе наверняка пройдет, он поправится и станет таким, каким он был прежде.
– А если нет? – спросил Уолтерс.
Его немигающий взгляд окинул всех, сидевших в комнате. Майкл Оделл резко встал. В свое время он участвовал во многих политических схватках, но холодность Уолтерса ему никогда не нравилась. Тот никогда не пил и, судя по его жене, занимался любовью сугубо по расписанию.
– Хорошо, мы будем следить за этим, – сказал он, – Теперь, однако, отложим решение этого вопроса. Вы согласны, джентльмены?
Все кивнули в знак согласия и встали. Они отложат рассмотрение вопроса о применении Двадцать пятой поправки по крайней мере на некоторое время.
* * *Это было сочетание земель в Нижней Саксонии и Вестфалии, знаменитых своей пшеницей и ячменем, простиравшихся к северу и востоку, а также кристально чистой водой расположенных неподалеку холмов, что сделало Дортмунд городом пива. Еще в 1293 году король Нассау Адольф дал гражданам небольшого городка на юге Вестфалии право варить пиво.
Стальная промышленность, страхование, банки и торговля пришли позже.
Но основой всего было пиво, и в течение столетий жители Дортмунда сами выпивали большую его часть. Промышленная революция середины и конца девятнадцатого века добавила третий ингредиент к зерну и воде – жаждущих рабочих фабрик, выраставших как грибы вдоль долины Рура. В начале долины, откуда можно было видеть на юго-западе высокие трубы Эссена, Дуйсбурга и Дюссельдорфа, стоял город, как бы между зерновыми прериями и клиентами. Отцы города воспользовались таким положением, и Дортмунд стал пивной столицей Европы.
Всем пивным делом заправляли семь гигантских пивоварен: «Бринкхоф», «Кронен», «ДАБ», «Штифте», «Риттер», «Тир» и «Моритц». Ганс Моритц был владельцем наследственной фирмы, а также главой династии, насчитывающей восемь поколений. Но он был последним человеком, который один владел и контролировал свою империю, что сделало его очень богатым. Видимо, это богатство, а также широкая известность побудили банду «Баадер-Майнхоф» похитить его дочь Ренату десять лет тому назад.
Куинн и Сэм остановились в гостинице «Ремишер Кайзер Отель» в центре города, и Куинн почти без всякой надежды стал исследовать телефонный справочник. Номера резиденции там, конечно, не было. Тогда он написал личное письмо на бланке отеля, вызвал такси и попросил доставить его в главную контору пивоваренного завода.
– Ты думаешь, твой друг все еще здесь? – спросила Сэм.
– Он здесь, – сказал Куинн, – если только он не за границей или в одном из своих шести домов.
– Однако он любит переезжать с места на место, – заметила Сэм.
– Да, так он чувствует себя в большей безопасности. Французская Ривьера, Карибское море, лыжный домик в Швейцарии, яхта…
Он был прав, полагая, что вилла на озере Констанц была давно продана, так как именно там состоялось похищение.
Куинну повезло. Они ужинали, когда его позвали к телефону.
– Герр Куинн?
Он узнал этот глубокий культурный голос. Этот человек говорил на четырех языках, и его можно было по голосу принять за концертирующего пианиста. Возможно, ему и нужно было быть пианистом.
– Герр Моритц? Вы в городе?
– Вы помните мой дом? Должны помнить. Когда-то вы прожили там две недели.
– Да, сэр, я помню его, я только не знал, сохранили ли вы его до сих пор.
– Все тот же старый дом, Рената любит его и не разрешает мне сменить его на какой-нибудь другой. Чем могу быть полезен?
– Я хотел бы встретиться с вами.
– Завтра утром, в десять тридцать.
– Обязательно буду.
Они выехали из Дортмунда на юг по Рурвальдштрассе, оставили позади промышленный и торговый район и въехали во внешний пригород Зибурга.
Начались холмы, заросшие лесом, и усадьбы богатых людей, спрятанные в этих лесах.
Усадьба Моритцов занимала четыре акра парка на узкой дороге, идущей от Хоэнзибургштрассе. На другой стороне долины монумент Зибурга смотрел на Рур и шпили Зауэрланда.
Дом был превращен в крепость. Весь участок был обнесен высоким забором, ворота были стальные, а на сосне неподалеку была прикреплена телевизионная камера. Кто-то наблюдал за тем, как Куинн вышел из машины и сообщил о себе в микрофон, расположенный около ворот и закрытый стальной решеткой. Через две секунды ворота открылись, а когда машина въехала, закрылись вновь.
– Герр Моритц наслаждается уединением, – заметила Сэм.
– У него есть на то причины, – сказал Куинн.
Он остановился на дорожке из темного гравия перед белым домом, и слуга в ливрее впустил их в дом. Герр Моритц принял их в элегантной гостиной, где их уже ожидал горячий кофе в серебряном кофейнике. Его волосы стали белее, чем их помнил Куинн, а на лице появилось больше морщин, но рукопожатие его было таким же твердым и улыбка такой же серьезной.
Не успели они сесть, как дверь отворилась и молодая женщина застыла на пороге в нерешительности. Лицо Моритца посветлело. Куинн оглянулся.
Она была довольно хорошенькая и чрезвычайно застенчивая. На месте двух мизинцев были обрубки. Куинн подумал, что ей должно быть около двадцати пяти лет.
– Рената, котеночек мой, это мистер Куинн. Ты помнишь мистера Куинна? О, да, ты не можешь его помнить.
Моритц встал, подошел к дочери, пробормотал что-то ей на ухо и поцеловал в макушку. Она повернулась и вышла. Моритц сел на свое кресло.
Лицо его было бесстрастным, но нервные движения пальцев выдавали внутреннее волнение.
– Она… так и не пришла в себя полностью. Лечение продолжается. Она предпочитает оставаться дома, редко выходит куда-нибудь. После того, что эти скоты сделали с ней, она никогда не выйдет замуж…
На большом рояле «Стейнвей» стояла фотография смеющейся озорной девочки лет четырнадцати на лыжах. Это было за год до похищения. Через год Моритц нашел ее в гараже. Резиновый шланг от выхлопной трубы шел в закрытую кабину. Мотор автомобиля работал. Об этом Куинну сообщили в Лондоне.
Моритц сделал над собой усилие.
– Извините, чем могу быть вам полезен?
– Я пытаюсь найти одного человека. Он приехал из Дортмунда очень давно. Он может быть до сих пор еще здесь, или в Германии, или за границей, или в могиле. Я не знаю.
– Ну, для этого есть агентства, есть специалисты. Конечно, я могу нанять….
Куинн понял, что Моритц думает, что ему нужны деньги, чтобы нанять частных детективов.
– Или вы можете обратиться в службу регистрации по месту жительства – Einwohnermeldienst.
Куинн покачал головой.
– Не думаю, чтобы они знали о нем. Он наверняка не станет добровольно сотрудничать с властями, но думаю, что полиция за ним приглядывает.
Согласно правилам, граждане Германии, переезжающие в новое жилище в стране, должны известить об этом Офис регистрации жильцов и сообщить свой старый и новый адреса. Как и большинство бюрократических систем, она работает лучше на бумаге, чем в жизни. Те, с кем ищет встречи полиция или налоговое управление, как правило, нарушают этот порядок.
Куинн рассказал историю этого человека по имени Вернер Бернгардт.
– Если он до сих пор в Германии, то по возрасту он должен работать, – сказал Куинн, – если только он не переменил фамилию, а это значит, что у него есть карточка социального страхования, он платит подоходный налог, или кто-то платит за него. Судя по его прошлому, он может быть не в ладах с законом.
Моритц задумался над сказанным.
– Если он законопослушный гражданин, пусть даже бывший наемник, и если он никогда не нарушал закон в Германии, то на него нет досье в полиции, – заявил он. – А что касается чиновников налогового управления и социального страхования, то они сочтут это конфиденциальной информацией и не ответят на ваш или даже мой запрос.
– Но они ответят на запрос из полиции, – заметил Куинн, – я полагал, что у вас найдутся друзья в городской или земельной полиции.
– Ах, – сказал Моритц.
Только он знал, сколько денег он пожертвовал на благотворительные цели для полиции города и земли Вестфалия. Как и в любой стране, деньги – это власть, и оба эти элемента могут купить или получить информацию.
– Дайте мне двадцать четыре часа. Я позвоню вам.
Он был верен своему слову, но его тон, когда он позвонил в гостиницу на следующее утро после завтрака, был отчужденный, как будто кто-то вместе с информацией предупредил его о чем-то неприятном.
– Вернер Рихард Бернгардт, – сказал он, как будто читая по бумажке, – сорока восьми лет, бывший наемник в Конго. Он жив, находится в Германии. Работает у Хорста Ленцлингера, торговца оружием.
– Спасибо. А где мне найти господина Ленцлингера? – спросил Куинн, записывая эту информацию.