Сумерки человечества - Кирилл Тимченко

Нисколько не колеблясь, я выстрелил и ему в лицо. Пуля, выпущенная буквально в упор, попала между глаз, заставив сойтись в кучку осоловелые глаза насильника. Не издав ни звука, он свалился на девчонку, прижав ее своим весом. Грохот выстрелов уже взбудоражил весь бордель, поэтому пришлось потратить еще пару патронов, стреляя над головами и заставляя людей падать или пригибаться, старавшихся избежать ранения. Избежав таким образом столкновения с напуганной толпой, мы с Андреем выскочили в коридор, где все уже говорило о серьезном взрыве, нанесшем сильные повреждения.

Обломки перекрытий, какие-то непонятные куски камня и кирпича, раскрошенные и обгорелые, мертвые тела, скрученные в самые неестественные позы, крики и стоны раненных и умирающих. Все ближайшие торговые палатки взрывная волна, вырвавшаяся из помещения Торга, разнесла на куски, разбросав остатки товаров среди тел и обломков. Те посетители, которым «повезло» не погибнуть в первые секунды взрыва, корчились от боли, пытаясь закрыть рукам ужасающие раны. Поражающие элементы, какими была забита вся бомба до отказа, при взрыве буквально разодрали людей на части, рикошетили от стен, пола и потолка, врезаясь в тела под самыми невероятными углами. Многие из тех, кого не зацепило взрывом, как и мы, выскочили из палат или из коридоров, в ужасе от случившегося широко раскрывая глаза. Кто-то бросился на помощь, но нашлись и такие, кто принялся собирать разбросанный по полу товар, радуясь неожиданной добыче. Картина побоища, в общем, была безрадостной.

- Делай как я, - бросил Андрею, переводя оружие на автоматический режим стрельбы. Сразу стрелять, конечно, не собирался, но охрана могла появиться в любое мгновение. Со вторым пультом от бомбы на стоянке я был обвиняемым номер один. И сказка о том, что я якобы где-то его нашел, вряд ли бы нашла себе подтверждение. Зато такая находка сделала бы вполне законным мое избиение до смерти.

Выбежав в коридор, без всякого стеснения побежал по следам взрыва к помещению торга. Под ногами что-то скрипело, иногда спотыкаясь о мертвые тела, а подошвы скользили в горелой крови, но на все это можно не обращать внимание. Меня больше беспокоила внезапно возникшая мысль, что мозг был поврежден далеко не у всех убитых, а это значило, что изуродованные и порубленные тела вполне могли воскреснуть, если никто не упокоит их до конца.

Внутри помещение торга выглядело еще ужаснее. Взрывная волна прошлась по залу, никого не щадя. Если бы не гарь от начинавшегося пожара, от которой уже першило в горле, и начали слезиться глаза, то один только запах свежей крови мог бы остановить на пороге любого здравомыслящего человека. К таковым я себя уже давно не относил, а потому с разбегу перепрыгнул иссеченные шрапнелью тела охранников и побежал по залу, не обращая внимания на тошнотворное чавканье под ногами. И даже такой взрыв не убил всех в помещении. Многие были просто ранены. Тяжелые или вовсе смертельные ранения припечатали их к полу. Кто-то, завидел меня, закричал о помощи, другие просто стонали, потому что боль настолько заполнила сознание, что не хватало сил даже издать членораздельный звук. Не обращая внимания на еще живых и пренебрегая уже мертвыми, я добрался до платформы, с которой и вели торг. На ней вповалку лежали несколько тел, связанных единой цепью. Взрыв произошел почти перед ними, и шансов спастись не было совсем. Тех мужиков в чалмах, стоявших перед нами, взрывная волна разнесла по всему залу. И верхняя половинка одного из них, со свисающими из ужасной дыры, которую даже раной язык не поворачивался назвать, внутренностями, лежала здесь же, брошенная взрывом к ногам аукционера.

Тот, на удивление, был еще жив. Частично его спасла трибуна, с которой и вел торг. Превращенная в щепки, она как-то сыграла роль щита. Палка о двух концах… Потому что те же щепки, размером с небольшой нож, торчали из тела аукционера, местами проткнув его насквозь.

Вместе с ранами от шрапнели, вырвавшей куски мяса из ног и оторвав полностью левую руку, как и страшно изувечив правую, они подписывали приговор на мучительную смерть. Он мог бы умереть и от болевого шока, но остался жив и даже был в сознании. Притормозив рядом с ним, я остановил

Андрея, который чуть не пронесся мимо, к разбитой двери в подвал. Оттуда уже стучались, крича о помощи и прося объяснить, что произошло. Но тяжелые засовы с подвесным замком оставались на месте, выдержав все повреждения. Отодрать их не представлялось возможным, нужен был ключ.

Аукционер, протянул ко мне изуродованную культю, пытаясь что-то сказать окровавленными губами. Легкие, пробитые в нескольких местах, отвечали только бульканьем и свистом. Понимая, что даром теряю время, я не мог удержаться и не ответить. Настолько было велико мое отвращение к этому человеку, сделавшему своей работой продажу свободных людей в рабство, к вещи, да еще и гордившемся этим, и я посчитал хоть под конец сказать ему свое мнение обо всем этом. Присев на одно колено, и глянув в другой конец зала, где появились первые охранники, боязливо оглядывающиеся и вытаскивая тела, я сорвал маску и посмотрел ему в лицо. Глаза аукционера, полуослепленные, залитые кровью, широко раскрылись, а сам он что-то замычал, стуча культей по полу. От каждого движения щепки еще глубже уходили в тело, но он этого просто не замечал.

- Узнал меня, - прошипел я почти ему в ухо. Темная сторона моей натуры, казалось, упивалась его болью и страданием. Раньше за собой я таких чувств не замечал, но раньше я и не взрывал почти три сотни человек.

Каждый из них, наверное, заслуживал смерти. Только даже если брать на себя ответственностью как судьи, нельзя получать из этого удовольствия, иначе сам станешь такой же бездушной тварью, мучающей других людей ради собственной персоны. Даже еще хуже, потому что они показывают себя открыто, а ты будешь прятаться за маской той лжи, что когда-то была правдой. Ради дела, ради других людей, чести и справедливости делаю это…

Повторяешь каждый раз, убивая человека. И уже даже не задумываясь, заслужил ли он смерти или виноват только в том, что ты решил его убить.

- Узнал, вижу, - повторил я уже более спокойным голосом, топча опасные чувства и сосредотачиваясь только на той задачи, ради которой сюда пришли, - Скажи, где ключ от двери, тогда я облегчу твои муки, - с этими словами достал пистолет и приложил его к голове аукционера, - один выстрел и тебе больше не больно. Где ключ? Просто ткни пальцем, если не можешь сказать. Хоть как-нибудь укажи.

Аукционер, может, и пытался что-нибудь сказать, но не мог уже физически.

Несколько судорожных рывков, и его глаза закатились, а истерзанная грудь в последний раз поднялась, чтобы опуститься уже навеки. Поднявшись, я увидел фигуру одного из охранников, внимательно на меня смотрящего. Он уже тянулся к пистолету, но мой выстрел все равно оказался первым. Пуля попала в живот, согнув человека пополам. Схватившись за рану, он упал среди трупов, крича, что нашел бандитов. Сразу же еще несколько человек выскочили из обгорелого проема, падая среди тел и укрываясь за ними, как в окопах, открыли огонь. Первые очереди были неприцельными, шли далеко мимо, но таким опытным стрелкам требовались секунды, что толком пристреляться. Мы с Андреем тоже повалились на пол. Друг мой тоже несколько раз выстрелил, но я жестом велел ему прекратить. Звуки очередей, сливавшихся в единый шум в таком небольшом помещении, усиливались эхом, отражавшимся буквально от всего, кроме, разве, пола, усеянного мертвыми телами. Шум стоял невероятный, поэтому общаться можно было только на пальцах.

- Пускай они ближе подойдут. Пусть будут уверенны, что уже победили, – постарался на пальцах передать свои слова, но так и не поняв, понял ли мою просьбу Андрей, или она так и осталась для него неразборчивой мешаниной движений. Однако, он согласно кивнул и прижался к полу плотнее, перестав стрелять и выжидая.

- Надо открыть дверь, - крикнул он, когда первоначальный азарт  у охраны пропал и беспрерывная стрельба прекратилась. Теперь они, как и мы, дожидались ошибок противника, держа его позиции под прицелом и пытаясь разглядеть выступающий из-за укрытия участок тела. Без оптики это было делать очень трудно, поскольку все тела, живые и мертвые, мешались в одну кучу.

- Попробуй прострелить замок, - я перевернулся на спину и, приложив автомат к груди, посмотрел на Андрея, - мне отсюда неудобно, а ты к нему даже ближе.

Тело аукционера, завалившееся на бок, за которым я прятался, несколько раз дернулось.

Решив, что в него попали пули, я только крепче прижался, боясь, что меня заметили, но крик боли, раздавшийся из коридора, заставил задуматься в этом решении. Так мог кричать только человек, на которого напали зомби.

Истерический вопль живого существа, столкнувшегося с плотоядной мертвечиной, спутать было очень трудно. Был в нем какой-то первобытный трах перед мертвыми и их жестокими расправами. Ни в одном крике боли нет столько отчаяния, как в крике человека, которого схватили и начинают поедать мертвецы.