Наследники - Евгений Федоров

Горные власти потихоньку сбежали из Екатеринбурга, и пугачевские войска постепенно окружали город. Авангарды Белобородова разместились по селам и деревням, расположенным неподалеку от Екатеринбурга. Вскоре должно было прекратиться всякое сообщение с городом. Так как повстанцы не допускали туда обозов с продовольствием, цены на хлеб быстро возросли. Прицениваясь на базарах к зерну, Селезень ахал: бравшие ранее по восьми копеек за пуд купцы теперь требовали по семнадцать копеек и более…

«Ох, плохо, весьма плохо! — тревожился приказчик. — Как я только проскочу в Нижний Тагил!»

Обеспокоенный увиденным и услышанным, угрюмый Селезень поздно вечером вернулся на постоялый двор. За окном синели ранние сумерки, кричало воронье, примащиваясь в соседней роще на ночлег. В большой темной избе за тесовым столом сидели ночлежники, потные бородатые мужики, и играли в зернь[13]. Слабое пламя лучины едва освещало возбужденные лица игроков, среди которых сидел брюхатый с толстым багровым носом шатучий монах. Широкоплечий, здоровенный, он весь был покрыт буйными волосами. Жесткие пучки их лезли из ноздрей, из ушей, покрывали толстые проворные пальцы, рыжим пламенем бушевали в огромной курчавой бороде. Из-под нависших косматых бровей инока лукаво глядели шустрые глаза. Подле него на столе стояла жестяная кружка для сбора пожертвований. Монах опускал в нее выигранные медяки и серебрухи. Потряхивая скарбницей, он басом провозглашал:

— Чада мои милые, кто еще?

Везло шатучему! Рядышком пристроился Сидорка Копеечкин и алчно смотрел на проворные руки монаха. Он восхищался проворством инока:

— А ну-ка, отец, кинь еще косточку!

Селезень неслышно подошел к столу и подсел к игрокам. Мужики хмуро выкладывали на стол медяки. По лицу Копеечкина растекался пот, борода была взъерошена.

Монах загремел костяшками, ухмыльнулся в бороду и снова провозгласил:

— Во имя отца и сына и духа святого! Начнем, милостивцы, новый кон!

Он невидимо, ловко перебрасывал кости. Мужики-ротозеи очарованно смотрели на мелькавшие волосатые руки и не замечали шулерства. Копеечкин то проигрывал, то внезапно и ему перепадал медяк.

Пламя в светце потрескивало. На крепостной каланче пробили полночь, в избе стало душно, парно. Мужики, злые, с опустошенными карманами, один за другим покидали застолицу.

— Куда, милые? — с улыбочкой спросил инок. — Давай еще!

— Все подчистую! — признался проигравший и тут же в доказательство выворотил карман…

Селезень забрался на полати и вскоре заснул под завывание метели за окном.

Утром хозяин постоялого двора, схватившись за голову, заголосил на всю избу:

— Ой, загубили! Ой, зарезали!

Монах и мужики бросились к сараям. Ни гнедого, ни серого в хлеву не оказалось.

— Укатил черномазый дьявол! — выругался инок, и вдруг лицо его обмякло. Он с завистью подумал о Селезне: «Вот провора мужик!»

Иван Селезень в полночь примчал к Нижнетагильскому заводу. Падал густой мокрый снег, и все кругом потонуло в глубоком мраке. Где-то из-за снежного сугроба мелькнул и погас одинокий огонек. Кони испуганно всхрапнули и разом остановились перед невидимой преградой. Из тьмы внезапно вышли два здоровенных мужика в собачьих дохах, с рогатинами в руках.

— Стой, куда прешь, сатана! — раздались сильные и злые голоса.

— В Тагил тороплюсь! Дорогу! — рассерженно прикрикнул на них продрогший приказчик.

— Кто такой? Зачем? — грубо спросили мужики.

Селезень вдруг испугался. «А кто они сами? Ишь как неприветливы», — подумал он и сразу попытался схитрить:

— По всему догадываюсь, кому вы привержены…

Мужики угрюмо молчали. Селезень беспокойно завертелся в санях и многозначительно продолжал:

— Посланец царев, вот кто! Еду принимать завод!

— Эх, вона что! Сам на рожон припер, сатана! — удивленно выругались охранники, и не успел приказчик опомниться, как его живо извлекли из саней и повалили в сугроб.

— Братцы, братцы! — завопил Селезень. — Да я пошутковал малость!

— Знаем таких! — озлобленно закричал бородатый страж. — Ну-ка, Гришка, вытряхивай его!

Они привычными руками быстро стащили с него тулуп, поддевку и заголили спину.

— Эй, ребята, сюда! Вора пымали!

Из тьмы вынырнули еще три егеря с плетями и начали полосовать Селезня.

— Ой, милые, да вы сдурели! Своего бьете! — заголосил приказчик. — Да я с Кыштымского завода! Селезень я!

— Будет врать! Бей его, Гришка, и за селезня и за уточку! — подзадоривал егерей бородатый хват.

— Братцы, братцы, да из вас душу за меня вытряхнут! Остановись, ироды!

Но это только подлило масла в огонь. Молодцы изо всей силы полосовали Селезня, он не сдержался и от жгучей боли завопил:

— Ратуй-те-е!..

Круто досталось бы кыштымскому приказчику, да спасло его неожиданное появление управителя Нижнетагильского завода Якова Широкова. Он совершал объезд караулов, выставленных вокруг завода, и услышал крики.

«Ну, слава тебе господи, одного вора, видать, зацапали!» — обрадованно подумал он и с фонарем в руке потрусил на кобыленке на отчаянный крик.

Вот и рогатки. На ледяной наст повержен полуобнаженный пленник, и мужики истово полосуют его плетями.

— Постой, ребята! — глухо приказал Яков и, приблизившись к истязуемому, осветил лицо его фонарем. — С нами крестная сила! — вылупив в изумлении глаза, выкрикнул он. — Иван Селезень! Да как ты попал сюда?

Приказчик вырвался из рук истязателей и бросился к Широкову.

— Гляди, что твои головорезы робят! Своих бьют! — пожаловался он.

— Да, то не к месту! Зря поторопились! — смущенно потупил глаза управитель. — И какое лихо понесло тебя в темень! А ну, живо облачить гостя!

Недовольные, хмурые егеря неторопливо облачили Селезня.

— Эх ты, напасть какая! — почесал затылок бородач. — Что бы толком оповестить, а то режет — посланец государя!

Вся спина Селезня ныла от боли.

— Погоди, ироды, я еще напомню вам эту обиду! — пригрозил приказчик и сказал с едкой насмешкой Широкову: — Ничего у тебя встречают добрых людей!

Управитель обиженно промолчал. Сердито посапывая, Селезень завалился в пошевни и крикнул Широкову:

— Ну, Яков, веди к теплу да к огоньку. Изголодался и намаялся я изрядно!

Сидя в большой светлой комнате, приказчик морщился от боли, но от стыда молчал. Между тем хозяин распоряжался по дому:

— Эй, стряпухи, давай на стол жирные щи, да порося, да штоф! Да все чтобы погорячей!

Тяжелой походкой он вошел в горницу.

— Выпьешь чару? — обратился он к Селезню.

— С дороги в самый раз! — обрадовался приказчик.

Они сели за обильный стол, закусили. Наливая Селезню чару, Широков вымолвил:

— Эстафета ныне от хозяина дошла к нам. Принес ее один мужик хитрющий, добрался-таки, подлец, через вражьи заставы.

— Ох, боюсь, худо мне от господина будет! — со вздохом сказал Селезень.

— Известно, не похвалит Никита Акинфиевич, — согласился управитель. — Но и то надо по совести рассудить, разве мы виноваты в этом великом несчастии? Да ты послушай грамоту от господина!

Широков полез в ящик, добыл измятый пакет и водрузил очки на длинный нос.

Никита Акинфиевич писал:

«Выжидаем от нижнетагильской конторы по случаю несчастливых приключений доказать особливо свою добрую услугу. Ждем, что заведенное нами будет в точности исполняться. Заводской конторе надлежит доставить к пристани железо и подготовить караван к сплаву, также обеспечить людей продовольствием, дабы они оставались при возможных своих спокойствиях».

— Вот что наказывает Демидов! — Управитель поверх очков посмотрел на Селезня. — А того не ведает он, у кого пристань. На Утку с боем идет Белобородов, злодей наш! И как ее оборонять, один бог ведает!

— На Утку? — перехватило дыхание у приказчика. — Вон куда хватили! Во что бы ни стало оборонять надо, а то погибнет все! — горячо заговорил Селезень. — Читай дальше!

Широков огорченно вздохнул.

— Не знает господин всего, что тут делается! Опоздал с советами. И вот что еще приказывает Никита Акинфиевич. Слушай. — Управитель медленным голосом снова стал читать письмо Демидова.

«Предписую вам, — писал хозяин, — увещевать рабочих от участия в восстании и составить из них отряды для отпора повстанцам. Но главную же надежду возлагаем на военную силу. Кроме сего, надлежит, собрав всех заводских жителей, объявить и почасту делать справедливые увещевания, толкуя всем отнюдь не верить бунтовщицким обещаниям. Необходимо все к вооружению способности направить, как-то: вооружить людей для отпора, сделать новое оружие, устроить палисады и рогатки, расставить часовых и производить всевозможную недремлющую осторожность…»

— То сделано нами! — с горделивостью вымолвил Широков. — Мы упредили хозяина и на свой риск сробили это!