Рай под колпаком - Виталий Забирко

Снова грусть-тоска заполнила сердце, и вдруг в глубине сознания шевельнулось понимание, что нужно делать. Будто кто-то подсказал или проснулась программа, заложенная в меня при проектировании. В последнее я не верил, поскольку понуждение к действию было чересчур локальным, больше похожим на зов, чем на конкретное задание.

Я допил кофе и повернулся к Бескровному.

— Как вам понравится предложение насчет ночной рыбалки?

Валентин Сергеевич неопределенно повел плечами, продолжая набирать текст.

— К описанию рыбалки я подойду дня через два… — отрешенно пробормотал он.

Сейчас от него не было никакого толку. Оторвать от компьютера ни за что не удастся. И к лучшему. Что-то мне подсказывало, что на реку следует отправиться в одиночку.

Забрав поднос с пустыми чашками, я вышел на кухню и стал готовиться к ночному пикнику. Нарезал мясо большими кусками, лук кольцами и принялся слоями укладывать в большую скороварку, пересыпая слои душистым перцем, лавровым листом и солью. Закончив с укладкой, спустился в погреба, взял три бутылки сухого вина и две вылил в кастрюлю: Придавил содержимое тарелкой, затем крышкой и наглухо привинтил ее. Гнет получился нормальный, и единственным несоответствием рецептуре было то, что мясо не успеет промариноваться. С утра мясо замачивают.

Поставив кастрюлю в большую сумку, я загрузил в нее шампуры, пакет с двумя лавашами, третью бутылку сухого вина, стаканчики, пару пучков петрушки, бутылку кетчупа — давно убедился, что для шашлыка кетчуп лучше свежих помидоров. Бескровный, возможно, обидится, если узнает, что я отправился на ночной пикник с шашлыками без него, но ставить писателя в известность о своем намерении я не собирался. Впрочем, от кого он может узнать, а если вдруг случайно проговорюсь, вряд ли обидится — ему сейчас не до того. Не сталкивался прежде с писателями, но, по-моему, для Бескровного творчество — нечто вроде угара. Когда находит вдохновение, силой от компьютера не оттащишь.

Еще раз проверив, все ли взял для пикника, я сунул в карман зажигалку, подхватил сумку и вышел во двор в серую ночь. Обойдя машину, направился к лестнице с обрыва, и тут меня словно что-то толкнуло. Я остановился, опустил сумку на землю и повернулся лицом к «Жигулям». Еще один сюрприз от Тонкэ прорезался в сознании, и я наконец-то понял, каким образом, несмотря на экранирование мозга, вычислил меня Ремишевский в загсе.

Решительно шагнув к машине, я распахнул дверцу и откинул спинку водительского сиденья. Так и есть — между спинкой и сиденьем к искусственной коже кресла был прилеплен на присоске маленький черненький шарик. «Маячок», по которому легко можно определить местонахождение «Жигулей». Для пришельцев с их технологиями — весьма, примитивное средство слежения, могли бы придумать что-нибудь получше. Тут я вспомнил, что было у них получше — мой мозг, — но после его экранирования Ремишевский решил использовать сугубо земное изобретение. Я отлепил «маячок» от сиденья, однако уничтожать не стал — повесил на дерево.

Взяв сумку, спустился по лестнице к причалу, забрался в катер и по открывшемуся у меня наитию обнаружил иод приборкой панелью еще один «маячок». Этот «маячок» я прилепил к причалу. Пусть думают, что машина и катер стоят на месте, а я отдыхаю в особняке.

Глава 28

Место для пикника я выбрал далеко за мостом на пологом берегу рядом с затокой, где скопилось много сухого плавника. Лучшего дерева на растопку для шашлыка не придумаешь — пламя небольшое, почти не дымит, зато жару много.

Разведя костер, я сел на раскладной стульчик и принялся нанизывать на шампуры мясо, перемежая его кружками лука. Мясо не успело как следует промариноваться в вине, но выбирать не приходилось — лучше коротать время так, чем просто сидя у костра. Пока нанизывал шашлыки, костер прогорел, и на земле засветились пышущие жаром уголья. Я вбил колышки и поставил шампуры над жаром. Наступил самый ответственный момент — нельзя позволить капающему с шашлыков жиру возгораться. Подгоревший шашлык годится только для того, чтобы его выбросить. Соорудив из пучков петрушки метелочку, я принялся макать ее в оставшийся маринад и обрызгивать готовящиеся шашлыки, не забывая вращать шампуры над жаром. Самая главная тонкость: в приготовлении шашлыка — хорошо прожарить, но при этом не пересушить. Шашлык должен быть сочным, тогда он нежный и тает во рту.

Наконец шашлык был готов. Палкой я выгреб уголья из кострища и оставил шампуры над горячей землей, чтобы шашлык не остывал на холодном ночном воздухе. Расстелил на траве клеенчатую скатерть, порвал на куски лаваш, откупорил бутылку вина. И только затем огляделся.

Серая в ночи степь, серое небо с тусклыми звездами, гладь реки, абсолютная тишина создавали впечатление, что не только вокруг, но и на всей Земле нет ни души. Не было ни ветерка, и река с отражавшимися в ней звездами казалась застывшим металлическим зеркалом.

Я налил в стаканчик вина, сделал глоток и взял шампур с шашлыком.

Именно тогда он и появился. Пришел не со спины, а от реки, будто выйдя из зеркала вод, не потревожив поверхности.

— Присаживайтесь, — предложил я, раскладывая второй походный стул. Невидимость для меня была не в диковинку. Самому овладеть бы этим приемом, в некоторых случаях весьма мог пригодиться.

Убеленный сединами старик подошел, опустился на стул. Точь-в-точь таким я неосознанно изобразил его на листе бумаги.

— Шашлык будете? — предложил я, протягивая шампур.

Он взял угощение, рассмотрел, понюхал.

— Слышать о шашлыке слышал, но никогда не пробовал.

— Вина не предлагаю, а то…

— Почему? — не согласился он. — Не откажусь.

— Ах да… — спохватился я. — Вы же, как и я, искусственное создание. Впрочем, как и Ремишевский, но он непьющий.

Я разлил вино по стаканчикам.

— За близкое знакомство.

Он молча кивнул, не чокаясь, приподнял стаканчик и неторопливо выпил. Затем, посмотрев, как я управляюсь с шашлыком; тоже принялся есть.

— Тело у меня действительно искусственное, — тихо сказал он, — но я эго.

— Что?! — поперхнулся я. — Так вы не Тонкэ?!

— Тонкэ, — успокоил он. — Тот самый. Террорист. Тебя ввели в заблуждение, что мы не можем находиться в телах биороботов. Можем, когда искусственное сознание стерто. Но это опасно, поскольку стереть искусственное сознание полностью практически никогда не удается. Вдобавок к этому жизнь искусственных тел, по нашим меркам, чрезвычайно коротка. Еще год назад я был таким же молодым, как ты.

— Выходит, «новообращенные самаритяне» не такие уж и правильные…