Либеральный Апокалипсис (сборник) - Алексей Ерошин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, шмотками… – Он помолчал. – Что, сильно забыл русский?
– Совсем не забыл, лучше многих наших говоришь… Но вот… Не знаю, Бахрам. Это у вас там, может, Аллах… Может, я ошибаюсь, прости, но мне со стороны так видится, он только и знает, что карать. А у нас, пойми, Всевышний испытания посылает. И непременно лишь такие, какие по силам. Просто очень постараться надо. На пределе. И все будет.
Сектанты, поняла Оза. По коже у нее побежали мурашки.
Урюк саркастически фыркнул.
– Ты что же, думаешь, у них там разделение труда на производстве? Иисус экзаменует, посылает испытания, а совсем никудышных, кто не выдержал, волокут к Аллаху на экзекуцию? Смешные вы, русские. Всех вам, даже самых разных, надо собрать в одну семью, накормить поровну и каждому дать долю общего дела… Ну подумай ты головой! О чем ты говоришь, какие теперь испытания по силам? Как постараться? – в голосе его прорезался горестный стон. – Поздно! У вас говорят – кто не успел, тот опоздал. Не вписались мы в поворот, мало резали…
– Ты так их ненавидишь?
– А разве ты – нет? После всего?
Тишина.
Кап.
Кап.
– Помнишь, князь Болконский у Толстого говорит: они разорили мой дом, они оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все по моим понятиям.
Надо же, подумала Оза. Оказывается, князья при царе тоже жили по понятиям. А поцреоты все мозги проебли: девяностые, девяностые… Гонево голимое.
– Но вот ненависти… – задумчиво сказала бабка. – Ненависти почему-то нет.
– Женщина… – процедил урюк. Шовинист, вскинулась Оза. И, невольно дернувшись, вновь получила раскаленные всплески боли по всему телу. Замерла. Боль, пульсируя, медленно уползла.
– Врага надо ненавидеть, – отрезал урюк. – Иначе не победить.
– Наверное, – равнодушно ответила бабка. – Хотя… Что такое победа? Прости, но ведь спасаться ты прибежал к нам, а не мы к тебе.
– Напрасно ты это сказала, – тихо ответил урюк после паузы. – Потому что мне придется ответить, и ты можешь обидеться.
– Ответь, – смиренно попросила бабка.
– Нас им пришлось бомбить. А вас им даже бомбить не понадобилось.
Некоторое время голоса молчали. Потом бабка сказала:
– Бахрам, думаю, аптека уже открылась. Надо девочке что-нибудь от ушибов купить. И солкосерил… Что с нашего йода толку. У меня еще деньги были какие-то, сейчас поищу.
– Я пойду, – решительно сказал урюк. – У тебя коленки как подушки, еле ходишь ведь…
Мягко прожурчал солнечный ручеек ее уютного тихого смеха.
– Вах, прямо Рустам. Теперь я о Сухрабе и Рустаме вам расскажу правдивыми устами…
– Да уж… – Урюк помолчал, а потом проговорил задумчиво: – Когда палящий вихрь пески взметет и плод незрелый на землю собьет – он прав или не прав в своем деянье? Зло иль добро – его именованье?
– Вот именно, – сказала бабка. – Куда ты пойдешь, плод незрелый? Коснись что… У тебя ни документов, ни регистрации. Начнут выяснять, задержат, а если докопаются, кто ты… Это счастье, что мы на второй же твой московский день на помойке встретились.
– Это может у вас тут счастье, – сварливо поправил урюк. – А я точно знаю, что нас Аллах свел. Уж если я тебя не забыл, он и подавно. Без него таких совпадений не бывает.
– Ну вот и отлично, – мягко сказала бабка. – Вот и посиди тут. А я…
Раздалось натужное кряхтенье.
– Смотри – встала, – со сдержанной гордостью сказала она. – Как пух от уст Эола.
– Я пойду, – сказал урюк отметающим возражения тоном. – Аптека близко, я помню. Там еще большой рекламный щит висит: «Учиться – легко!» Он от угла уже виден.
Бабка долго молчала. Слышно было, как она тяжело дышит.
– Учиться должно быть трудно, – сказала она. – Иначе как был дураком, так и останешься… Ну, хорошо, – сдалась она. – Денежку вон там посмотри. Сам. Вон-вон, под ящиком.
Разговор прервался. Раздались грузные шаги, стукнуло дерево о цементный пол, что-то щелкнуло, что-то зашуршало; потом – опять шаги. Оза боялась шевельнуться, боялась даже скосить взгляд туда, откуда слышались звуки. Мужик сейчас уйдет, лихорадочно соображала она. Линять надо, пока он по аптекам таскается. Или повременить? Сама-то я в какой форме? Не поняла еще… Вот он свалит, и попробую встать. Бабку, если что, я точно уделаю, она, похоже, калека или типа того…
Шаги резко замерли.
– Опусти руку, – сказал урюк. – Думаешь, я не чувствую? Не вздумай мне спину перекрестить на дорожку. Я мусульманин.
Замирающее шарканье шагов утянулось в неведомую глубину подвала, и стало совсем тихо.
Кап.
Кап.
Оза несколько мгновений собиралась с духом, а потом села. Перевела дыхание. Ничего, совместимо с жизнью. Могло быть хуже. Покрывавшая ее вонючая дрянь свалилась с плеч, она оглядела себя. Да, нехило уделали… Интеллигенты, блин. И неожиданно для себя хихикнула. Этому говнюку теперь до конца дней пизда с зубами сниться будет.
Из-за огибающих угол стены лохматых труб показалась бабка.
Она, верно, услышала, как зашуршали тряпки и пошла посмотреть. Некоторое время она и Оза молча глядели друг на друга.
Бабка была маленькая, замотанная в какие-то серые лохмотья. Лицо ее было тоже серым, одутловатым. И шелушилось. И на губе ярко гнил герпес.
Она неуклюже, по-утиному, шагнула вперед.
Остановилась в двух шагах. До Озы докатилась волна кислой вони.
Оза вжалась спиной в шершавую стену.
– Очнулась? – ласково спросила подземная карга. – Вот и молодец, вот и умница. Попить хочешь?
Пить – тут?
А покушать из унитазика?
– Ты кто? – ошалело спросила Оза.
Бабка улыбнулась.
– Бомжиха, – просто ответила она.
– А… А этот? С кем вы терли?
– В смысле – разговаривали?
– Ну… угу.
– Это сокурсник мой. Пять лет на физмате вместе… – бабка запнулась. – Давно. Шесть геологических эпох назад. Тогда у нас было чему иностранцев учить. Потом он домой вернулся, я тут науку двигала, он там… Теперь вот свиделись. Ломтик счастья под старость… А ты кто?
Оза даже растерялась от такого вопроса.
– Ты что, телевизор не смотришь?
Бабка добродушно, уютно засмеялась. Ну точно – домик в деревне. Только засраный.
– Вот наши телевизоры, – сказала она, похлопав ладошкой по замотанной в растрепанную ветошь капающей трубе.
– Гонишь… – потрясенно сказала Оза.
– Сообщить-то про тебя кому? Дом-то твой где, девочка?
– Да я… Да я звезда! Я чуть не стала лицом прокладок Easy-Lazy!
Бабка задумчиво наклонила голову набок. Точно курица. Долго молчала, что-то соображая.
– Так это тебя за прокладки так?
Оза не ответила. Смотрела на ведьму, не моргая.
– Знаешь, – осторожно сказала бабка. – Вообще-то, лицо – это… у людей…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});