Либеральный Апокалипсис (сборник) - Алексей Ерошин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подъем.
Первый шаг.
Так из утренней дымки восходит солнце.
Когда взошли из дыма коленки, в зале грянули наконец аплодисменты.
Оза пошла еще неторопливей. Она вся горела, сердце билось в горле. Продлись, продлись… блин, как там… Короче, никакой кумар не сравнится.
Взошла.
Аплодисменты выжидательно стихли.
– Добрый вечер, – раздался из поднебесья голос.
Оза сощурилась. Ослепительные лучи били ей прямо в лицо. В темном провале по ту сторону сияния она не видела ни жюри, ни зрителей – так, троица уставленных на нее смутных белых пятен, а за ними провал, огромная тьма. Время от времени в глубине тьмы скользко, едва уловимо отблескивали объективы.
Культурная элита.
И все смотрят на нее.
– Как вас зовут?
А то ты не знаешь, подумала она и сказала:
– Оза.
Это имя она словила в прошлом году на одной из рок-тусовок, чего-то кто-то пел. Дебилы родители в свое время обозвали ее Катей. Отдельное им спасибо еще и за это. С погонялами типа «Катя» только путиноидам подмахивать.
– Аве, Оза, – непонятно прокомментировал другой поднебесный голос, похоже, не главный, дряблый какой-то, стариковский. Оза не знала, как реагировать. Но и никто не отреагировал. Стало быть, просто кто-то из умников в жюри решил повыеживаться, да попал пальцем в небо.
– Расскажите немного о себе, – сказал новый поднебесный голос. Низкий, прокуренный до сипоты, но явно женский.
Оза выдержала паузу. Потупилась, потом стрельнула глазами в сторону богов.
– Даже не знаю, что говорить, – ответила она. И добавила с хорошо отработанным девичьим придыханием: – Я еще так молода…
– Но вы сами зарабатываете себе на жизнь? – спросил главный голос.
– Конечно, но… Пока так, по мелочам. Вообще-то, я учусь.
– Где?
– Факультет этики и социальных коммуникаций Высшей гуманитарной академии Марата Гельминта, – просто сказала Оза. Она знала, что название уже само по себе звучит веско, и потому ни в коем случае нельзя было слишком уж оттопыриваться. А просто: вот, мол, я какая, и что тут особенного? – Второй курс.
– Студентка, – опять явно невпопад прокомментировал дряблый. Так мог бы базлать скособоченный, крошащийся от старости пластинчатый гриб. – Наверняка спортсменка. Красавица. Может, даже комсомолка?
Вот прикалывается, чмо, подумала Оза. И, демонстративно пожав плечами, отбрила, как умела:
– Я свободный человек в свободной стране. А идеологии несовместимы со свободой и общечеловеческими ценностями.
Из черного провала, будто обрушенные средней удачности броском, разрозненными кеглями вывалились хлопки.
– Браво, – сказал главный голос. – Как я погляжу, вам палец в рот не клади.
Оза выставила свой бесподобно длинный, изящный пальчик («У тебя музыкальные руки, тебе надо на пианистку учиться», – в последний год доставала дура-мать). Кокетливо помахала им в сторону белых пятен жюри. Потом медленно провела по губам язычком и сказала:
– А я пальцы в рот и не беру.
По ту сторону сияния председатель жюри, главный редактор мужского журнала «Man’s хер-с», беззвучно хихикнул и, не в силах сдержаться, украдкой показал своей соседке, сильно пожилой эстрадной примадонне, мадонне и королеве, большой палец. Певица в ответ кивнула, соглашаясь; грузно колыхнулись, как два мешочка с йогуртом, ее испитые цельнотянутые щеки. Позади, во втором ряду, вполголоса бубнили каждый о своем стремительные властители дум. «Последний этап избрания мисс Прокладка Easy-Lazy стал заметным культурным событием столицы…», «…The impressive rise of peadorasable movements in free Russia…».
– Чудесно, – сказал председатель жюри. – Креативный класс должен пополняться талантливой молодежью. Хорошего слишком много не бывает… А вот скажите нам, Оза, что такое, по-вашему, свобода?
Оза давно знала, что ответит, если речь зайдет об этом.
– Свобода – это успех. А успех – это свобода. Чем человек свободнее, тем легче ему добиться успеха. А чем он успешнее, тем больше у него свободы.
– Похоже, вы очень мыслящая девушка, – прозвучало в небесах. – Кто ваши родители?
– Ну, отец у меня козел, я его уже совсем не помню, – с подкупающей честностью призналась Оза. – А вот мама… Знаете, что-то в ней такое совковое было. Сама не добилась в жизни ровно ничего, ишачила за гроши и злилась, злилась и ишачила… Но вот советы давать – это она могла по сто раз на дню. То делай, это не делай, то плохо, это нельзя… Совершенно не хотела видеть во мне личность. В конце концов я сгребла деньги, что в доме были, и ушла в свободное плавание. Всем, чего я добилась, я обязана только себе.
«Dig this nice pretty self-made pussy…» – слышалось за спиной у председателя справа. «Успех в таком кастинге – это не просто событие в жизни, это – вся будущая биография, это – судьба. Именно поэтому девушкам пришлось за последние дни пройти столько разнообразных тестов, – слышалось слева. – Наша очаровательная финалистка все их выдержала с честью…»
– Все же давайте надеяться, что ваша мама сейчас видит вас и гордится вами.
– Ну, наверное, хватит уже, – вполголоса сказал, наклонившись к председателю жюри, старый литератор. – Разболтался…
От одного лишь вида его скисшего лица с намертво пришлепнутой миной снисходительной мудрости потомственного интеллигента хотелось немедленно запеть «Мы сыны батрацкие, мы за новый мир…».
Он снискал когда-то авторитет вялотекущей антисоветской матерщиной в главных диссидентских изданиях и чуть позже – в них же, когда они чудесным образом обернулись прожекторами перестройки. Да так с тех пор и окопался на этой высотке культуры. Пока матюги многажды одобрял из телевизора сам культурный министр освобожденной России, литератор – тогда еще не очень старый – успел с небольшими вариациями несколько раз опубликовать воспоминания о том, как застойная цензура требовала от него в слове из трех букв хотя бы вместо «у» ставить многоточие и как он мужественно и бескомпромиссно, рискуя свободой, а возможно, и самой жизнью, сопротивлялся бессмысленному диктату. «Сотни миллионов жертв сталинских репрессий, говоря «Хуй!» своим палачам в ответ на требования признаний, произносили это слово безо всяких там точечек! – рассказывал он в интеллектуальных телепередачах с такой уверенностью, будто сам был всеми этими палачами. – И я отвечал живодерам русской словесности так же!» «Оглянитесь вокруг, прислушайтесь, – говорил он недавно в интервью для «Би-би-си». – Мы все-таки победили предрассудки. Какой яркой, какой богатой и свободной стала теперь народная речь!»
– Я стараюсь, чтобы наши зрители узнали о ней побольше, – капризно сказал председатель. Он очень боялся, что его раскусят. На самом-то деле он просто оттягивал неизбежное. Именно ему предстояло, протестировав трех финалисток, по результатам выбрать победительницу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});