Масть пиковая - Рауль Мир-Хайдаров

Вдруг молчавший все время шофер сказал:

– Шеф, они уже проявились на хвосте, вероятнее всего, у них форсированные двигатели и минут через пять – семь на затяжном подъеме, где справа лесок, наверняка станут прижи­мать слева.

Встречавший, извинившись, прервал разговор и спокойно сказал:

– Игорь, Слава, будьте начеку, опустите стекла, первую очередь дайте поверх машин, если не отступятся, бог им судья, пуль не жалейте, думаю, многие пострадавшие будут вам признательны за это.

Японец, хорошо знавший своего друга, склонного к шут­кам, мистификациям, подумал, что его разыгрывают, но, гля­нув на молодых ребят у окна, доставших из-под сидений за­чехленные автоматы, понял, что никто не собирается шутить, появился пистолет в руках и у водителя, и у приятеля.

Молчаливые парни опустили стекла, и ночной влажный ветер ворвался в салон. Первая машина, вишневая «Волга», с ревом стала теснить «тойоту» к обочине, и тут же ей на подмогу появилась из темноты вторая, более тяжелый и жесткий «джип» военного образца, кореженый-перекореженый, видимо, давно специализирующийся на подобном, – и тотчас из обоих стволов из окошек «Тойоты» раздались автоматные очереди. Нападавшие вроде отпрянули в сторону, но тут же из «джипа» раздался ответный выстрел, и машины кинулись на автофур­гон куда решительнее, чем в первый раз, видимо, это был ис­пытанный прием, чтобы заставить водителя от страха остановиться хоть на миг, но тут же им прямо в лоб ударили из обо­их автоматов. Все кончилось в какие-то секунды, и москвич сказал водителю:

– Ну, Алеша, теперь жми, в Москву вернемся кружным путем.

Молодые люди спокойно зачехлили автоматы и вновь спрятали их под сиденья, и один из них, кажется Игорь, про­тянул товарищу металлическую фляжку, и в салоне запахло коньяком.

Артур Александрович, не успевший осмыслить случивше­еся, сказал:

– Когда же Москва успела стать Чикаго? – Если бы он не оглянулся и не увидел две загоревшиеся машины, продолжал бы думать, что его друг разыграл великолепный, остросюжетный спектакль.

Сосед, передернувший затвор пистолета, спокойно отве­тил:

– С тех пор как стали завозить компьютеры и валом пова­лили бизнесмены. Ты думаешь, сколько стоит такой шикар­ный комплект «ИБМ»? – И сам же ответил: – Двести тысяч. Да и остальная техника, что ты привез, по ценам черного рын­ка тянет тысяч на сто. Так не стоит ли рискнуть, тем более везут чаще всего люди тихие, интеллигентные, и их не встреча­ют боевики с автоматами, как тебя. Они на этой трассе уже просто обнаглели от безнаказанности, может, сегодняшний случай им послужит уроком, хотя вряд ли.

О том, что нам сели на хвост, – продолжал встречавший, не отказавшись от фляжки с коньяком, – я понял еще в аэро­порту, они сразу вычислили тебя, к тому же у них работают осведомители в багажном отделении, они и подсказали, что ты сегодня подходящий клиент.

– Шереметьево – международный аэропорт, он, навер­ное, должен находиться под особым контролем, – не совсем уверенно высказался Шубарин.

В машине раздался дружный смех.

– Кроме того что служащие аэропорта наводят бандитов на своих пассажиров, они вскрывают 90 процентов багажа и берут, где меньше, где больше, что глянется, а насчет контроля ты прав: Шереметьево давно находится под контролем мафии. Недавно я тут в аэропорту слышал, а позже это промелькнуло в печати, что грузчики потребовали платить им в валюте, тог­да они, мол, возможно, перестанут рыться в чужих чемода­нах, – пояснил Аркадий Исаакович.

– Это же беспредел! Навести порядок при желании можно за две минуты, прежде всего запретить въезд на территорию международного аэропорта без повода, это ведь не Алайский базар, сразу отсекутся лишние люди, а уж насчет грузчиков и говорить не хочется. Незаменимые…

– Ишь ты, чего захотел, сталинского порядка. – Теперь уже старый компаньон выступал в своей обычной, ернической манере. – У нас демократия, плюрализм, что хочу, то и воро­чу, какой чемодан глянется, я его с мясом и вскрою, не по­смотрю, что сенатор и конгрессмен, это, брат, тебе не в Амери­ке, где простому грузчику хода нет в жизни, у нас с перестрой­кой не дремай да не ленись… Сейчас в Москве самый модный и выгодный промысел – грабить иностранцев. А как их бьют – век они Россию-матушку не забудут, а если раздевают, так уж до трусов, на них все качественное, на буржуях, и штиб­леты снимай, с обувью большая напряженка, – отбирают, несмотря что снег там или дождь. В любом кабаке ныне дать иностранцу по морде и тут же вытащить у него бумажник – особый шик для шпаны. Они теперь, бедняги, и в такси-то са­дятся с оглядкой, и там их раздевают догола и оставляют в глухих переулках.

Если уж с иностранцами не церемонятся, представляешь, каково приходится советскому человеку? Ты думаешь, почему Михаила Сергеевича и Раису Максимовну в аэропортах встре­чает и провожает большая свита, да и других членов Политбюро и правительства тоже? – спросил вдруг он лукаво. – Не знаешь? А чтобы скопом отбиться от рэкетиров, не догадался, ну как мы тебя сегодня. – И в машине раздался дружный хо­хот.

Это в Москве такой беспредел, да к тому же по отношению к иностранцам, в нашем понимании всегда бывшим на каком-то особо чтимом положении, а что творилось в Ташкенте? В этом плане ему запала в память судьба одного довольно-таки известного писателя, обивавшего пороги Прокуратуры ре­спублики и Министерства внутренних дел, чтобы добиться хоть какой-то справедливости по отношению к себе и своей семье, – а от него как от назойливой мухи отбивались. А лю­ди, покалечившие ему жизнь, продолжали жить и здравство­вать и гордо состоять в партии – той, что ум, честь, совесть и прочая.

Странно, что накануне трагедии этой семьи он видел авто­ра нашумевшего в крае романа «Одинокие прогулки» трижды. Первый: в «Лидо», он обедал там с корреспондентом амери­канской газеты «Филадельфия инкуайер» Стивеном Голдстайном. Американец с разрешения администрации «Лидо» заснял интерьеры ресторана, которыми был восхищен, – оставил на память свою визитную карточку. Икрам Махмудович, знав­ший почти всех своих клиентов, сообщил Шубарину, что чело­век рядом с американцем и есть автор популярного романа о мафии в Средней Азии. Автор прошелся в романе и по теневой экономике, причем с большим знанием предмета, был там и герой, чем-то смахивающий на самого Артура Александрови­ча.

Шубарин, по подсказке Гольдберга, прочитал роман еще в журнальном варианте, а затем в московском издании.

Летом восемьдесят восьмого года, когда вышел роман, для посвященного в дела человека была заметна явная пробуксов­ка перестройки на месте, и он подумал, что автор очень сильно рискует, обнажая для всеобщего обозрения реальный меха­низм власти в стране.

Второй раз Шубарин видел его в тот же день, проезжая мимо помпезного здания музея В. И. Ленина, опять же с аме­риканцем, на месте бывшего захоронения Шарафа Рашидовича, прежде всегда утопавшего в цветах, а ныне – ровной ас­фальтовой площадке. На месте бывшего захоронения Рашидова и фотографировал американский репортер автора романа о советской мафии, что ж, западному журналисту ни в хватке, ни фантазии не откажешь.

Случилось так, что в третий раз он видел их опять же вме­сте вечером того же дня в театре, на премьере спектакля по на­шумевшему роману.

Не прошло и суток, как автора «Одиноких прогулок» и его семью буквально выколупывали из искореженной машины в 70 метрах от того места, где он посмел позировать на могиле Рашидова, что кому-то наверняка показалось кощунственным. Все это случилось в центре города в полночь, накануне празд­ника Октября, когда кругом еще гулял народ, почти у парадного входа в здание КГБ. И милицейских чинов набежало к мес­ту аварии через пять минут немало. Писатель хотя и был весь переломан, но находился в сознании и, памятуя об угрозах, полученных им по поводу романа и письменно, и устно, успел сказать высоким милицейским чинам, что это, возможно, по­кушение и следует немедленно связаться с Прокуратурой.

Но никто из милицейских чинов и не подумал ставить Прокуратуру в известность, более того, хотя писатель назвал свою фамилию, всех троих – его самого, жену, сына увезли безымянными в три разные больницы. Зачем безымянными? Да чтобы друзья и общественность не вмешались именно в на­чальный этап расследования, пока успеют замести следы.

Искореженная машина – такси, трое пассажиров, находя­щихся то ли при смерти, то ли уже мертвые, а люди, совер­шившие страшную аварию, как ни в чем не бывало покидают место преступления, хотя на каждом из них было там, на пере­крестке, по крайней мере по десяти милицейских чинов.

И пока пострадавшие лежали в реанимации без памяти неделю, затем другую, дело спешно передали в военную Прокуратуру, потому что вроде бы за рулем ударившей маши­ны находился полковник, преподаватель местного военного училища. И военные следователи, даже не удосужившись посе­тить в больнице пострадавших, закрыли дело, обвинив такси­ста в нарушении правил дорожного движения, хотя ехал пол­ковник на запрещающий движение знак. Город оказался на­воднен слухами об этой трагедии, роман о мафии к тому вре­мени мгновенно разошелся в Ташкенте, и людей, понятно, встревожила слишком быстро последовавшая расправа за сме­лость.