Масть пиковая - Рауль Мир-Хайдаров

Во время допроса с Амирханом Даутовичем случился ин­фаркт, потому что убийца оказался студентом четвертого кур­са юридического факультета и уже видел себя прокурором. Кстати сказать, он и станет чуть позже прокурором в том райо­не, где некогда сам совершил убийство. Пока прокурор лежал два месяца в больнице, клан успел повернуть дело по-своему и за решетку отправили другого человека. Вернувшись из боль­ницы и узнав ход дела, Азларханов от бессилия получил вто­рой инфаркт и еще на полгода выбыл из борьбы. Пока он от­сутствовал, в области началась охота за мной, и, если бы я не уехал, на меня обязательно сфабриковали какое-нибудь дело. Однажды, в отчаянии, я отписал ему письмо в Крым с прось­бой помочь переводу в другую область, так я очутился в Таш­кенте. Оправившись после двух инфарктов, Азларханов всту­пил в борьбу с родовым кланом Бекходжаевых, у которых на всех уровнях, и в области, и в столице, есть свои люди. Силы оказались столь неравны, что прокурор лишился всего: долж­ности, дома, партийного билета, доброго имени, его даже по­мещали в психбольницу. В конце концов ему пришлось поки­нуть город, где он прожил десять лет, ибо там ему не нашлось работы даже простым юрисконсультом, клан повсюду пере­крыл ему кислород.

Я в Ташкенте с тремя детьми и беременной женой, без квартиры, рядовой работник угрозыска, ничем не могу помочь униженному, оболганному и растоптанному прокурору. На борьбу с кланом у прокурора ушли годы, и через пять лет по­сле смерти жены он оказался в небольшом городке соседней области, который часто фигурирует в уголовных делах под названием Лас-Вегас. Там он устроился юрисконсультом на не­большом консервном заводике и, кажется, окончательно слом­ленный, потихоньку доживал свои дни, здоровье его ухудша­лось год от года.

Но вот тут-то в его жизни неожиданно происходят крутые перемены. Его нанимают на работу юристом крупные дельцы Лас-Вегаса. И он вновь начинает возвращать себе утерянное общественное положение, появляется на престижных свадь­бах, его повсюду приглашают в гости. Когда до меня дошли слухи, что такой убежденный законник сотрудничает с миллионерами-цеховиками, я не поверил. Но потом, после первого шока, подумал – в жизни все бывает, и не дай бог никому пе­режить то, что досталось на его долю.

В общем, я не стал судить строго, знал, что ему уже мало отпущено времени в жизни, к тому же я любил его. И, как под­твердило время, оказался прав, убежденный в его порядочно­сти и верности закону и правосудию. В день смерти Рашидова, о котором я уже упоминал, у меня на работе раздался звонок, и я узнал взволнованный голос прокурора Азларханова. Он про­сил ровно через полчаса быть здесь, у здания республиканской Прокуратуры. Он не стал ничего объяснять, но я понял, что случилось что-то важное, неотложное. Я опоздал на встречу минуты на две и даже видел издалека, как его преследовал ка­кой-то парень. Амирхан Даутович успел вбежать в вестибюль Прокуратуры, и тут преследователь, видимо охотившийся за дипломатом в его руках, пристрелил прокурора. Я успел задер­жать убийцу, но не успел спасти своего друга.

Вот такая вкратце предыстория, а теперь начинается вто­рая часть, странная до невероятности, возможно, она наведет вас на какую-то мысль, связанную с убийством Айдына.

Тут вошла секретарша с чайником, и хозяин кабинета сам торопливо налил полковнику чай. История представляла инте­рес для Камалова, и у него появились кое-какие соображения, но полковник, конечно видевший, какую реакцию вызвал его рассказ, как истинный восточный человек, презиравший то­ропливость и суету, спокойно выпил пиалу, другую и только потом продолжил:

– Отдай он преследователю дипломат, остался бы жив, но он не смалодушничал и на самом краю жизни. Умирая, все же не разжал рук на груди преступника, держал, что называется, мертвой хваткой. Арестовав преступника, я считал свою мис­сию выполненной. Дипломат прокурора я передал начальнику следственной части и просил на другой день вручить лично прокурору республики.

Утром, явившись на службу, я остолбенел от сводки, ле­жавшей у меня на столе. Оказывается, ночью совершили напа­дение на Прокуратуру, вскрыли сейф и выкрали тот самый дипломат, за который мой друг заплатил жизнью. А во дворе остались два трупа: дежурного милиционера и взломщика по прозвищу Кощей.

Видя, что Камалов сделал какую-то торопливую запись, полковник сказал веско:

– Но и это оказалось не все, одно событие той ночи не вошло в утреннюю сводку МВД. При задержании преследова­теля я повредил ему позвоночник, и его отвезли в Институт травматологии, чтобы срочно сделать рентгеновские снимки, в медсанчасти МВД аппарат оказался неисправным. И ночью преступника похитили из больницы, нам не удалось устано­вить даже его личность. Вот такие события разыгрались нака­нуне грандиозных похорон Шарафа Рашидовича.

В эти же дни в Прокуратуре республики находилось не­сколько дел по ростовским бандам, орудовавшим в Узбекиста­не. Орудовавшим особо жестоко, дерзко, цинично, ныне это называется – рэкетом, а на мой взгляд, особо тяжким разбо­ем, а в кармане у того, кто вскрыл сейф, вынес дипломат чело­веку, страховавшему операцию, оказался билет на Ростов, да и сам Кощей был родом оттуда. И следствие стало разрабаты­вать ростовскую версию, начисто исключив чьи-то местные интересы. Возможно, кто-то, хорошо знавший практику про­куратуры, ценой жизни человека направил следствие сразу по ложному следу.

– Какого человека? – спросил, уточняя для себя кое-что, Камалов.

– Того, кто вскрыл сейф и доставил дипломат тому, чей заказ он выполнял.

– Да, вы правы, история чем-то похожа на случай с Айдыном, – подтвердил прокурор.

– На мой взгляд, человек, страховавший операцию, а это вполне мог быть сам заказчик, убил охранника Прокуратуры вынужденно, а Кощея специально, чтобы завести следствие в тупик. И мне уже тогда показалось, что этот человек хорошо знает работу правовых органов, оборотень из нашей среды.

– А как двигалось следствие?

– Я специально не интересовался, прокуратура не любит, когда суют нос в ее дела. Но насколько я знаю, затратив полто­ра года на ростовскую версию, следствие запуталось, и дело положили на полку. Но оно не шло у меня из головы, потому что касалось моего друга. Но только сегодня я почувствовал какую-то параллель между смертью Кощея и убийством Айдына. Напрашивается и еще одна параллель с прошлым убийством: и на сей раз за смертью Айдына стоит человек, хо­рошо ориентирующийся в делах прокуратуры, ведь не каждый знал о сегодняшнем секретном совещании у вас в кабинете, вы ведь не давали объявления ни по радио, ни по телевидению…

– Верно, я об этом как-то не подумал. Можно даже очер­тить список лиц, знавших о сегодняшнем совещании у меня.

– Придется поработать и со списком, – твердо сказал полковник, – буду обязан, если вы покажете его и мне. Я ведь многих тут знаю и догадываюсь, что кое-кто из них сидит на двух стульях, да трудно к ним подобраться с высоты моего по­ложения, слишком важные посты они занимают.

– А почему вы не забрали дипломат с собой в МВД? – спросил хозяин кабинета.

– Во-первых, неудобно, Прокуратура все-таки, надзорная инстанция. Во-вторых, унеси я дипломат, пришлось бы доло­жить о нем руководству, среди которого есть немало людей, проявлявших пристальный интерес к жизни опального проку­рора. Не исключено, что в кейсе могли оказаться кое-какие бу­маги и на высшее руководство МВД.

Раздался междугородний телефонный звонок, звонили из Прокуратуры СССР, предупредили, что в субботу по телевиде­нию покажут своеобразную выставку ювелирных изделий, ан­тиквариата, золотых монет, представляющих нумизматиче­скую ценность, изъятых следственными группами в Узбеки­стане только за последний год. Поговорив с Москвой, хозяин кабинета сказал:

– Среди того, что покажут народу, есть одно редкое, юве­лирное изделие XVII века, оно уже лет десять разыскивается Интерполом, фамильная брошь одной королевской семьи в Европе. И где вы думаете ее нашли? В сейфе у карапетинского секретаря обкома партии, того, что любил, когда его называли «наш Ленин». Поистине пути господни неисповедимы, при­дется возвращать…

Несколько раз входил и выходил помощник, Джураев по­нял, что у прокурора Камалова появились срочные дела, и он без восточных церемоний быстро откланялся, сказав на про­щание:

– Держите меня в курсе дел и всего подозрительного, со­бытия набрали ход, и их уже не остановить.

В приемной у Камалова собралось несколько следователей по особо важным делам из Москвы, и каждому требовалась подпись прокурора на каком-нибудь важном документе, но ча­ще всего решался вопрос о санкции на арест. Принимая следо­вателей одного за другим, хозяин кабинета помнил о давнем разговоре в Прокуратуре СССР, как сгодилась бы хоть какая-то информация по первому секретарю ЦК Компартии Узбеки­стана, может, его люди стояли за сегодняшней акцией? Но че­ловек, знавший тайну хозяина республики, не пошел на кон­такт с Камаловым и на этот раз.