Избранное. Том 1 - Станислав Константинович Ломакин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды впервые я на звезды загляделся,
И беспредельность бездны над собой,
Таинственной, бездонной и манящей
Вселенской бездны, звездами горящей,
Впервые я сознанием постиг,
Так, что восторгом захлебнулось сердце.
Космическое видение мира он отмечает у великих русских поэтов. Так, в блистательной статье (пожалуй, одной из лучших) о М. Ю. Лермонтове «По небу полуночи ангел летал» В. Солоухин писал: Лермонтов обладал ощущением космоса. Я думаю, что он первый в русской, а возможно, и в мировой поэзии посмотрел на Землю с космической высоты. До этого смотрели все снизу вверх на птиц, на облака, на звезды, на кометы. Никому не приходилось взглянуть сверху вниз. Пушкин, правда, взглянул на Кавказ таким образом, но с высоты самого же Кавказа:
Кавказ подо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины...
Но разве же это высота? А вот как у Лермонтова:
... И над вершинами Кавказа
Изгнанник рая пролетал:
Под ним Казбек, как грань алмаза,
Снегами вечными сиял,
И, глубоко внизу, чернея,
Как трещина, жилище змея,
Вился излучистый Дарьял...
Поэта мучают вопросы: откуда мы, люди? Где наша прародина? Его не удовлетворяют концепции ученых о происхождении человека. Он не доверяет многотомным научным трудам, эволюционной теории Дарвина и всем строго выверенным логически построенным концепциям ученых. В. Солоухин противопоставляет им всего лишь один аргумент (но самый главный) в стихотворении с названием «Аргумент»:
... Откуда в сердце сладкая тревога
При виде звезд, рассыпанных в ночи?
Куда нас манит звездная дорога
И что внушают звездные лучи?
Какая власть настойчиво течет к нам?
Какую тайну знают огоньки?
Зачем тоска, что вовсе безотчетна,
И какова природа той тоски?
Как человек, интересующийся вопросами деревни, хочу поразмышлять еще об одной теме, которая присутствует во всем творчестве В. Солоухина. Это проблема «раскрестьянивания» русского крестьянина. Написав эти строки, я подумал о том, что можно добавить к тем сентенциям, декларациям на вербальном уровне на эту тему, которые мы слышим, читаем в наше время. Но дело в том, что В. Солоухин начал писать о деревне, о ее судьбе, а значит и о судьбе России, еще в 60-е годы, и он достойно занимает место в обойме выдающихся писателей-деревенщиков, таких как Ф. Абрамов, В. Астафьев, В. Белов, В. Распутин, В. Шукшин. Через все его творчество, начиная с «Владимирских проселков», проходит мысль о том, что сельский труженик живет не так, как он должен жить. Боль за крестьянина, за его многостраданье, за многотерпенье, за горе, преследующее его при любой власти, за миллионы угнетенных и убиенных, за то, что крестьяне, не имевшие даже паспортов, жили как при крепостном праве, пронизывает произведения В. Солоухина. Без этой боли он бы не смог написать таких пронзительных строк: И забивались тюрьмы теми, В ком были живы долг и честь. Их поглощали мрак и темень, Им ни числа, ни меры несть.
Стреляли гордых, добрых, честных,
Чтоб, захватив, упрочить власть.
В глухих подвалах повсеместно
Кровища русская лилась.
Как только не измывались, не издевались над крестьянином! За беспримерный труд в течение сорока лет в колхозе государство «одаривало» его пенсией в размере восьми или двенадцати рублей. Дискриминация сельского жителя, по сравнению с городским, ощущалась не только в оплате за труд, но и во всех проявлениях жизни. Никогда не забуду, как 30 лет назад я, совсем еще мальчишкой (но уже работал комбайнером), приехал впервые из деревни в г. Татарск Новосибирской области за запчастями. И когда (по своему незнанию и наивности) попытался устроиться в гостиницу, мне отказали. Женщина-администратор, напутствуя меня, сказала: «... у колхозников есть своя «ночлежка», ... колхозников в гостиницу не селим, иди лучше на железнодорожный вокзал». Экспериментаторство в сельском хозяйстве и «раскрестьянивание» крестьянина продолжается и по сей день. В. Солоухин в стихотворении «Настала очередь моя» описал трагедию русского крестьянина, словно эксперимент, связанный с переселением, начался именно с него.
Когда (ах, просто как и мудро),
И день и ночь, и ночь и день,
Крестьян везли в тайгу и тундру
Из всех российских деревень.
От всех черемух, лип и кленов,
От речек, льющихся светло,
Чтобы пятнадцать миллионов
Крестьян российских полегло.
Мы сегодня знаем, какой драмой, трагедией для крестьян всей страны обернулась реализация концепции «неперспективных деревень». Если в годы Отечественной войны фашисты сожгли и уничтожили около 70 тысяч деревень, в то мирное время из 700 тысяч прекратили свое существование 558 тысяч деревень, словно по территории нашей многострадальной родины пронесся страшной силы смерч, ураган, лишивший миллионы крестьян не только малой родины, но и веры в то, что можно что-либо изменить в их жизни. Однако В. Солоухин оптимист, и его надежда на лучшее передается нам, его почитателям и читателям. Стихотворение «Друзьям» он заканчивает верой в будущее России:
Россия – одна могила,
Россия – под глыбою тьмы,
И все же она не погибла,
Пока еще живы мы.
Держитесь, копите силы,
Нам уходить нельзя,
Россия еще не погибла,
Пока мы живы, друзья.
Как современно звучат сегодня эти слова поэта для всех русских людей, для всей планеты!
ПОЭТИЧЕСКИЕ ПЕЙЗАЖИ РОДИНЫ
Стихи Анатолия Федоровича Суздальцева знают немногие ценители современной поэзии. Он редко печатается и, как говорят в таких случаях, еще не вошел в обойму известных поэтов России. Но то, что опубликовано в журналах «Наш современник», «Молодая гвардия», «Сибирские огни», являет собой ощущение нежности, радости, тонкой лиричности. Его стихи откровенны, прозрачны, сдержанно-эмоциональны, в них чувствуется простота, которая дается огромным житейским опытом и талантом. Наверное, и я обошел бы своим вниманием стихи Анатолия Суздальцева, если бы не знал его лично. Написал эти строки и задумался: а знал ли? Нет, пожалуй. Учились на одном факультете Томского университета, он – тремя курсами старше. Здоровались, как принято среди студентов, и все. Университет он закончил более 30 лет назад. Сейчас Анатолий Федорович живет
