Дети Империи - Олег Измеров

— Альтеншлоссер? Интересная фамилия. Австрийская? — Виктор попытался уменьшить дефицит информации.

— Теперь нет Австрии. Как нет Франции, Польши… Есть рейх, вечный рейх, — уклончиво ответил Альтеншлоссер.

— А вы гражданское лицо или военный?

— Только не пугайтесь. Мое звание — штандартенфюрер СС.

— А чего пугаться-то? Прямо, как у Штирлица.

Альтеншлоссер сделал слегка удивленную гримасу.

— Среди всех известных мне Штирлицев нет ни одного штандартенфюрера. Или бывшего штандартенфюрера. Не опишете подробней?

"Контактер не знал "Семнадцать мгновения весны"? Или этот Альтеншлоссер темнит?"

— Истинный ариец, характер нордический, выдержанный. С товарищами по работе поддерживает хорошие отношения. Безукоризненно выполняет служебный долг. Беспощаден к врагам рейха. В связях, порочащих его, замечен не был.

Альтеншлоссер громко расхохотался.

— Ценю ваше чувство юмора. Чувствуется, нас с вами ждет просто триумфальный успех. Зовите меня просто Дитрих. Мне можно звать вас тоже просто Виктором? Виктор, "фау" (он изобразил из пальцев букву V) — победа.

— Да пожалуйста.

— Как на взгляд человека из будущего? — спросил Дитрих, указывая на машину.

"Перехватывает инициативу в разговоре…"

— Стильно. И сочетание цветов символично: красное, белое, черное.

— Намекаете на партийное знамя? Просто итальянцы последнее время делают неплохие машины. Заводы итальянской, французской, чешской провинций сейчас в основном выпускают народные автомобили, а машины среднего и большого класса делают в Германии. Каждый житель рейха в будущем должен иметь свою машину. Прошу вас…

Впечатление от внешней элегантности машины несколько портила некоторая теснота; чтобы залезть внутрь, приходилось поворачивать кресло, отделанное черной и красной кожей.

В салоне Дитрих передал Виктору документ, похожий на паспорт или удостоверение, в черной непромокаемой обложке.

— Это ваш пропуск. Гостевой пропуск. Вы — тибетец из Лхасы, гость самого рейхсфюрера. Это сразу снимает вопросы с полицией и иными официальными лицами.

— Но я же не знаю по-тибетски. Что за тибетец, который говорит по-русски?

— Мой дорогой Виктор, если в пропуске написано, что вы — тибетец, то для всех вы тибетец, даже если будете говорить на иврите. У нас такая система. Полиция в любой точке рейха легко может связаться по видеотелефону с центральным банком информации, где лежит ваше электронное досье, и верить будут данным досье, а не вам. Это очень эффективно против партизан и шпионов.

— Понятно. "Если на клетке слона написано "буйвол", не верь глазам своим".

— Должны ли мы верить своим глазам, если видим волка в овечьей шкуре?

Виктор развел руками.

— Вам виднее.

— Это подтверждено огромным опытом. Но! Не у каждого есть видеотелефон к банку информации, только у полиции. Во избежание инцидентов всегда ходите с сопровождающим. Сейчас, к сожалению, между нашими империями плохие отношения и вы может столкнуться с непониманием. Если же все-таки окажетесь одни — ищите официальных лиц, хотя бы трамвайных кондукторов, они все осведомители. Еще вам необходимо носить на одежде вот это, — Дитрих достал две красные картонки с булавкой, на которой был изображен орел со свастикой и написано готикой "Ehrengast", — как это у вас называют по русски?

— По-русски это вообще не называют, это бейдж.

— Бейдж почетного гостя великого рейха. Чтобы не показывать пропуск каждому встречному. Статус почетного гостя дает вам право говорить не на немецком языке, не приветствовать членов партии и не отвечать на партийное приветствие. И вообще вести себя как иностранцу.

— Можно даже "ку" не делать?

— Я не знаю, что такое "делать ку". Видимо, в МГБ что-то напутали при вашем инструктаже.

"Значит, контактер не знает про "Кин-Дза-Дза!", или этот немец опять темнит".

— А у меня вообще не было инструктажа. Сказали, что у вас все расскажут.

"Пусть побольше объяснит. Может, что и выловится."

— Конечно, расскажут. Да, и еще на случай, если потеряетесь, и на разные мелкие расходы, — и Дитрих протянул Виктору пачку рейхсмарок.

— Спасибо, у меня есть.

— Виктор, вы аскетичны, как герой Древней Спарты, но в рейхе личных денег не бывает слишком много. Это не СССР. Берите, берите.

— Спасибо. Где расписываться?

— К чему эти мелкие торгашеские расчеты? У нас с вами отношения на доверии.

И Альтеншлоссер повернул ключ зажигания. В этот момент Виктор понял, что путь обратно уже отрезан — по крайней мере, до выполнения задания.

9. На крыше мира.

Красный "Фиат" легко вилял по изгибам асфальтированной лесной дороги. "И тут они все-таки по автодорогам обгоняют" — подумал Виктор.

Возле приемника торчало какой-то устройство с широкой щелью. Дитрих, н отрываясь взглядом от дороги, порылся правой рукой в бардачке, вытащил оттуда квадратную кассету толщиной с бутерброд и сунул в щель. Послышались звуки фокстрота с длинным названием "Auf dem dach der welt da steht ein Storchennest" — Виктор вспомнил, что похожая музыка звучала в фильме "Смелые люди", в сцене со связной-цветочницей возле кинотеатра.

— Люблю музыку моей молодости, — признался Дитрих. — А вы, Виктор?

— Я тоже. "Этот День Победы порохом пропах…"

— Да… Во сколько жертв обошелся нашим народам этот День Победы в вашей реальности? Как видите, могло быть иначе. В сорок первом осенью меня призвали. Прослужил в танковых во Франции. Осваивали матчасть трофейных "Сомуа". Виноградники на склонах, изумительные вина, горячие упругие подружки. Потом прокатились на юг. Никаких жертв, никто из местных там уже не хотел воевать. По-мальчишески завидовали тем, кто дерется в полках Роммеля. Познакомился с одной местной девчонкой, повеселились мы с ней, а потом она возьми и предложи мне подсыпать яд в офицерскую кухню. Сыграл я перед ней такого простачка, а через нее удалось выйти на террористическую группу. Тут мне и предложили служить по другому ведомству. А вы не меняли круто судьбу из-за женщины?

— Нет. А что с ней потом было?

— С кем?

— Ну, что подсыпать яд предлагала?

— А что в Союзе делают за попытку массового отравления в условиях военного времени? Фюрер как-то признался, что ненавидит шпионок за то, что они ложатся в постель ради задания и губят мужчин.

— Надеюсь, он сказал это не на основе личного опыта?

Дитрих зыркнул на него глазами через зеркало в салоне; Виктор ответил ему незамутненным невинным взглядом солдата Швейка.

— Разумеется, нет. Иначе ваши историки ухватились бы за такие факты. В обоих реальностях. К сожалению, нас все время стравливают американцы и англичане, их цель — владеть Азией. А наша с вами цель — сохранить мир. Вы за мир, Виктор?

— Спрашиваете. А что я должен делать? Что говорить, вообще, как это все будет?

— Не торопитесь. Ваша роль будет простой и кульминационной в мировой истории. Вам все расскажут и покажут за пять минут. А до этого вы должны отдыхать и наслаждаться жизнью.

— Идеал бездельника. Или быка, откармливаемого на убой. Я как-то привык работать.

Машина вырулила на широкое шоссе, Дитрих добавил газу, так, что стрелка спидометра запрыгнула за 130. Двигатель плотоядно урчал. Кассетник, перебиравший по очереди фокстроты, вальсы и танго, затянул "Was kann so schon sein wie deine Liebe" в исполнении Гитты Алпар. Дитрих добавил громкость.

— Одна из моих любимых, — признался он. — Из немцев моего поколения так и не выветрилась сентиментальность.

"Ваша записка в несколько строчек…" — подпел Виктор в тон мелодии. — У нас Шульженко пела.

— Вот видите, наши народы любят одни и те же песни. В годы становления партии рабочие переделывали много советских шлягеров. "Und hoher und hoher und hoher.." Узнаете? "Все выше, и выше…"

— Почему рабочие?

— Вы думаете, в партию шли лавочники? Шли рабочие, революционный пролетариат с революционными песнями, которым они придумывали новые слова. Кстати ваш марш — "Пам-парам-парарам, пам-парам-пам-пам…" — очень неплохо. Он мог бы звучать на наших парадах. Кто автор музыки?

— Давид Тухманов.

— Жаль… доктору Геббельсу будет сложно объяснить.

— А то, что вы напели, сочинил Хайт.

— Сейчас это не исполняют… Да, о рабочих. Знаете, я тоже из рабочей семьи и тоже привык работать. Из вас, Виктор мог бы выйти добропорядочный немец. Гражданин.

— Почему именно немец?

— Потом объясню. Скоро вокзал.

— А разве мы летим в Берлин не самолетом?

— Мы летим поездом. Экспресс "Летучий Баварец".

Вскоре они влетели на улицу польского городка, обозначенном на дорожном указателе, как "Рейхшоф", с аккуратными малоэтажными домиками под красными черепичными и зелеными железными крышами; белые, желтые, розовые, красно-кирпичные, они казались созданными из пряничной глазури и крема, словно весь город был огромным красивым тортом. Всюду виднелись надписи на немецком, готическим шрифтом — из-за скорости Виктор не успевал их прочитать. Встречные полицейские отдавали машине честь; Виктор заметил, что стражи порядка вооружены короткими автоматами, ну очень похожими на чешские "Скорпионы", только с прямыми длинными магазинами патронов на тридцать, а на колясках полицейских мотоциклов стоят МГ-42. В его реальности "Скорпионы" стали выпускать года на три позже. Видимо, чехи со "Збройовки" здесь раньше подсуетились составить конкуренцию столь любимому нашими киношниками творению фирмы "Эрфуртер машиненфабрик".