Бомарше - Рене Кастр

«Сколь бы велико ни было мое желание видеть г-на д’Эона, познакомиться с ним и послушать его, — писал Верженн Бомарше 25 августа 1775 года, — не скрою от вас, сударь, тревоги, не дающей мне покоя. Его враги не дремлют и с трудом простят ему его злословие. Если он приедет сюда, как бы разумно и осмотрительно он себя ни вел, они легко смогут приписать ему слова, нарушающие обет молчания, которого требует от него король. Опровержения и оправдания в подобных случаях всегда весьма затруднительны и противны благородным душам. Вот если бы г-н д’Эон согласился появиться в женском обличье, все было бы решено. Но только он один может принять такое решение. Однако в интересах его собственной безопасности ему следует посоветовать не появляться во Франции, а особенно в Париже, хотя бы ближайшие несколько лет. Я высказал вам свое мнение, а вы поступайте так, как сочтете нужным».

Сомнительно, чтобы такая перспектива пришлась по душе кавалеру д’Эону. Он действительно обожал переодеваться в женское платье, но при этом, как большинство трансвеститов, в равной мере дорожил своим статусом мужчины и связанным с этим положением в обществе. Не исключено, что, попав в силки собственной хитрости, он горько пожалел о том, что хитрость эта так далеко завела его, заставив лишиться достигнутого общественного положения и пола, к которому он принадлежал по рождению.

Бомарше горячо убеждал шевалье в целесообразности подобного решения и 7 октября 1775 года написал Верженну:

«Все это дало мне возможность еще лучше узнать особу, к коей я послан по известному делу, и я по-прежнему остаюсь при мнении, что уже излагал вам: накопившаяся за тридцать лет злоба против покойных министров и их друзей столь сильна в ней, что нет такого барьера, который мог бы спасти от нее. Письменных обещаний будет недостаточно, чтобы остудить эту горячую голову, теряющую разум при одном упоминании имени де Герши; официальное объявление о том, что она женщина, и обязательство отныне носить лишь женское платье является единственным способом избежать скандала и других неприятностей. Я прямо потребовал от нее этих обязательств и получил их».

Точка в этой странной истории была поставлена 4 ноября 1775 года, когда был заключен своего рода договор, подписанный с одной стороны г-ном Кароном де Бомарше, в силу полномочий, возложенных на него Людовиком XVI 25 августа 1775 года, а с другой — «барышней д’Эон де Бомон, старшей дочерью в семье, известной до сего дня под именем кавалера д’Эона, бывшего капитана драгунского полка, кавалера ордена Святого Людовика, адъютанта маршала и графа де Брогли, полномочного представителя Франции при королевском дворе Великобритании, а еще ранее — доктора гражданского и канонического права». Этот пространный документ фигурирует в томе 512 дипломатической переписки с Англией в архиве Министерства иностранных дел и включает в себя следующие пункты:

«Бумаги, хранящиеся д’Эоном как у лорда Феррерса, так и у него самого, будут переданы Бомарше с тем, чтобы тот доставил их королю Франции.

Кавалер д’Эон отказывается от любых преследований, в том числе и судебных, семейства де Герши, покончив с этим окончательно и бесповоротно.

Барышня де Бомон признает, что по воле своих родителей она до сих пор жила под чуждым ей мужским обличьем, и отныне, дабы положить конец этому двусмысленному положению, вновь станет носить женское платье и больше никогда от этого не откажется, за что ей будет позволено вернуться во Францию. Как только это условие будет выполнено, она получит пожизненную ренту в размере 12 тысяч ливров, а все ее долги, наделанные ею в Лондоне, будут оплачены. Учитывая ее ратные заслуги, ей разрешается носить крест Святого Людовика на женском платье и выделяется 2000 экю для приобретения женского гардероба, вся же мужская одежда будет у нее изъята, дабы не будить желания вновь ею воспользоваться».

Таковы основные положения документа, одобренного Людовиком XVI. Это единственный случай в истории, когда мужчине предписывалось до конца жизни носить женское платье.

Удивительно, что, соглашаясь на это, д’Эон не потребовал медицинского освидетельствования, а коли он этого не сделал, значит, такое решение его устраивало. После заключения этого договора Бомарше стал говорить о д’Эоне только в женском роде, называя его не иначе как «моя дорогая кавалерша».

Возможно, из-за практических неудобств, связанных с его превращением в женщину, д’Эон в течение двух лет отказывался появляться в юбке на людях, но в мыслях он сразу же перестроился на новый лад и стал вести себя как женщина: графу де Брогли написал, что он девица, напропалую кокетничал с Бомарше, разыгрывая безумную любовь к нему, называя своим освободителем и подписывая послания к нему «ваша драгуночка».

Бомарше, судя по всему, включился в эту игру. «Все говорят, что эта девица без ума от меня, — писал он Верженну. — Она считает, что я пренебрег ею, а женщины не прощают подобного оскорбления. Я вовсе не пренебрегал ею, но, черт побери, разве можно было представить себе, что для того, чтобы угодить королю в этом деле, мне придется превратиться в воздыхателя драгунского капитана! Это приключение кажется мне столь потешным, что мне стоит огромного труда преисполниться серьезности, чтобы закончить должным образом свое послание».

Это письмо свидетельствует о том, что д’Эону не удалось-таки провести Бомарше, хотя шевалье и называл его дураком, олухом и подмастерьем часовщика, возомнившим, что, по счастливой случайности, он изобрел вечный двигатель; именно так характеризовал его д’Эон в своих письмах к Верженну после того, как Бомарше пригрозил, что заставит его продать всю мужскую одежду. А Пьер Огюстен то ли в силу своей галантности, то ли с иронией писал министру иностранных дел, снисходительно прощая эту ругань: «Она женщина, причем попавшая в ужасную компанию, я от всего сердца прощаю ее; она женщина, и этим все сказано».

Любопытно, что пари, заключенное в Лондоне по поводу пола д’Эона, рассматривалось в суде, который, приняв во внимание вердикт Людовика XVI, объявил победителями тех, кто считал и шевалье женщиной.

Пережив массу неприятностей из-за всех этих споров, д’Эон согласился выполнить условия сделки: 13 августа 1777 года он покинул Англию и отправился в Версаль, но проделал весь путь в мундире драгуна. Он попытался убедить Верженна пересмотреть их договор, но министр и король были неумолимы, и 27 августа 1777 года Людовик XVI издал специальный указ, на котором также стояла подпись Верженна, запрещавший д’Эону носить другую одежду, кроме женской.

Мария Антуанетта предоставила в распоряжение барышни д’Эон свою личную портниху мадемуазель Бертен, которая изготовила для нее роскошные туалеты. И вот 28 сентября 1777 года мадемуазель д’Эон, в черном платье с огромными фижмами и в женском парике с кружевной наколкой, на высоких каблуках, прибыла во дворец, чтобы выразить свое почтение королю и королеве.