Сципион. Социально-исторический роман. Том 1 - Юрий Тубольцев

Причалив к пирсу, римляне поспешно убрали снасти, втянули и сложили внутри весла. Сципион оставил на квинкверемах всех моряков и в сопровождении ста прибывших с ним легионеров, Лелия, Кавдина и своего универсального переводчика направился в город.

Тем временем карфагеняне, воспользовавшись знанием местности, продвинулись на кораблях в глубь гавани и, высадившись на берег позднее, все же обогнали римлян на пути к царскому дворцу, поскольку тем пришлось сделать большой крюк, огибая залив. Пунийцы остановились и хмуро ожидали приближения римлян. К этому моменту в порту собралась толпа африканцев, с любопытством глазевших на чужеземцев.

Публий строго наказал своим солдатам не вступать в схватку, ни в коем случае не поддаваться на провокации и целиком положиться на него: он знает, что делает, потому все будет хорошо.

Римляне почти поравнялись с пунийским, гораздо более многочисленным десантом. При этом карфагенские корабли все еще продолжали причаливать к пирсам по всей гавани и высаживать новые кучки солдат и прочего люда. По свите, окружающей пунийского предводителя, Сципион понял, что перед ним сам Газдрубал с остатками своего войска, бежавший из Испании.

Приготовившиеся к схватке карфагеняне с удивлением обнаружили, что римляне приближаются с мечами в ножнах, бесполезно болтающимися на правом боку, со щитами, висящими за спиною в специальных чехлах. Пунийцев сбило с толку такое, с виду миролюбивое поведение Сципионовых солдат, и, упустив первый момент, позднее они уже не отважились напасть на римлян, чувствующих себя как бы в полной безопасности среди все более сгущающихся толп нумидийцев.

Вперед из рядов карфагенян вышел Газдрубал, Сципион узнал его по фигуре и одеянию, знакомым ему со времени их противоборства в последнюю испанскую кампанию, и по величавой осанке, выдающей человека, главенствующего над окружением. Однако столь близко, а между ними было шагов двадцать, он видел его впервые. Публий с невинным и как бы даже приветливым любопытством посмотрел на своего врага и продолжал спокойно идти своей дорогой. Едва он оставил позади Газдрубала, как лицо его, утратив выражение беззаботной легкости, отразило мучительное напряжение. Но такое состояние длилось только несколько мгновений; миновав один вражеский редут, он уже раздумывал, как штурмовать следующий.

«Ничего особенного, я так и предполагал, — тихо пробормотал Публий, обращаясь к самому себе, — весьма неправильные черты, впрочем, не без некоторой приятности, волевого, но не выражающего глубины лица. Я одолел его в Испании, справлюсь с ним и здесь».

Газдрубал понимал, что, превосходя силами римлян, он все же существенно уступает нумидийцам, и если те в схватке примут сторону римлян, то ему несдобровать. А по уверенности, с которой ступал по этой земле Сципион, можно было полагать, что прибыл он сюда по приглашению Сифакса. Боясь самоуправством в чужом городе оскорбить нумидийцев, Газдрубал решил отказаться от применения оружия и погубить Сципиона иным путем. Он отобрал себе две сотни сопровождающих и последовал за римлянами.

Обе процессии двигались в глубь города и, стараясь шествовать чинно, с достоинством, тем не менее, постоянно суетились, торопясь обогнать друг друга. Нумидийцы — проводники и тех, и других — обменялись несколькими словами, и Сципион узнал, что Газдрубал так же, как и он, направляется в гости к Сифаксу. Публий был раздосадован, поскольку не успел опередить Газдрубала хотя бы на сутки, но в то же время мог и порадоваться, что не опоздал, иначе все могло бы закончиться еще в гавани, где пунийцы на его счастье излишне задержались в ожидании торжественной встречи со стороны хозяев. Он уже убедился в непостоянстве варваров и не очень рассчитывал на уверения в дружбе и гарантии безопасности, данные Сифаксом. Было ясно, что сейчас предстоит схватка сразу и за приобретение союзника, и за жизнь.

Делегации, одновременно подойдя к громоздкому зданию царского дворца, сообщили слугам о своих намерениях. Рабы доложили о них Сифаксу. Вскоре любезные придворные появились у ворот и, извинившись перед Сципионом, пригласили Газдрубала.

Публий кусал губы, но успокаивал сопровождающих, говоря, что им предстоит всего лишь очередная схватка с Газдрубалом, которого они уже не раз били, и призывал их следовать за своим императором столь же уверенно, как и в других сражениях.

Сципиону, проконсулу Римской республики, победителю Испании, пришлось долго стоять на пороге дворца африканского царька под жестоким, хотя и вечерним солнцем. Однако он подавил гнев и вновь надел маску приветливости, как бы не усматривая в происходящем оскорбления себе.

Наконец придворные вышли к Сципиону и хмуро велели ему идти за ними. Публию дозволили взять с собою трех человек. Он сделал знак следовать с ним Лелию, Кавдину и переводчику Сильвану, а оставшихся легионеров вверил попечению центуриона, приказав ему ничего не предпринимать самостоятельно, какими бы слухами ни пытались смутить его спокойствие. Они вчетвером сдали мечи нумидийцам и пошли по высоким коридорам, отличающим местную архитектуру от римской и греческой.

Войдя в тронный зал, Сципион увидел в центре пестрой, как африканские птицы, свиты красивого статного человека лет тридцати семи с яркими, выразительными чертами лица. Здесь же находился Газдрубал со своим окружением, также весьма многоцветным, поскольку карфагеняне, являясь народом путешественников, привыкшим к многообразию мира, были менее консервативны в одежде, чем римляне. Под сводом сумрачного помпезного зала царил тревожный дух недоброжелательства.

Газдрубал первым нарушил молчание и сказал:

— Вот, о могущественный царь, тот, кто уничтожил твоих солдат в Иберии и лишил нас с тобою этой богатейшей и обширнейшей земли.

Сципион любезно кивнул царю и даже Газдрубалу и приятно произнес:

— Вот, о могущественный друг, перед тобою Сципион, проконсул Римской республики, освободитель Испании, тот, кто позволил твоим солдатам избежать гибели в иберийских ущельях за чуждые им интересы и вернуться на родину.

Сифакс, пораженный молодостью, благородной внешностью и уверенностью Сципиона, несколько смутился и решил не торопиться с принятием крутых мер.

— Почему ты так смело назвал меня другом? — спросил он, не столько в ожидании непосредственного ответа, сколько для того, чтобы отдалить момент принятия решения об участи своих гостей и заодно прощупать ум римлянина.

— Ты объявил себя таковым моему посланцу и взамен получил уверенья в нашей дружбе, — спокойно, с достоинством сказал Сципион, — мы же, однажды кого-то назвав другом, не изменяем своему выбору. Увидев тебя, я понял, что таковы и твои принципы, ибо в человеке столь возвышенного облика не может таиться коварный дух.

Последней фразой Публий не только польстил чувствительному самолюбию варвара, но, в первую очередь, намеренно привлек его внимание к роли внешности человека в определении черт характера, этим словно бы призывая Сифакса в ответ довериться обаянию самого Сципиона. Удивление нумидийца росло с каждым мгновением. Он произнес нечто несущественное только для того, чтобы побыстрее передать слово римлянину, и весь превратился в зрение и слух, изучая своего оппонента. Публий же, наоборот, старался не молчать и использовал всякую паузу для воздействия на африканца. Как полководец, застигнутый с войском на невыгодной позиции, он мог искать победы только в активных действиях. Сципион аккуратно напомнил царю о его приглашении посетить Сигу, о даваемых гарантиях безопасности и о славе нумидийского гостеприимства. Сифакс ощутил потребность не опускаться ниже образа, созданного под его именем чужеземцем. Он смягчил тон и, пытаясь загладить суровость приема, извинился перед римлянином за то, что заставил его слишком долго стоять перед воротами дворца, оправдываясь при этом невозможностью беседовать сразу с двумя прославленными людьми, представителями величайших народов мира, пребывающих, однако, не в лучших взаимоотношениях.

— Кто-то должен был ждать, — не очень ловко, но с самодовольной улыбкой закончил свою речь Сифакс и, вдруг вспомнив требование этикета, представил Публию Газдрубала. Весь разговор, начатый пунийцем на своем родном языке, так и продолжался по-финикийски при посредстве переводчиков.

Сципион, поприветствовав карфагенянина, ответил Сифаксу, что не видит ничего недостойного в его поведении, и, мгновение спустя, добавил:

— Все верно, Газдрубал должен был войти первым: дело Карфагена всегда начинать, а дело Рима — заканчивать.

— Как это? — снова удивился царь, только что считавший, будто сумел овладеть ситуацией.

— Ну, например, карфагеняне развязали войну против Италии, мы же ее закончим.

Сифакс очень внимательно посмотрел на Сципиона. Он не сразу нашел возражение на такое неожиданное заявление и заговорил о том, что его более всего волновало.