Купленная. Доминация (СИ) - Владон Евгения

— И я могу тебя в этом заверить прямо сейчас… — вторая пощечина прошлась по второй щеке уже тыльной стороной пальцев более весомым и весьма ощутимым шлепком.

Похоже, в этот раз у нее должно было зазвенеть даже в ушах, учитывая, как она в этот момент панически дернулась, попытавшись интуитивно отпрянуть от меня, и тут же взвыла от боли, когда я дернул здоровой рукой ей за волосы и заставил склонить голову на бок в неудобной для нее позе.

— Сама подумай, сучка, что это все ничто, по сравнению с тем, до каких реальных пределов я могу дойти, даже не выходя из этого гребаного лимузина. И раненная рука мне при этом нисколько не помешает. Тебе ведь известно, что адреналин притупляет боль? И ты, кстати, из-за этого тоже можешь сейчас хорохориться и рваться своей стоячей грудью на амбразуру… — и как бы в подтверждении своим словам, я не преминул отыскать ближайший к моей правой руке сосок рыжей потаскухи и без излишних нежностей вполсилы сжать его кончиками пальцев прямо вместе с тканью платья.

Естественно, ее передернуло, перекорежило и вынудило хрипло вскрикнуть, но, скорее, больше от испуга, чем от настоящей боли. После чего ей так и не удалось сдержаться, чтобы не вцепиться обеими руками в мою перебинтованную кисть. Хотя в удерживаемой мною за ее волосы позе все ее ответные действия выглядели слишком беспомощными и безрезультативными, ближе к интуитивным. Учитывая, как ее сейчас рубил собственный адреналин, ослабляя физические силы в несколько раз, порвать ее на месте буквально и размазать по полу лимузина мне не стоило в эти минуты вообще никаких существенных усилий. Тем более, долбило меня в голову тогда не хило, частично ослепляя и выедая анестезирующей кислотой как минимум семьдесят процентов здравого рассудка, а вместе с ним и человечности.

Мысли о недавнем возбуждении и почти насильственной иррумации уступили место совершенно иным, но не менее мощным желаниям, на грани подступившего уже впритык помешательства. И, самое жуткое, я и не думал их хоть чем-то и как-то гасить. У этой бл*ди была возможность обойтись и без всего этого, но ей захотелось поиграться в Жанну Д'Арк. Ее счастье, что я всего лишь подобие любителя или тени Великого и Ужасного, решившей опробовать свои силенки не в самый подходящий для этого период. Но ведь это еще отнюдь не гарантия остаться целой и относительно невредимой по окончанию нашего романтического свидания.

— А с чего ты взял, что я сама не люблю пожестче? — представляю, сколько ей стоило сил со смелостью попытаться мне ответить и при этом не разреветься окончательно. А ведь дрожь в голосе скрыть ей так и не удалось, даже когда она цедила едва не по каждому отдельному слову сквозь зубы, глядя при этом полуослепшими глазами в того, кто сейчас над ней нависал, бесцеремонно заполняя ей душу ядовитыми парами черного-пречерного страха.

— С того, что я слишком хорошо знаю разницу, ху*соска. Хотя уверен на все сто, твоя п*зда сейчас такая мокрая, что хоть трусы на тебе выжимай. И продолжаешь спускать прямо сейчас на любое из моих действий и произнесенное слово. Причем всякий раз, когда я что-нибудь делаю с тобой далеко за понятием ванильного секса. Наверное, фигеешь с самой себя, да, бл*дь? А я, такой сякой, тебе на даю.

— Слишком большого о себе мнения, пи*дабол. Все вы одинаковы, когда пытаетесь возвысить себя в собственных глазах и придумываете подобную х*йню буквально на лету. Насмотрелся дешевых сериальчиков, гомнюк, и теперь мнишь себя непревзойденным секс-гигантом?

Боже, сколько бравады и ради чего, спрашивается? Доказать мне (еще и сейчас), что я жалкая пустышка, трясущаяся при виде собственной тени, всякий раз, когда включают свет? Кто бы говорил про сериальчики, а?

— Мимо, деточка. Все мимо кассы. — пришлось еще ближе нагнуться к ее перекошенному, но жутко упрямому личику и едва не коснуться ртом ее вытаращенного глаза. — Ты же прекрасно знаешь, что именно мне ничего сейчас не стоит опротестовать все твои потуги.

Как и вырвать без особого усилия свою руку из ее трясущихся пальчиков, после чего потянуться чуть ли не к самому полу, чтобы подцепить край юбки ее бл*дского платья и запустить ладонь меж ее раздвинутых бедер. Она даже не успела вовремя сообразить, что я делаю, поскольку и адреналин, и рвущий рассудок кошмар происходящего притупляли большую часть испытываемых в эти моменты ощущений. Зато очень хорошо все прочувствовала, как только мои пальцы без особого труда отыскали ее киску, прикрытую тоненьким кружевом так называемых женских стрингов. Последние вообще нисколько не помешали моим пальцам пройтись чуть ли не по всей промежности, определяя степень мокроты и припухлости вульвы от достигнутого этой стервой перевозбуждения. В этот раз она зашипела сквозь зубы отнюдь не от боли, хотя я и не церемонился с ее кем только уже не траханной пи*дой.

— И после этого будешь тут заливать о своей непорочности самой невинной во всем городе целки? Боюсь, там уже давным-давно все раздолбано еще до меня. Ловить, по сути, уже и нечего, хотя твоя глотка мне определенно понравилась. Но это не значит, что я не придумаю, что с тобой делать дальше. Тем более, мы так и не дошли до главной темы нашей встречи, немного затянув с прелюдией.

Я наконец убрал руку с ее промежности и дурея от предстоящих "развлечений" почти сразу же сунул три пальца (пусть скажет спасибо, что не все четыре) в ее бл*дкий рот, сильнее стягивая левым кулаком ее патлы в нужном мне направлении. Луневу еще больше выгнуло и залихорадило, едва не до эпилептической тряски, вызвавшей у нее новый приступ легкого удушья с неконтролируемым потоком слез. Охрененная картинка. Похоже, я начинаю входить во вкус.

— Ну что, моя прелесть… Готова к настоящим американским горкам?

ГЛАВА тринадцатая

Когда я добрался до своей квартиры, проделывая каждое из своих действий на сплошном автомате, то, наверное, не помнил и тридцати процентов из всего, что вообще успело произойти со мной после встречи с Луневой. В принципе, там и нечего было что-то запоминать. Я банально отправился к себе домой, больше никуда не заезжая и ни с кем не связываясь по телефону. Уже было как-то не до всего этого. Теперь я ловил отходняк, и его остаточная реакция как раз нагнала меня в прихожей моей любимой и уже которую ночь подряд идеально тихой квартиры.

Я рванул в сторону ванной комнаты больше по инерции, чем соображая, что делаю, и почти что успев это сделать. Обблевал лишь небольшой участок итальянского кафеля перед выдраенным до слепящего блеска унитазом и запачкав впоследствии штанины брюк на коленках, когда обнимался следующие две минуты с абсолютно безучастным ко всем моим проблемам толчком. Трясти начало практически сразу же. Ледяным обморожением прошлось по спине и затылку так же резко и на вылет, как и скрутило в тот момент и желудок, и легкие, и даже сердце. Казалось, еще немного и вместе с внутренностями я выблюю попутно и свою жалкую душонку, поскольку ощущения были как раз на грани разрыва сознания с телом. Даже кожу будто бы съежило, как от ледяного ожога, впившегося острейшими иглами во все поры и нервные окончания, вплоть до мозга позвоночника.

Обычно в таких ситуациях тебя кроет дичайшим страхом за собственную жизнь, но мне впервые и от всего чистого сердца захотелось сдохнуть. Чтобы моя гребаная жизнь оборвалась прямо здесь и сейчас, в столь унизительном виде и в позе, на которые невозможно было бы взглянуть без чувства ответного отвращения. На большее я сейчас и не заслуживал.

Так почему же не сдох? Почему, прошелестевшая за моей спиной беззвучной поступью белая невеста так и не дотянулась до моего сердца, хотя я и чувствовал ее стылое дыхание буквально во всех костях и всеми вставшими дыбом волосками. Неужто пожалела или… наоборот, решила, что я того не стою? По крайней мере, не сегодня и не после того, что я успел наворотить за этот вечер.

Правда, когда этот убийственный приступ отступил, каким-то чудом так и не выдернув мое сознание с этого света, легче все равно не стало. Нервный озноб еще больше усилился, ломая кости и дробя кислотой адреналина по всем жилам и суставам одновременно, будто полосуя ножами по резко ослабевшим сухожилиям и трясущимся внутренностям. И, судя по самим ощущениям, отступать они так скоро явно не собирались. Да и куда мне вообще в таком состоянии? Только подпирать стену спиной и затылком, чтобы кое-как удержать равновесие и не скатиться окончательно на пол в позу скукожившегося эмбриона? Не хотел я чувствовать эту гребанную разбитость, но она меня не спрашивала, когда и в каком виде атаковать мое тело. Да и душу тоже, раз уж на то пошло.