Апелляция - Джон Гришэм

«Рокиз» открыли сезон веселым праздником, который устроили в выходные в городке Рассбург, в часе езды к северо-западу от Джексона. Они должны были отыграть одну игру вечером в пятницу, еще как минимум две в субботу и, быть может, одну в воскресенье. Игры состояли всего из четырех иннингов,[17] и только приветствовалось, чтобы каждый участник попробовал себя в роли питчера и поиграл на разных позициях. На кону не стояло ни трофеев, ни чемпионских титулов, предполагался лишь круговой турнир для подъема боевого духа и начала сезона. Тридцать команд записались в отделение для одиннадцати- и двенадцатилетних детей, включая еще две из Брукхейвена.

Первым противником «Рокиз» оказалась команда из маленького городка под названием Роллинг-Форк. Вечер выдался прохладным, воздух был чист, и в спортивном комплексе собрались игроки и родители, предвкушавшие удовольствие от просмотра пяти игр за один раз.

Дорин осталась в Брукхейвене с Клариссой и Зиком, у которого намечалась игра в девять утра в субботу.

В первом иннинге Джош играл на второй базе, а когда настал его черед воспользоваться битой, отец проводил тренировку на третьей. Когда он пропустил четыре питча, отец подбодрил его и напомнил, что нельзя бить по мячу, если бита лежит на плече. Во втором иннинге Джош отправился на круг питчера и легко обыграл двух первых бэттеров, с которыми ему пришлось иметь дело. Третьим бьющим стал коренастый двенадцатилетний мальчик, который обычно выступал кетчером. Он отбил мяч за боковую линию очень сильным ударом.

— Подавай низко и в другую сторону! — прокричал Рон со своей позиции.

Второй питч полетел не низко и не в другую сторону. Подача оказалась очень сильной, мяч направился прямо в центр «дома», и бьющий яростно его отбил. Мяч отскочил от алюминиевой биты и отлетел от «дома» намного быстрее, чем попал туда. Долю секунды Джош колебался, а к тому времени, как он среагировал, мяч попал ему в лицо. Он слегка дернулся, когда мяч ударил ему прямо в правый висок. Потом мяч покатился через шорт-стоп[18] и в итоге оказался на левом поле.

Когда подбежал отец, глаза у Джоша были открыты. Он лежал на горке питчера, оглушенный, и стонал.

— Скажи что-нибудь, Джош, — попросил Рон, осторожно прикасаясь к ране.

— Где мяч? — спросил Джош.

— Не беспокойся об этом. Ты нормально меня видишь?

— Думаю, да. — Из глаз его катились слезы, и он стиснул зубы, чтобы не плакать. Кожа была содрана, а в волосах виднелась кровь. Поврежденные ткани уже начали опухать.

— Нужно раздобыть льда, — сказал кто-то.

— Вызовите «скорую помощь».

Другие тренеры и рефери топтались вокруг. Мальчик, отбивший мяч, стоял поблизости, чуть не плача.

— Не закрывай глаза, — сказал Рон.

— Ладно, ладно, — ответил Джош, все еще тяжело дыша.

— Кто играет на третьей базе за «Брейвз»?

— Чиппер.

— А на центральном поле?

— Эндрю.

— Молодец!

Через пару минут Джош сел, и собравшиеся зааплодировали. Потом он встал и с помощью отца добрался до его тренерской зоны, где лег на скамью. Рон с бешено колотящимся сердцем осторожно положил пакет со льдом на припухлость на виске Джоша. Игра постепенно возобновилась.

Прибыл врач и осмотрел Джоша, который на первый взгляд реагировал на все должным образом. Он мог видеть, слышать, помнил все до мельчайших подробностей и даже заговорил о возвращении к игре. Врач это запретил, как и тренер Фиск.

— Быть может, завтра, — сказал Рон, но только чтобы успокоить сына. У самого Рона в горле тоже словно что-то опухло, и он только-только начал успокаиваться. Он собирался забрать сына домой после игры.

— Мальчик выглядит неплохо, — сказал врач. — Но вам следовало бы сделать ему рентген.

— Прямо сейчас? — спросил Рон.

— Можно не торопиться до такой степени, но сегодня вечером стоит попробовать.

К концу третьего иннинга Джош уже сидел и шутил с друзьями по команде. Рон вернулся в зону тренера у третьей базы и что-то шептал раннеру,[19] когда один из членов «Рокиз», сидевший с Джошем, прокричал ему:

— Джоша тошнит!

Рефери вновь приостановили игру, и все тренеры покинули тренерскую зону «Рокиз». У Джоша кружилась голова, он обильно потел и ощущал сильную тошноту. Врач был поблизости, и за считанные минуты двое медбратьев принесли носилки. Рон держал сына за руку, когда того катили на парковку.

— Не закрывай глаза, — вновь и вновь повторял Рон. И еще: — Поговори со мной, Джош.

— Голова болит, папа.

— С тобой все в порядке. Только не закрывай глаза.

Они подняли носилки и внесли их в машину «скорой помощи», закрепили и разрешили Рону сесть рядом с сыном. Пять минут спустя его вкатили в отделение экстренной медицинской помощи больницы округа Генри. Джош оставался в сознании, его не тошнило с момента отъезда со стадиона.

За час до этого произошла авария с участием трех автомобилей, так что в отделении экстренной помощи царила суматоха. Первый доктор, осмотревший Джоша, сказал, что ему проведут исследование методом компьютерной томографии, и объяснил Рону, что дальше в больницу его не пустят.

— Думаю, он в порядке, — сказал доктор, и Рон отправился искать свободный стул в забитой людьми приемной. Он позвонил Дорин и все же выдержал этот трудный разговор. Время практически остановилось, минуты тянулись, как часы.

Вскоре приехал главный тренер «Рокиз», бывший коллега Рона. Он должен был кое-что ему показать. Из своего автомобиля он принес алюминиевую биту.

— Вот она, — хмуро произнес он.

Это оказалась бита марки «Скример», весьма популярная модель производства «Уин Райт спортинг гудз», десяток таких легко можно было найти на любом бейсбольном стадионе страны.

— Взгляни на это, — сказал тренер, указывая на металлическую часть там, где кто-то пытался стереть оставшуюся часть наклейки. — Это же минус семь, ее запретили еще много лет назад.

«Минус семь» означало разницу между весом и длиной биты. Длина ее составляла двадцать девять дюймов, а вес — лишь двадцать две унции, то есть ею легче было размахивать, не испытывая сопротивления, при контакте с мячом. В настоящее время правила запрещали использовать биты с разницей, превышающей цифру четыре. Этой бите было около пяти лет.

Рон посмотрел на нее так, словно это был дымящийся пистолет.

— Где ты ее взял?

— Я проверил ее, когда мальчик снова вышел на поле. Я показал ее рефери, и он ее взял, а сам отправился за тренером. Я тоже пошел с ними, но, честно говоря, тренер понятия не имел, что с ней что-то не так. И он отдал мне эту чертову вещицу.

Затем приехали родители остальных игроков «Рокиз», а потом и некоторые из детей. Они толклись у скамейки близ аварийного выхода и ждали. Прошел час, прежде чем вернулся доктор и рассказал Рону о состоянии сына.

— По результатам исследования наши подозрения не оправдались, — объявил он. — Думаю, с ним все в порядке. Лишь небольшое сотрясение мозга.

— Слава Богу!

— Где вы живете?

— В Брукхейвене.

— Можете забрать его домой, но ему нужно вести себя очень спокойно и осторожно в течение нескольких следующих дней. Никакого спорта. Если у него начнутся головокружения, головные боли, перепады настроения или тошнота, появится звон в ушах или плохой вкус во рту, будет двоиться в глазах или расширятся зрачки, отвезите его к местному доктору.

Рон кивнул и хотел было все записать.

— Я включу это в выписной эпикриз вместе с результатами исследования.

— Хорошо, конечно.

Доктор замолчал, потом вдруг пристально взглянул на Рона и спросил:

— Кем вы работаете?

— Я судья Верховного суда.

Доктор улыбнулся и протянул руку для рукопожатия.

— В прошлом году я отправил вам чек. Спасибо за то, что вы делаете.

— Спасибо вам, док.

Час спустя за десять минут до полуночи они уехали из Рассбурга. Джош сидел на переднем сиденье с пакетом льда у виска и слушал по радио трансляцию игры «Брейвз» против «Доджерс». Рон то и дело поглядывал на него, готовый отреагировать на любой подозрительный знак. Но никаких знаков не было, до тех пор пока они не доехали до окрестностей Брукхейвена, и Джош сказал:

— Папа, голова еще немного болит.

— Медсестра сказала, что несильная боль — это нестрашно. Но сильная — это уже плохо. Если оценивать по шкале от одного до десяти, как болит у тебя?

— На тройку.

— Хорошо. Когда доберется до пяти, скажи мне.

Дорин ждала у двери с массой вопросов. Она прочитала эпикриз, сидя за кухонным столом, пока Рон и Джош ели бутерброды. Проглотив лишь два кусочка, Джош заявил, что не голоден, хотя он не ел с тех пор, как они уехали из Рассбурга. Он вдруг стал раздражителен, но ведь ему давно пора было спать. Когда Дорин попыталась сама осмотреть его, он нагрубил ей и отправился в туалет.