Американские боги - Нил Гейман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А сома…
– Чтобы провести аналогию дальше – медовое вино. Как медовуха. – Он хмыкнул. – Это напиток. Концентрированные молитвы и вера, дистиллированные в крепкий ликер.
Они ели невкусный завтрак, пролетая где-то над Небраской, и Тень вдруг сказал:
– Моя жена.
– Та, которая мертва.
– Лора. Она не хочет быть мертвой. Она мне сказала. После того, как помогла мне бежать от тех парней в поезде.
– Поступок хорошей жены. Освободить тебя от заточения и убить тех, кто причинил бы тебе вред. Тебе следует холить и лелеять ее, племянник Айнсель.
– Она хочет быть по-настоящему живой. Мы можем это сделать? Такое возможно?
Среда молчал так долго, что Тень начал уже подумывать, слышал ли он вообще вопрос или, может, он заснул с открытыми глазами. Но, наконец, глядя прямо перед собой, Среда заговорил:
– Заклинанье я знаю, помощь первому имя, и помогает оно в печалях, в заботах и горестях. Знаю второе – оно врачеванью помощь приносит и прикосновением лечит. Знаю такое, что в битве с врагами тупит клинки, мечи и секиры. Четвертое знаю, что заставляет мигом спадать узы с запястий и с ног кандалы. И пятое знаю: коль пустит стрелу враг мой в сраженье, взгляну, – и стрела не долетит, взору покорная.
Слова его были тихи и настойчивы. Исчез самодовольный, хвастливый тон, а с ним и ухмылка. Среда говорил так, будто произносил слова священного ритуала или вспоминал что-то темное и полное боли.
– Знаю шестое, – коль недруг заклятьем вздумал вредить мне, – немедля врага, разбудившего гнев мой, несчастье постигнет.
Знаю седьмое, – коль дом загорится с людьми на скамьях, тотчас я пламя могу погасить, запев заклинанье.
Знаю восьмое: где ссора начнется иль муж меня ненавидеть решится, воинов смелых смогу примирить я, а того – к дружбе склонить.
Знаю девятое, – если ладья борется с бурей, вихрям улечься и волнам утихнуть пошлю повеленье.
Таковы первые девять, что я познал. Висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей, пронзенный копьем в жертву себе же, на дереве том, чьи корни сокрыты в недрах неведомых. Никто не питал меня, никто не поил меня, взирал я на землю, и мне открывались миры.
Десятое знаю, – если замечу, что ведьмы взлетели, сделаю так, что не вернуть им душ своих старых, обличий составленных.
Одиннадцатым друзей оберечь в битве берусь я, в щит я пою, – побеждают они в боях невредимы, из битв невредимы прибудут с победой.
Двенадцатым я, увидев на древе в петле повисшего, так руны вырежу, так их окрашу, что встанет он и все, что помнит, расскажет.
Тринадцатым я водою младенца могу освятить, – не коснутся мечи его, и невредимым в битвах он будет.
Четырнадцатым число я открою асов и альвов, прозванье богов поведаю людям, – то может лишь мудрый.
Пятнадцатым я сон свой о мудрости, силе и славе открою и прочих заставлю поверить в него.
Шестнадцатым я дух шевельну девы достойной, коль дева мила, овладею душой, покорю ее помыслы.
Семнадцатым я девы опутаю дух, так что не взглянет другому в очи она.
Восемнадцатое никому я открыть не могу, ибо оно из всех самое грозное, а один сбережет сокровеннее тайну, что от того лишь исполнится силы*.[10]
Он вздохнул и умолк.
Тень почувствовал, как по всему телу у него побежали мурашки. Он словно видел, как приоткрылась дверь в иное измерение, в дальние миры, где повешенные раскачивались на перекрестках дорог, где ведьмы визжали в ночном небе.
– Лора, – все, что сказал он.
Повернувшись к Тени, Среда уставился в светло-серые глаза спутника.
– Я не могу ее оживить, – сказал он. – Я даже не знаю, почему она не настолько мертва, как ей следовало бы.
– Думаю, я это сделал, – ответил Тень. – Это моя вина.
Среда вопросительно поднял бровь.
– Сумасшедший Суини подарил мне золотую монету – еще в первую нашу встречу, когда показывал мне свой фокус. Насколько я понял, он дал мне не ту монету. У меня оказалось нечто намного более могущественное, чем то, что, как он думал, он мне дарит. А я отдал ее Лоре.
Хмыкнув, Среда опустил подбородок на грудь и нахмурился, потом снова откинулся на спинку кресла.
– Возможно, в этом все дело. Но все равно я не смогу тебе помочь. Чем ты займешься в свободное время, разумеется, твое дело.
– Что, – спросил Тень, – это должно значить?
– Это значит, что я не могу помешать тебе охотиться за орлиными камнями и гром-птицами. Но я бы предпочел, чтобы ты провел свои дни в тихом уединении в Приозерье, с глаз долой и, надеюсь, из сердца вон. Когда дело дойдет до настоящего риска, нам понадобятся все, кого мы сможем найти.
Говоря это, он показался вдруг очень старым и хрупким, кожа у него словно бы стала прозрачной, а плоть под ней – серой.
Тени захотелось, очень захотелось протянуть руку и накрыть своей ладонью серые пальцы Среды. Ему хотелось сказать, что все обойдется – Тень в это не верил, но знал, что это надо сказать. Их ждали люди в черных поездах. Их ждал мальчишка в многодверном лимузине и люди в телевизоре, которые отнюдь не желали им добра.
Он не коснулся Среды. Он ничего не сказал.
Позднее он спрашивал себя, не мог ли он изменить события, не изменил бы случившегося этот жест, не могли он отвратить надвигающееся зло. Он сказал себе, что не мог. Он знал, что не мог. И все же потом он жалел, что хотя бы на мгновение в том медленном полете домой он не тронул Среду за руку.
Короткий зимний день уже тускнел, когда Среда высадил Тень у его дома. Лютая стужа, обрушившаяся на него, когда Тень открыл дверцу машины, казалась после Лас-Вегаса еще более научно-фантастической.
– Ни во что не впутывайся, – приказал Среда. – Не высовывайся. Не гони волну.
– И все это разом?
– Не умничай, мой мальчик. В Приозерье ты никому не виден. Я напомнил кое-кому о крупном долге, чтобы ты смог тут жить в добром здравии и безопасности. Будь ты в большом городе, они бы через пару минут вышли на твой след.
– Буду сидеть на месте и ни во что вмешиваться не стану. – Тень говорил с полной уверенностью. Всю жизнь его преследовали проблемы. Проблем ему хватало, и он вполне готов был раз и навсегда с ними покончить. – Когда ты вернешься? – спросил он.
– Скоро, – ответил Среда.
Взревел мотор «линкольна», окно опустилось, и Среда уехал в безразличную студеную ночь.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Трое могут хранить секрет, если двое из них мертвы.
Бен Франклин. Альманах бедного РичардаМиновали три холодных дня. Даже в полдень термометр не поднимался до нулевой отметки. Тень не переставал спрашивать себя, как выживали здесь люди без электричества, без грелок для лица и утепленного нижнего белья, до автомобилей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});