Любимая мартышка дома Тан - Мастер Чэнь

Удай-Бабу миновала эта участь — он сидел, привалившись спиной к стене и раскинув ноги в стороны, неопрятный пучок его волос свешивался на грудь так, что не было никаких сомнений — их обладатель находился высоко, за облаками снежных гор Запада, и к нам больше не вернется. Потому что голова живого человека так лежать не груди не может.

Серая змея уютно устроилась у него на коленях.

А потом я увидел ставшую странно тощей обугленную длинную фигуру без левой руки. За ней — черный, совсем без лица, труп высокой женщины. И еще какие-то дымящиеся останки. Мой взгляд зафиксировал и нелепо сваленные у стен трупы пограничников, пять, шесть, десяток — похоже, Сангак и его подруга без боя не сдались.

А я все сидел в своем седле, с мокрым от пота лицом и слезящимися от дыма глазами.

Вот они, мои победы. Я победил всех врагов, я выиграл битвы с двумя великими империями и спас свои города. А оборачивались эти победы горьким дымом других городов, которые я любил не меньше, и погибшими друзьями.

Оставалось одно: выехать, пока меня не увидели и не узнали, из ворот и тронуться через недоуменно гудящий город — на запад, к караванщикам, домой. Чем не достойное завершение блистательно прожитой жизни, о которой мальчишки поют на рынках песни? Сделать уже больше ничего нельзя, спасать больше некого. На запад. Все.

Я выехал из ворот и повернул Мышку на север, в сторону императорского города.

ГЛАВА 22

ЗА ЭКИПАЖАМИ ИМПЕРАТОРА

Ворота в первый, «внешний» императорский город — Гунчэн, он же Хуанчэн, — были, как всегда, открыты. Я проскакал через этот узкий, низкий (для всадника) туннель под давящей глыбой серого камня, почти не замедлив хода и приветственно махнув рукой охранявшим их гвардейцам.

За воротами и толстой, высотой в два человеческих роста, стеной лежал громадный, запутанный лабиринт павильонов под высокими серыми крышами, населенный тысячами чиновников с их мириадом свитков и кистей. Отсюда управлялась до сего дня империя. Тайное ведомство господина Чжоу было, наверное, единственным, которое укрывалось между обычными жилыми домами на западе города — все прочие чиновники были здесь.

Лабиринт этот был хорошо знаком мне и моим людям, раз за разом упорно договаривавшимся здесь о покупке новых партий шелка с государственных мануфактур. И проблема была как раз в том, что меня знало здесь слишком много людей. Поэтому в своем гвардейском наряде мне лучше было объехать стороной, например, Ведомство ткачества и красильного дела.

Стаскивая одежду с мертвеца на окровавленном песке, я думал о том, что в этой черной шапке-шлеме и малиновом мундире ниже колен можно свободно перемещаться по городу, к которому подступил противник. Что ожидает в ближайшее время столицу? Хаос, галопирующие и марширующие солдаты, городские и квартальные ворота, которые открываются и закрываются в самое неожиданное время и без всякого смысла. Все это — не лучшая обстановка для гражданского человека, которому нужно куда-то пройти или проехать. А вот офицер гвардии в такие моменты может ехать куда угодно, и его лицо никто не будет рассматривать. Ну, какое может быть лицо у военного, скачущего куда-то среди дыма, криков и хаоса? Он сам — лицо катастрофы.

Но теперь я уже думал о другом: что мундир — это мой шанс пробраться как можно ближе к дворцу. Не к этому, где трудились чиновники, а к следующему, внутреннему, запретному.

Мой путь был не столько труден, сколько требовал невероятного терпения. Человек в гвардейском мундире в такие минуты не просто может, а должен метаться по дорожкам между павильонов и толп чиновников и задавать лающим голосом какие угодно глупые вопросы. «Где генерал Цзяо?» «Кто видел Цзю, помощника министра левой руки?»

Несуществующих генерала Цзяо и чиновника Цзю, конечно, не знал никто. Но в тяжелый для Родины час чиновники и просто прохожие очень хотят помочь солдатам своей империи. Тем более если эти солдаты — из иностранцев, которым сейчас особенно тяжело, и тем более если они получают, как обычно, идиотские приказы с перепутанными именами и не знают, как их выполнить, — но выполнить обязаны.

Вдобавок ни один чиновник все равно не работал. Цветными кучками стояли они у входов в свои ведомства и, встревоженно сблизив украшенные черными шапками головы, сплетничали. «Если вам нужен тот Цзю, который сейчас перешел в Ведомство лесов, то это вот там, за углом, а единственный генерал Цзяо, которого я знаю, был отправлен к Тунгуаню. Ах, нет, похоже, что у вас донесение к генералу Цзяо, который возглавляет Полк тысячи быков. Он с утра — во внутреннем дворце», — таков был типичный ответ, который помогал мне завязать следующий разговор у следующего павильона, уже зная, какие имена надо называть. Изнуряюще долгая игра, но кому, как не мне, знать, как в нее играют. Еще аллея, еще разговор. Солнце неуклонно ползет к западу.

С птичьего полета мой малиновый мундир, наверное, продвигался по этому лабиринту как щепка по воде озера — вроде бы бесцельно подпрыгивая и дергаясь во все стороны на мелкой ряби, но на самом деле неуклонно приближаясь к берегу. В моем случае — все дальше от входных ворот, все ближе к Дамингуну, внутреннему императорскому дворцу.

Я встречался с множеством расширенных зрачков и вытянувшихся лиц. Катастрофа у Тунгуаня поразила всех. Все думали, что, судя по моему лицу, я как раз и примчался с места побоища, везя донесения от погибших генералов к другим, полностью деморализованным генералам.

В ответ на встревоженные расспросы о том, что же случилось, я печально качал головой, безнадежно махал рукой и произносил невнятные фразы. И чиновники наперебой снабжали меня все новыми подробностями происшедшего, так что, проехав через квартал, я уже мог сам, как очевидец, рассказывать о том, что случилось у Тунгуаня.

А случилось там самоубийство императорской армии, которая неделю за неделей оставалась неуязвимой, сидя в ущелье. И сидела бы там и дальше, поскольку дряхлый генерал Гэшу, который передвигался только на носилках, совершенно не был склонен к геройским атакам.

Приказ о выходе армии из ущелья на равнину для решительной атаки отдал император. Но заготовил этот приказ несчастный премьер-министр, которому кто-то сообщил, что у защищавшего ущелье Гэшу Ханя что-то слишком много войск, идти на врага они при этом не собираются, и надо разобраться, чего добивается этот спаситель отечества. Задуматься, например, о том, что произойдет, если два вчерашних врага, два тюркских полководца империи — Гэшу Хань и Ань Лушань — вдруг договорятся между собой.

Что ж, господин Чжоу, эта последняя в вашей жизни акция была проведена блестяще. Хаос и катастрофа в империи теперь очевидны для всех.