Северная королева (СИ) - Верещагина Анна Верещагина

Он плюхнулся на землю, пребывая в нешуточных раздумьях, и я попросила:

— Разожги костер вновь, а я пока до реки спущусь, воды принесу.

Дуг молча подал котелок, вынутый им из седельной сумы.

Когда я вернулась, Зорян уже нервно расхаживал по нашей стоянке, Дуг, беспокойно поглядывая на разбойника, ощипывал птицу, и оба они обрадовались моему появлению.

Глядя куда угодно, только не на Зора, я прошла к костру и повесила над ним котелок, а он вдруг схватил меня, прижал к себе и вдохнул, намереваясь что-то произнести. Я опередила его:

— Опять скажешь, что это неразумно? Брось! Говори, зачем приехал и убирайся прочь!

— Не уйду! — на скулах красноречиво заиграли желваки, но слова звучали сдержано. — Можешь убить, коль желаешь избавиться, сам не уйду!

Теперь глубоко вдохнула я, намереваясь дать язвительный отпор, но вот не смогла, не то, чтобы ответить, но даже просто выдохнуть, потерявшись в пугающей бездне его покрасневших глаз. Не испугалась, нет, а именно потерялась и пропала, сдалась! Расслабилась в объятиях оборотня и тихо промолвила:

— Мне все равно нужно в Сторожевой замок.

— Знаю, потому и пришел к тебе, моя королева, — Зорян очей своих не отвел, не стал и дальше оправдываться, и я, бросив короткий взгляд на встревоженно поглядывающего на нас Дуга, произнесла:

— Что ты предлагаешь?

Он отпустил меня, указал рукой в сторону своего коня:

— Вот!

Костерок был небольшим, и его света не хватало для того, чтобы осветить всю стоянку, потому мне пришлось подойти. Зор последовал за мной, и когда я, недоуменно нахмурившись, разглядела, что он привез, сказал:

— Это наш пропуск в Сторожевой замок, наш счастливый случай и возможность выехать за Разлом еще до окончания обучения.

— Кто там? — непроизвольно сглатывая, вопросила я.

Зорян тянуть не стал, подошел, скинул со спины коня мешок, откуда послышались стоны, развязал его, вытаскивая… вампиршу. Я ее не сразу узнала, убив Рила, она вернула себе красоту. Позади послышался прерывистый выдох, и когда я обернулась к Дугу, увидела, что тот поднялся, отбрасывая прочь тушку птицы и держа на изготовке кинжал. Он преображенную Верту узнал сразу.

— Брось! — миролюбиво посоветовал ему Зор. — Ночью она сильнее тебя! — как будто в подтверждение его слов, Верта рыкнула, блеснув кроваво-красными глазами.

— Где Гарон и остальные? — по-деловому осведомилась я, стараясь не смотреть на избитую вампиршу.

— Мертвы, — сказал так, словно сообщал, какое на дворе время года. — Они не выполнили мой прямой приказ, — и пояснил для особо недогадливых. — Они упустили тебя! — бросил Верту на землю, вырывая очередное рычание, в котором, впрочем, слышались болезненные ноты. — А ты мой якорь, моя надежда, моя драгоценность! — наступил одной ногой на вампиршу, чтобы не дергалась, и я опять невольно сглотнула, понимая, что вижу перед собой безумца.

Эти сверкающие огненным светом очи, застывшие, точно окаменелые, черты лица и склоненная на бок голова пугали меня, только я чувствовала, что пока он все еще держится. Я — якорь! Это похоже на правду, на страшную, вызывающую дрожь по всему телу, дикую правду. Зорян снова, не повышая голоса, заговорил:

— Я лежал там, у Диарэ, и медленно мучительно умирал! Да, я оказался не так стоек, как ты, моя королева! Я поддался, стал рабом темной стороны своего дара, потому что хотел жить! Хотел быть рядом с тобой, Ниа, хотел спасти тебя из плена!

— Как ты вообще обнаружил тот проход? — постаралась отвлечь его, потому что не желала слушать. Каждое слово Зора кололо сердце отравленной иглой, рвало душу на части тупыми невидимыми клинками, тревожило разум.

— Твоя тетушка Ллалия подсказала, — он неотрывно глядел на меня, подмечая каждую выразительную эмоцию, каждый нервный жест. — Наши предки создавали его, но потом забросили, выставив стража, они думали, что оберегают нас! — закончил со злостью.

— А ведь это так и было! Проход — путь на темную сторону! Думаю, наши предки обожглись на этом и закрыли его. Кто охранял вход?

Зорян оскалился, и эта гримаса совсем не походила на его обычную обаятельную улыбку:

— Оборотень, такой же, каким стал я!

— Ты его убил? — не знаю, зачем я разбередила эти воспоминания в его душе.

— Да, он был ослаблен и посажен на цепь, чтобы быть достаточно злым, накидываясь на любого, кто пожелает ступить на другой берег Меб, ну или перейти на нашу сторону!

Вампирша опять, что-то промычала, пытаясь вытолкнуть кляп, прикрывающий ее рот, но получила новый ощутимый пинок от Зора и умолкла, яростно глядя на окружающих.

— Почему ты пошел туда один? — мне необходимо было выяснить все, понять, отчего мой жених так сильно изменился, и осознать, почему, несмотря на все обстоятельства, я продолжаю испытывать к нему некие неподдающиеся никаким объяснениям чувства. Не любовь, не страсть, что-то другое, более сильное, непобедимое, противоестественное.

— Я был не один, — рассказал Зорян, продолжая свое нелегкое повествование. — Со мной отправилась Крисса, только ей не пришлось использовать дар, я вызвался сделать это сам!

— И почему она не убила тебя, когда ты переродился?

Зорян ухмыльнулся:

— А ты, моя королева, почему пощадила презренного оборотня?

Я смогла только покачать головой, не доверяя, не принимая, не желая верить, но Зор, причиняя душевную боль, произнес жестокие речи:

— Да, Ниавель, твоя альбина меня любила! Глупая, знала, что все без ответа, но любила! Терпела, ждала, пока научусь себя контролировать, а ушла только тогда, когда мы услышали о твоем возвращении на север! Долг для нее был превыше всего! — он подошел ко мне. — Знаешь, какое сладостное чувство охватывает тебя, когда твое остановившееся сердце снова начинает неистово биться, и ты чувствуешь себя обновленным?

— Да-да, — я отступила на шаг и лихорадочно покивала. — А еще мечтаешь порвать всех вокруг, чтобы насладиться вкусом крови!

— Неразумно дерзить тому, кто сильнее, моя королева! — настиг и приподнял двумя пальцами мой подбородок, почти нежно, почти неощутимо, ласкающе.

— Это угроза? Или ты решил возобновить наши уроки? — я вновь рисковала, краем глаза замечая, как насторожился Дуг, как трепещет его рука, сжимающая кинжал.

Зорян тоже это увидел и промолвил:

— Опусти ножичек, мальчик, тебе еще предстоит воспользоваться им завтра!

Я хотела было поинтересоваться, что он хочет этим сказать, но не успела. Верта избавилась от кляпа, что закрывал ее рот, и теперь ничто не помешало ей высказаться:

— Королева, — выплюнула она, гнусно усмехаясь, — знаешь ли, скольких шлюх положил под себя твой возлюбленный? Нет? Многих, включая эту твою альбину! А были еще продажные девки, и, кстати, со мной он тоже спал, потому с уверенностью могу утверждать, что содрогаясь в экстазе, он неизменно шептал твое имя, — и передразнила. — О, Ниа, моя Ниа…

Зорян быстро подошел, наклонился над связанной тварью и изо всех сил ударил кулаком в висок, так, что послышался хруст.

Борясь с подступающей тошнотой, чувствуя, что все внутри меня переворачивается, ощущая такую волну отвращения, я все же нашла в себе силы изречь:

— Ты говорил, она наш пропуск!

— Оклемается, — проронил он и шагнул в мою сторону, потому сразу предупредила:

— Не. Подходи! — именно так, раздельно, глядя в застывшие очи.

Подошла к Дугу, отобрала кинжал и принялась сама разделывать брошенную тушку. Кромсала так, словно режу все плохое, что случилось в моей жизни, яростно, остервенело, терзая мертвую плоть, точно изголодавшаяся собака.

Потом бросила все в котел и, ни на кого не глядя, отправилась к реке, запретив идти за мной обоим мужчинам. Сейчас мне нужно было остаться одной, только со своими мыслями, своими страхами, своим горем. Глупо было спрашивать у Хранителей: «За что мне все это?» Они все равно не ответят, но как переплела нити судеб Магира; какие красочные узоры любви нарисовала Люблина; как посмеялся над нами Ур; как все извратила Некрита! Неужели Эст ждет нашей скорой смерти? И почему во все это безобразие вмешался Хелиос? Да, в моей судьбе отметился еще и Ретт, помогая в некоторых ситуациях, а порой покидая меня, бросая в самой нелегкой из них. А ведь остались и другие Хранители! Неужели и им есть дело до ничтожной меня? Ответ я не услышу, остается только думать, но так легче, такие мысли прогоняют прочь другие, черные, томительные, ненужные.