Зов кукушки - Роберт Гэлбрейт

В офис он вернулся в том же костюме.

Отвернувшись, Робин прочла материал на второй странице. Из него следовало, что у Сиары было любовное свидание с Даффилдом, а предполагаемый телохранитель ждал в прихожей.

— Она в жизни такая же ослепительная? — с напускной небрежностью поинтересовалась Робин, складывая газету, чтобы передать ее Страйку.

— В точности, — подтвердил Страйк и подумал (а может, померещилось), что эти три слога прозвучали бахвальством. — Вам с сыром и пикулями или с яйцом и майонезом?

Робин выбрала первый попавшийся и вернулась за письменный стол. Ее новая гипотеза о ночном местонахождении Страйка затмила даже его успехи в расследовании дела. Она подозревала, что ей трудно будет совместить свое мнение о нем как о несчастном, брошенном романтике с тем фактом, что минувшей ночью (это звучало совершенно неправдоподобно, но она явственно расслышала плохо скрываемую тщеславную гордость) Страйк переспал с супермоделью.

И вновь раздался телефонный звонок. Страйк, набивший полный рот булкой с сыром, жестом остановил Робин, проглотил еду и ответил сам:

— Корморан Страйк.

— Страйк, это Уордл.

— Здорóво, Уордл, как там у вас дела?

— Да так себе. Мы тут выловили из Темзы тело и нашли на нем твою визитку. Наверное, тебе есть что нам рассказать по этому поводу.

10

Впервые после вывоза вещей от Шарлотты Страйк позволил себе взять такси. По пути к Уоппингу он отстраненно смотрел на счетчик. Таксист вознамерился ему объяснить, почему Гордон Браун — это позор нации. За всю поездку Страйк не проронил ни слова.

Ему было не впервой направляться в морг и осматривать трупы. У него уже выработался своего рода иммунитет к огнестрельным ранениям, вспоротым животам, кучам внутренностей. Страйк никогда не считал себя слабонервным: в глазах человека его профессии даже наиболее изуродованные тела, холодные, белые, выглядели стерильными и вполне типовыми, когда их извлекали из морозильной камеры. Другое дело — трупы, которые ему довелось видеть еще до всякого морга: грязные, без прикрас, не удостоившиеся внимания официальных инстанций, они вновь и вновь проникали в его сны. Его мать — в своем любимом длинном платье с расклешенными рукавами, скрывающими исколотые вены, молодая, но изможденная. Сержант Гэри Топли в кроваво-пыльном месиве на афганской дороге: нетронутое лицо, а ниже ребер — ничего. Лежа в горячей пыли, Страйк старался не смотреть на это пустое лицо и боялся оглядеть себя, чтобы понять, какого куска живой плоти лишился он сам… но он так быстро вырубился, что узнал ответ на этот вопрос только в полевом госпитале, когда очнулся…

Голую кирпичную стену тесного предбанника украшала репродукция с картины кого-то из импрессионистов. Она показалась Страйку знакомой; в конце концов он сообразил, что видел точно такую же над каминной полкой в доме Люси и Грега.

— Мистер Страйк? — Из-за внутренней двери выглянул седой санитар в белом халате и резиновых перчатках. — Заходите.

Эти хранители трупов всегда отличались добродушием и бодростью. Страйк последовал за ним в ярко освещенный зал без окон, с большим стальным морозильником вдоль всей правой стены. Кафельный пол имел уклон к центральному стоку, рефлекторы слепили глаза. Каждый шаг эхом отдавался от твердых блестящих поверхностей, как будто в помещение вошел не один человек, а целая рота.

У одной из дверей морозильной камеры уже стояла каталка, а рядом находились двое офицеров уголовной полиции, Уордл и Карвер. Первый встретил Страйка кивком и невнятным приветствием, второй — толстобрюхий, рябой, с перхотью на плечах — только фыркнул.

Санитар дернул вниз толстую металлическую ручку и открыл взгляду три макушки, одну над другой, задрапированные ветхими от постоянной стирки белыми простынями. Он проверил прикрепленную к простыне бирку на средней полке: там значилось нацарапанное от руки вчерашнее число, и больше ничего. Плавным движением санитар выдвинул длинный поднос и ловко переместил его на каталку. Страйк заметил, что Карвер, давая дорогу санитару с каталкой, сжал челюсти. С металлическим звяканьем и стуком дверь морозильной камеры скрыла от глаз оставшиеся два трупа.

— В смотровую не пойдем, коли тут, кроме нас, никого не будет, — поспешно сказал санитар. — В центре освещение хорошее, — добавил он, останавливая каталку возле стока и откидывая простыню.

Под ней лежало разбухшее тело Рошели Онифад, с застывшим на лице бессмысленным удивлением, навеки сменившим былую подозрительность. По краткому телефонному разговору с Уордлом Страйк уже понял, кого ему предстоит увидеть, но, глядя сверху вниз на это тело — которое стало намного короче с того дня, когда эта девушка сидела перед ним, уминая картошку и скрывая факты, — он в который раз осознал жуткую беззащитность мертвых.

Страйк проговорил ее имя по буквам, чтобы санитар мог заполнить бирку, а Уордл — страницу в блокноте; он также сообщил единственный известный ему адрес: приют Святого Эльма в Хаммерсмите.

— Кто ее нашел?

— Речная полиция выловила, вчера ночью, — сказал Карвер; это была первая фраза, которую он произнес за все время. У него был простецкий лондонский говор, а в голосе звучали нотки враждебности. — Тело обычно всплывает недели через три? — добавил он, адресуя свою реплику (скорее утверждение, чем вопрос) санитару, который осторожно кашлянул и ответил:

— В среднем да, но не удивлюсь, если в этом случае времени прошло меньше. Есть определенные признаки, по которым…

— Ну-ну, это пусть патологоанатом расскажет, — пренебрежительно оборвал его Карвер.

— Точно не три недели, — сказал Страйк, и санитар морга слегка улыбнулся ему в знак согласия.

— Это почему? — спросил Картер.

— Да потому, что я сам покупал ей бургер и картофель фри ровно две недели и один день назад.

— Ммм… — кивая Страйку, начал санитар, стоящий по другую сторону от тела. — Как раз хотел сказать, что большое количество углеводов в пище, поступившей в организм перед смертью, влияет на всплытие тела. Начинается разбухание…

— Именно тогда ты и дал ей визитку? — поинтересовался Уордл у Страйка.

— Да. Странно, что бумага не размокла.

— Визитку нашли в заднем кармане джинсов, в пластиковом чехле, вместе с проездной картой «Ойстер». Благодаря этому текст сохранился.

— А какая была одежда?

— Розовая шубка из искусственного меха. Чисто «Маппет-шоу». Джинсы, кроссовки.

— Когда я покупал ей бургер, она была одета так же.

— В таком случае содержимое желудка должно дать точное… — вклинился санитар.

— А родственники у нее близкие есть, не в курсе? — спросил Карвер у Страйка.

— Есть тетка в Килберне. Имени не знаю.

Сквозь приоткрытые веки Рошели виднелись блестящие глазные яблоки, типичные для утопленников. Под ноздрями остались следы запекшейся крови.

— А что с руками? — обратился Страйк к санитару; тело было открыто только по грудь.

— Да какая разница, что с руками! — рявкнул Карвер. — Спасибо, мы закончили, — громко сказал он санитару, и его слова эхом разнеслись по всему залу; затем он повернулся к Страйку. — Поговорить надо. Машина на улице.

Значит, Страйк теперь оказывал содействие полиции. Помнится, он впервые услышал эту фразу в новостях, когда еще мальчишкой бредил органами правопорядка. Мать всегда винила в этом своего брата Теда, бывшего сотрудника Королевской военной полиции, который постоянно рассказывал увлекательные (по мнению Страйка) истории о путешествиях, тайнах и приключениях. «Оказывать содействие полиции» — когда Страйку было пять лет, он представлял себе такую картину: благородный и бескорыстный гражданин вызывается отдать свои силы и время раскрытию преступления и получает от полиции лупу, дубинку и захватывающую возможность тайных действий.

Но реальность была совсем иной: тесная камера для допросов, чашка кофе, принесенная Уордлом из автомата. Уордл относился к Страйку без тени той враждебности, какая лезла из всех пор Карвера, но и не проявлял былого дружелюбия. Страйк подозревал, что начальник Уордла не знает подробностей их общения.

На небольшом черном поддоне, водруженном на исцарапанный стол, лежали семнадцать пенсов мелочью, одинокий ключ и автобусный проездной билет в пластиковом футляре; визитка Страйка, полинявшая и сморщенная, читалась вполне отчетливо.

— А сумка? — поинтересовался Страйк у Карвера: тот сидел напротив, а Уордл стоял облокотившись на картотечный шкаф. — Серая. Дешевого вида, из пластика. Ее не нашли?

— В ночлежке, наверное, оставила, или где там она кантовалась, — ответил Карвер. — Самоубийцы обычно пожитки не упаковывают перед тем, как сигануть.

— Вряд ли она сиганула, — заметил Страйк.