Тэмуджин. Книга 2 - Алексей Гатапов

Против Бэлгутэя вышел младший брат Бортэ, девятилетний Хи. Тэмуджин боялся, что выставят парней постарше – он знал, что у них есть сильные борцы. Увидев Хи, он сразу успокоился и вспомнил, как утром Дэй Сэсэн прислушивался к их разговору. «Узнал, кто будет от нас и велел назначить равного, – решил он. – Значит, он честно поступил».

Хи, такой же плотный, как и Бэлгутэй, разделся по пояс, с улыбкой похлопал себя по бедрам, поворачиваясь в разные стороны. Хонгираты криками подбадривали его. Резко повернувшись, он убрал с лица улыбку и пошел на Бэлгутэя.

Сошлись на середине. Толпа выжидающе притихла. Низко пригнувшись, борцы медленно закружились, глядя друг другу в глаза, зорко следя за каждым движением соперника. Бэлгутэй, подражая тому, как раньше боролся дядя Бури Бухэ, опустил одно плечо вниз – чтобы удобнее было бросаться в ноги. Глядя на него можно было подумать, что он и собирается это сделать – он неотрывно смотрел на правую ногу противника. Но сделал он совсем другое: ринувшись вперед и в сторону, дернул его за правую руку на себя и вмиг оказался у него за спиной, крепко схватил за туловище. Толпа взревела: это было их поражение. Бэлгутэй легко приподнял Хи в воздух, подержал и осторожно поставил на ноги. Снова взревела толпа, на этот раз одобрительно. Бэлгутэй, широко улыбаясь, примирительно обнял противника, тот смущенно улыбнулся в ответ и они разошлись.

«Хасар, будь он на его месте, так не оставил бы, – подумал Тэмуджин, не зная, хвалить Бэлгутэя или ругать, – бросил бы как ягненка об землю…»

Он снова с благодарностью подумал о Дэй Сэсэне: «Равного выставил, не стал пользоваться тем, что у нас нет настоящего борца, а то люди потом семьдесят лет пересказывали бы о нашем поражении на моей свадьбе».

Сразу после борьбы хозяева со сватами поехали в айл Дэй Сэсэна. С ними поехала часть стариков. Народ остался допивать вино.

В айле во внешнем очаге горел огонь. На высоких закопченных камнях стоял большой чугунный котел с наполненной водой. На северной стороне очага сидело трое древних стариков. Двое молодых мужчин притащили годовалого барана. Тэмуджин знал, что это для него: он должен был зарезать и угостить духов предков невесты, чтобы они отпустили ее без препятствий. Вместо духов были сидевшие у очага старики.

Тэмуджин, стоя на южной стороне очага, принял из рук одного из мужчин трепыхавшегося барашка и держал его на весу, пока Дэй Сэсэн молился духам предков, брызгая архи в небо и в очаг. Дождавшись, когда тот закончил, он понес барашка по кругу. По ходу солнца трижды обошел очаг и стариков, и уложил животное на землю. Толпа сородичей невесты уселась вокруг.

Тэмуджин вынул нож, быстро надрезал кожу на животе и сунул руку вовнутрь. Он боялся, что баран умрет не сразу: уж слишком сильно он дергался. «Наверно, живучий…» – думал он, ища рукой большую жилу.

Он резко дернул, и горячая кровь струей ударила в ладонь, полилась внутри. Барашек резко ослаб, перестав сучить ногами, и почти сразу испустил дух.

– Тяжелая рука у жениха, – одобрительно заговорили вокруг. – Сразу замер барашек…

Облегченно вздохнув, Тэмуджин стал сдирать с него шкуру…

Мэнлиг все эти дни внимательно следил за Тэмуджином. Глядя на него, он дотошно перебирал в памяти все его слова, сказанные в разговорах с ним самим, с Хара Хаданом, Дэй Сэсэном, и все больше убеждался в том, что по уму он растет не по своим годам, что в будущем он далеко опередит и своего отца Есугея, и Таргудая и всех других.

Все это время Мэнлиг большей частью помалкивал, уступив старшинство Хара Хадану, вместе с другими принимая угощение от хозяев, поднимая вместе со всеми чаши с вином, а сам упорно размышлял про себя:

«…Придет время и такой парень без труда все племя возьмет в руки… А нам с Кокэчу придется быть втрое хитрее, чтобы удержаться рядом с ним. А то можно и голову потерять… Чтобы он для нас был безопасен, надо сделать все так, чтобы он всю жизнь испытывал к нам благодарность – это чувство у него есть и его надо разжечь – Кокэчу сумеет это сделать. Надо ему показать и крепко внушить то, с какими тяжелыми трудами, с какими рисками нам удалось сохранить и вернуть ему отцовский улус… Надо еще подумать, как сделать побольше трудностей в этом деле. А отчего могут возникнуть трудности? Оттого, что тысячники не захотят пойти под его руку. Почуяв волю, они захотят жить своей головой. Надо поговорить с ними так, чтобы они сторонились Тэмуджина и стремились быть подальше от него, а может быть, и попытались уйти в чужие степи. А там уж я найду, как взяться за них, вернуть хозяину, а потом можно будет и обвинить тысячников в измене, прогнать их и поставить на их места своих людей. Войском буду править я. А кто управляет войском, тот управляет нойоном… – Мэнлиг выпивал вместе со всеми и хмелел, но в уме крепко держал нить своих мыслей: – Если он со временем встанет хотя бы над одними борджигинами, это уже будет ханство. А хану, особенно такому молодому, нужен дайчин-нойон[30], вот я им и буду… А пока нужно постараться удерживать войско как можно дольше, чтобы оно не так легко вернулось к нему в руки, и только из моих рук. Тогда Тэмуджин будет послушен мне. Я буду его держать в узде, а Кокэчу будет нашептывать ему во сне мои решения… Вот так!»

Тэмуджин разделал барана на мелкие части и сварил в котле. Отваренное мясо разложил по берестяным корытцам. Отрезал по куску от каждой части – головы, лопаток, грудины, ребер – с молитвами положил в огонь, так же отрезал еще, отнес в большую юрту и там положил в огонь очага, вернулся, снова отрезал и угостил онгонов в юрте. Толпа молча наблюдала за ним, ревниво следя – не допустит ли какой-нибудь оплошки.

Вернувшись, Тэмуджин взял корытце, в которое была посажена голова барашка, и с поклоном поднес старику, сидевшему в середине. Левую лопатку поднес старику справа, грудину отдал старику слева.

– Ну, жених отдал дань нашим предкам, – объявил Дэй Сэсэн и весело обратился к сородичам: – Разбирайте мясо, чего вы ждете, думаете, каждому он будет подавать?

Цотан поднесла Тэмуджину воды в кувшине и полила ему на руки.

Отпробовав мяса вместе со всеми, хозяева и сваты пошли в юрту. Расселись. Тэмуджин заметил, что на этот раз Дэй Сэсэн и Хара Хадан сели подальше друг от друга, оставив между собой место, и понял: сейчас введут невесту. Тревожно и радостно застучало в груди. Замерев, он услышал, как снаружи усилился гомон толпы, зашуршали шаги многих людей за дверью.

Приподнялся полог; первой вошла разодетая в шелка старуха, повернувшись, она пропустила закутанную в широкий халат девушку. Та вошла, выпрямилась, и Тэмуджин узнал Бортэ. Она сильно изменилась за два прошедших года, стала выше ростом и полнее телом, но глаза оставались все те же – пронзительные, полные тепла и ласки. За ней заходили другие девушки.

Бортэ, раскрасневшись от волнения, невидящими глазами быстро обвела всех и поклонилась сватам. Мать подошла к ней, взяла за руку и провела на хоймор, усадила на место между отцом и сватом.

Тэмуджин неотрывно смотрел на нее; та, застыв взглядом и сжавшись, сидела неподвижно, но потом, почувствовав его взгляд, повернула голову, встретилась с ним глазами – робко и вопросительно. «Ты ли это? – будто спрашивала она. – Тот ли веселый и добрый парень, что был раньше?..» Ласковым огнем опалило нутро Тэмуджина и он, не сдерживая взволнованной улыбки на лице, все смотрел на нее, пока она не отвела глаз, напоследок блеснув ими в ответной улыбке.

– Ну, вот наша дочь, – подавляя грусть, улыбнулся Дэй Сэсэн. – За нее мы стыдиться не будем, всему, что нужно замужней женщине, она обучена, спать много не привыкла, сидеть сложа руки не будет. Лишь бы муж относился хорошо, тогда и в семье будет счастье.

– Тэмуджин парень разумный, – ответно улыбнулся Хара Хадан, – у дочери вашей лицо, что заря, и в глазах огонь, разве можно к такой женщине относиться плохо?

– Ну, тогда выпьем за благополучие в новой семье, – Дэй Сэсэн стал наполнять чаши. – И будем наряжать жениха…

Когда все выпили, мать невесты Цотан достала откуда-то сверток, развернула широкую замшевую рубаху и штаны, подошла к Тэмуджину. Он встал с места, снял с себя пояс, халат, гутулы, затем рубаху, штаны и, раздевшись догола, поднял руки, давая натянуть на себя новую рубаху.

Цотан помогала ему одеться. Когда Тэмуджин надел гутулы и пояс, она достала из-за пазухи большой орлиный клюв на тонком ремешке, одела ему на шею.

– Пусть этот клюв оберегает тебя от сглаза и опасностей. Я его заговорила древним материнским словом.

Подошли двое девушек. У одной в руках была наполовину заплетенная коса из конского волоса, другая держала три увесистые бронзовые бляхи. Цотан, встав сзади Тэмуджина, стала расплетать ему косу. Расчесала костяным гребнем и старательно заплела ее вместе с конским волосом и бляхами.