Белый Дозор - Алекс фон Готт

— Идите за мной, сохраняйте дистанцию в пять шагов, ступайте след в след и не говорите громко, не тревожьте духа лавины, иначе он поздоровается с нами ее смертельным поцелуем, — тихо произнес Велеслав в самом начале восхождения. Его наказ соблюдать тишину в точности исполнили все, включая Маруна и Богобора, которые, сорвавшись в пропасть, не проронили при этом ни звука.

Четверо переживших восхождение очутились на площадке перед низким входом в небольшую пещеру. Здесь Велеслав опустился на колени, обратил лицо свое к Луне и взмолился:

— Кощная Мать, явись нам, укажи путь. Мы доведены до отчаянья, нас осталось совсем немного, мы замерзаем и погибаем один за другим с твоим именем на устах. Мы не ведаем, что нам делать дальше. Я привел остатки твоего Дозора сюда и прошу твоей милости к нам, твоим верным слугам.

Марину тряхнуло, голова закружилась, сердце бешено заколотило, словно хотело выскочить наружу, пробив грудную клетку. Все эти признаки свидетельствовали о скором явлении Мары. И вот уже глаза Неживы засияли холодным светом Полярной звезды, тело обрело нечеловеческую силу и гибкость, и гулким, страшным голосом, эхо от которого вмиг наполнило горные ущелья, и снег сошел с вершин сметающими все на своем пути лавинами, Нежива повелела:

— Раздевайтесь все. И тебя, жрец, это тоже касается. Раздевайтесь донага.

Всеведа, Навислав, Велеслав и сама Нежива скинули с себя одежды. Вмиг тела их объяла стужа, сковала движения, сдавила сердца ледяными пальцами.

— Дай мне нож, Велеслав, дай мне нож! — воскликнула Нежива. Тот с поклоном подал ей обоюдоострый охотничий кинжал.

Схватив его, Нежива острием кинжала нарисовала на своем бедре большую, кровоточащую жабу.

— Навислав, повернись спиной, — скомандовала Нежива. — Да побыстрей, время уходит, каждый из нас может умереть раньше, чем придет спасение! Твой знак — Стрелец, не так ли?

— Да, Стрелец!

Навислав послушно повернулся и дернулся оттого, что она принялась рисовать острием кинжала саламандру у него на лопатках. Закончив с ним, Нежива принялась за Всеведу, украсив живот певуньи изображением хамелеона.

— А теперь хватайте свою одежду и живо лезьте за мной в пещеру, если не хотите умереть от переохлаждения!

Нежива, согнувшись в три погибели, проникла в пещеру. Остальные последовали ее примеру. Велеслав на сей раз оказался последним, и в узкий проход никак не протискивались его мощные плечи. Всеведа и Навислав с трудом втащили его внутрь, схватив за руки. В пещере было темно и, казалось, еще холодней, чем снаружи.

— Что мы должны делать, Великая Сестра наша? — прошептал Велеслав. — Почему ты ничего не вырезала у меня на теле?

— Потому, что у тебя на голове есть твой Змий, — ответила ему Нежива. — Мы должны пережить здесь долгие зимние месяцы и тронуться в путь, когда станет достаточно тепло. В своих телах мы не сможем сделать это и умрем. Переселив души в хладнокровные тотемные существа, мы сумеем выжить при любом морозе, просто погрузившись в спячку. Тела наши скоро превратятся в глыбы льда, а весной мы вновь обретем их нетленными. Иного пути у нас нет. Мы еще далеко от черной воронки перехода в Безвременье, и пусть эта пещера надежно укроет нас до срока. Ложитесь все на пол, ногами в центр, чтобы получился крест. Руки сложите на груди, словно у покойника. Приготовьтесь к радению Солнца Мертвых. Выдохните с силой трижды, после же дышите на один счет — вдох, на четыре счета задержите дыхание ваше, выдохните затем, сосчитав до двух. После того как сердце ваше успокоится, считайте удары по нему и по этому счету дышите: двенадцать ударов — вдох, сорок восемь — задержка, двадцать четыре удара — выдох. Достигнув этого, переходите к соотношению тринадцать — пятьдесят два — двадцать шесть и тогда тела ваши стареть перестанут и весны нетленными дождутся. После же глаза свои закатите как можно сильнее вверх и засыпайте. Пусть приснится вам, будто в сердце вашем разгорается Красное Солнце. Поднимите его к горлу, пусть станет оно черным, потом пусть взойдет багряным на челе вашем, и зверь, что кровью исходит на плоти вашей, в то Солнце войдет, ибо Солнце это есть Солнце Мертвых, и душа ваша, в лучах его пребывая, не расплавится и надежно укрыта будет в теле зверином, чья кровь холодна. Каждый зверь да возляжет подле тела человеческого, с коего сошел, плоть обретя, и также заснет.

Спустя короткое время в пещере смолкли голоса, раздалось шипение змеи, кваканье жабы, стрекот хамелеона, шуршание саламандры, а после всё стихло, и больше никто уже не тревожил покой отряда Черного Дозора многие, наполненные белым морозным безмолвием месяцы.

Отряд вот уже третий день брел по степи, пустынной и безводной. И, казалось, нет ей ни конца, ни края. Горизонт был чист, и Алексей, напоминая корабельного юнгу, стосковавшегося прежде более зрелых членов команды по твердой земле, тщетно напрягал зрение в надежде увидеть хоть что-нибудь: малейший намек на изломанную линию гор, синеву леса, шпили Белого Города, который, судя по рассказам Боригнева, был прекрасней, чем все города земные разом. Солнце пекло немилосердно, особенно нестерпимым становился его жар к полудню, когда, казалось, даже лошади готовы были на всё, лишь бы отыскать блаженную тень, воду и свежую траву. Вместо этого бедные животные довольствовались выжженной, рыжей порослью, пучками растущей повсюду, точно лишай. От всего этого скучного однообразия у Лёши рябило в глазах.

Но сколь тяжелы были дни степных переходов, столь же прекрасны были ночи, проведенные прямо на голой, нагретой за день и не успевающей остыть к утру земле, на подстилке из конской попоны. Виктор сказал, что чувствует себя подлинным рыцарем-тамплиером во время Крестового похода. Лёша не стал ничего ему говорить, просто еще лишний раз поразившись тому, как мало он, в сущности, знает об этом человеке. Алексей и сам с детства бредил рыцарскими историями, и Крестовые походы были для него миром, куда он, бывало, уходил в школьные годы, что называется, с головой. Тамплиеры, альбигойцы, сарацины, ассасины: все эти названия никогда не были для Алексея пустым звуком, бередили воображение, и вот теперь он здесь, в мире, который имел бы право на существование лишь в воображении, когда бы не был настолько реальным. Он лежит на земле, подложив локоть под голову, и глядит, как над ним, в какой-то невероятной и прекрасной близости вызвездило, да так, что всякая звезда выделяется, дрожит в необъятном океане космоса, словно выпуклый глаз некоего живого существа, и этим ясно обнаруживает свою сферическую сущность, а рядом, возвращая мысль к реальности, время от времени фыркает лошадь, его лошадь, на которой он, подпоясанный мечом, проскакал целый день по бесплодной равнине, так сильно напоминающей Палестинскую пустыню времен походов за Гробом Господним.

Он мало спал. Здесь, в этом мире Безвременья, ему хватало и двух-трех часов, чтобы силы полностью восстановились. Всё остальное время он учился у Боригнева искусству обращения с оружием. Их тренировки проходили дважды в день: ранним утром и на закате, иногда к ним присоединялся еще кто-нибудь из ратников, и тогда тренировка больше начинала походить на реальный бой. Лёша быстро учился, сказывалась отличная спортивная подготовка, позвоночник, восстановленный Лечуньями, не беспокоил совершенно.

Ночами он глядел на звезды, размышлял, вспоминая о прежней жизни, стараясь не думать о том, что сейчас происходит в Москве. С Виктором они условились, что темы этой касаться в разговорах не станут, чтобы попусту не бередить душу. По ночам Вышата исчезал, появляясь, как правило, лишь под утро. Иногда он нагонял отряд уже днем, незаметно возникая откуда-то сбоку, и невозможно было предугадать, когда именно в следующий раз появится кудесник. Что до Живосила, то он так и не появился со времени того самого нервного разговора с учителем неподалеку от дома трехглавых Лечуний.

В одну из ночей Вышата никуда отлучаться не стал: чуть в стороне от отряда он разложил крохотный костерок и сидел возле него, молча глядел на огонь, размышляя о чем-то. Ратники спали, выставив караул, в котором дежурили, сменяя друг друга. Для Лёши угроза нападения каких-то там непостижимых яссов казалась совершенно невероятной: такое спокойствие, такая умиротворенность опускалась на степь ночью, такая изнуряющая жара одолевала ее днем: где уж тут воевать?

Увидев, что кудесник бодрствует, Алексей набрался смелости и решился подойти к нему. Тихо встал, сделал несколько шагов, обошел костерок, проявляя вежливость, не зайдя со спины, а встав перед Вышатой в полный рост и почтительно поклонившись.

— Что, Родимир, не спится? Вижу, ты хочешь забросать меня вопросами? — как всегда, очень дружелюбно улыбаясь, спросил его Вышата. — Присаживайся напротив, только прежде принеси пару охапок этой ужасной растительности.