КлаТбище домашних жЫвотных - Стивен Кинг

— А что, никаких записей не велось? — спросил Луис, невольно заинтересовавшись рассказом старика.

— Наши деды не любили вести записи, — сказал Джад, прикуривая новую сигарету от кончика старой. — В первой дарственной на твою землю было указано так. — Он закрыл глаза и процитировал по памяти: — «От большого старого клена на горе Квинсбери до Оррингтонского ручья; вдоль проезжего тракта с севера на юг». — Джад невесело усмехнулся. — Но большой старый клен рухнул году этак в тысяча восемьсот восемьдесят втором и к тысяча девятисотому сгнил окончательно, а Орринггонский ручей пересох и зарос — как раз в промежутке между Первой мировой войной и крахом на бирже. В общем, все окончательно перепуталось. Только Ансону было уже все равно. В тысяча девятьсот двадцать первом году его убило молнией, как раз там, на холмах. Неподалеку от старого кладбища.

Луис не мигая смотрел на Джада. Тот отпил пива.

— Но это не важно. Есть много мест, на которые претендует куча народу, там все так запутано, что сам черт ногу сломит, и только законники делают деньги на тяжбах. Черт, еще Диккенс об этом писал. Думаю, что в конечном итоге эти земли вернутся к индейцам, как и должно быть. Но сейчас это не важно, Луис. Я пришел, чтобы рассказать тебе про Тимми Батермэна и его отца.

— Кто такой Тимми Батермэн?

— Один из тех двадцати парней из Ладлоу, которые отправились за океан воевать с Гитлером. Он ушел в сорок втором, а в сорок третьем вернулся в накрытом флагом гробу. Погиб в Италии. Его отец, Билл Батермэн, прожил в этом городе всю жизнь. Он чуть с ума не сошел, когда получил телеграмму… а потом вдруг успокоился. Понимаешь, он знал о старом микмакском могильнике. И уже все для себя решил.

Луиса снова пробрал озноб. Он долго смотрел на Джада, пытаясь понять, лжет старик или нет. В глазах Джада не было лжи. Но сам факт, что он решил рассказать эту историю только сейчас, вызывал подозрения.

— Почему ты не сказал мне об этом в тот вечер? — наконец спросил он. — Когда мы… когда мы закопали кота? Я тебя спрашивал, не хоронили ли там людей, и ты ответил, что никогда.

— Тогда тебе не нужно было об этом знать, — возразил Джад. — А теперь нужно.

Луис долго молчал.

— Он был единственным?

— Единственным, кого я знал лично, — мрачно ответил Джад. — Но единственным за все время? Я сомневаюсь, Луис. Очень сильно сомневаюсь. Тут я солидарен с Книгой Екклесиаста. Нет ничего нового под солнцем. Точнее, внешние проявления меняются, но суть остается. Что было сделано раз, делалось и прежде… и прежде… и прежде.

Он посмотрел на свои руки в старческих пятнах. Часы в гостиной негромко пробили половину первого.

— Я решил, что человек твоей профессии знает, как определить болезнь по симптомам… и решил поговорить с тобой напрямую, когда Мортонсон из похоронной конторы сказал мне, что ты заказал могильную коробку, а не запечатанную камеру.

Луис долго молчал, пристально глядя на Джада. Джад густо покраснел, но не отвел глаз.

Наконец Луис сказал:

— Похоже, Джад, ты суешь нос в чужие дела. Это меня огорчает.

— Я не спрашивал у него, что именно ты заказал.

— Напрямую, может быть, и не спрашивал.

Джад ничего не ответил и, хотя покраснел еще больше — теперь его лицо цветом напоминало почти созревшую сливу, — все-таки не отвел взгляд.

Луис тяжело вздохнул. На него вдруг навалилась усталость.

— Да хрен бы с ним. Ладно. Может быть, ты и прав. Может быть, мне приходили такие мысли. Но на подсознательном уровне. Я не думал о том, что заказывать. Я думал о Гейдже.

— Да, я знаю, ты думал о Гейдже. Но ты должен знать разницу. Твой дядя владел похоронным бюро.

Да, Луис знал разницу. Запечатанная камера — это целая строительная конструкция, предназначенная для того, чтобы служить очень долго. Она представляет собой врытую в землю прямоугольную форму, залитую бетоном и укрепленную стальными прутьями. После того как туда опускают гроб, вся конструкция закрывается слегка изогнутой бетонной плитой, которую перемещает подъемный кран. Плиту запечатывают специальным герметиком типа того, каким заливают выбоины на асфальтовых дорогах. Дядя Карл говорил Луису, что этот герметик схватывает намертво.

Дядя Карл, который, как и всякий живой человек, любил поболтать (во всяком случае, в компании близких родственников, к коим относился и Луис, несколько лет подрабатывавший в конторе у дяди во время летних каникул), однажды рассказал племяннику об эксгумации, которую они проводили по распоряжению окружного прокурора. Дядя Карл поехал на кладбище, чтобы лично присутствовать при эксгумации. Вскрыть могилу не так уж просто, говорил он. Это совсем не похоже на фильмы ужасов с Борисом Карлоффом в роли монстра Франкенштейна и Дуайтом Фраем в роли Игоря. У людей, насмотревшихся таких фильмов, совершенно неверные представления об эксгумации. Два человека с лопатами и кирками в принципе могут вскрыть запечатанный склеп, но на это у них уйдет месяца полтора. Поначалу все было нормально. С могилы убрали землю, и кран подцепил бетонную крышку склепа. Только крышка не оторвалась, хотя если тянуть ее краном, она должна оторваться. Вместо этого из земли начала вылезать вся конструкция, уже слегка отсыревшая и поблекшая. Дядя Карл крикнул крановщику, чтобы тот перестал тянуть, а сам пошел в контору при кладбище — поискать что-нибудь, чем можно расковырять герметик.

Крановщик то ли не слышал, то ли решил довести начатое до конца с азартом ребенка, который пытается вытащить приз в автомате-хваталке с дешевенькими плюшевыми игрушками. Дядя Карл говорил, что этот придурок тоже чуть было не вытащил приз. Камера вышла наружу уже на три четверти — дядя Карл и его помощник слышали, как с ее стен на дно ямы стекает вода (в Чикаго тогда всю неделю лил дождь), — а потом кран опрокинулся прямо в развороченную могилу. Крановщик въехал лицом в стекло и сломал себе нос. Та эксгумация вышла окружной прокуратуре в 3000 долларов: на 2100 больше обычной цены за подобную процедуру. Но больше всего дядю Карла повеселило, что через шесть лет этого крановщика выбрали председателем местного отделения профсоюза.

Могильная коробка делалась проще. Это была простая бетонная коробка, открытая сверху. Ее помещали в могилу утром, в день погребения. После заупокойной службы в нее опускали гроб и накрывали двумя бетонными плитами, каждая из которых весила шестьдесят, может быть, семьдесят фунтов, но уж точно не больше восьмидесяти. Их укладывали вручную, с помощью цепей. Просто укладывали, не запечатывали.

Один человек мог без труда вскрыть такую могилу; вот что имел в виду Джад.