Византиец. Смоленское направление - Алексей Борисов

      Понятно, что опытный воин с пятнадцати метров не промажет, но похвалить лишний раз, язык не отсохнет. Рязанец соскочил с замаскированного поста на дереве, пожал плечами, мол, что тут такого? Надо было только ранить - значит, сделаем. Теперь оставалось быстро отловить лошадей, сколько удастся и перевезти трупы к следующей засаде, так, что бы они находились за натянутым тросом. Велимир и Лось уже выскочили на лёд, пытаясь поймать заводных, а осёдланные лошади убитых кочевников не отходили от павших своих седоков, и это сэкономило нам время.

      ***

      Желтолицый врач-китаец осматривал рану Тургэна одним глазом, ему уже было понятно, что руку не спасти. Да и не это его волновало. Мысли крутились в совершенно ином от медицины направлении - оружие, которым был ранен десятник, точнее великолепный стальной наконечник. Такого качественного железа не делали даже у него дома, не то, что у вонючих кочевников.

      - Что с ним? - Спросил Батасухэ.

      Лекарь только повёл головой из стороны в сторону. Десятник не знатный нойон, тратить ценные мази, что бы лечить раненого китаец не собирался. Участь Тургэна была предрешена.

      - Останови ему кровь, пусть покажет, где на них напали. Бургэд, с тобой половина джагуна (полсотни), проверь там всё, постарайся взять одного живьём, желательно командира, надо будет допросить пленного.

      Батасухэ пошёл докладывать тысяцкому, что разведка попала в засаду. Большая белая юрта отца стояла почти в центре поляны, она была такая единственная во всём лагере, остальные воины просто утаптывали снег и стелили на бычью шкуру войлок. Лишь несколько нойонов ещё имели крышу над головой. Кое-где уже стали разводить костры и к огню потянулись воины с камнями. Раскалённый булыжник нагреет воду в кожаной торбе и тогда можно будет напоить коня. Иначе в этих суровых местах нельзя, даже неприхотливая степная лошадь может заболеть и мудрый отец не зря отдал такой приказ. Батасухэ пришлось буквально продираться через толпу, пока расторопный десятник охраны чуть ли не плетью прокладывал путь. Места для стоянки катастрофически мало. Привыкшим к степным просторам кочевникам было явно не уютно, с двух сторон непроходимый лес и лишь узкая просека в виде оврага, углубляется на север. Именно оттуда несли хворост и там же валили небольшие деревца для костров. Правда просека, по которой с трудом могли проехать два всадника рядом, стала расширяться. Сотника пропустили без разговоров. Сын пришёл навестить отца.

      - Отец, разведка, посланная по реке, попала в засаду, уцелел лишь Тургэн. Он говорит, что видел духов реки. - Батасухэ стоял в тёмной юрте, где в центре только начинал разгораться огонь. Пока что было больше дыма, чем пламени и тепла.

      - Тебе надо подсказать, что делать в таких случаях? - Шоно привстал с мягкого самаркандского ковра, достал пергамент с картой пути, дождался, пока огонь осветит юрту и, подозвал к себе сына.

      - Я уже послал половину своих воинов проверить место, где было совершено нападение. Думаю, мы не успеем испить бурдюка кумыса, как приведут лесовика, осмелившегося напасть на твою орду.

      - Мне плевать на эти мелкие стычки, на днях мы должны выйти к крупному городу и подготовить обоз, для воинов Драгоценнейшего камня.

      Сотник подошёл к отцу и уставился на пергамент. Батасухэ не разбирался в картах, но сделал вид, что всё для него яснее ясного.

      - Где мы находимся, отец? И почему мы не пошли более коротким путём по льду большой реки?

      Тысяцкий указал на юрту, нарисованную на пергаменте.

      - Мы южнее этого города, где-то здесь. Что находится возле большой реки, я знаю, а возле этой - нет. Ступай к своим воинам сынок, и впредь научись беречь своих людей. - Шоно приблизился к сыну вплотную и сказал почти в ухо сотнику. - Надо было послать Этей-Темира, он не нашего рода, пусть гибнут его воины. Ты меня понял?

      ***

      Трофейных лошадок мы оставили на льду, в ста шагах от натянутого тороса, чтобы коники не скучали, прямо в снег насыпали овёс. И теперь мохнатые четвероногие бродили, жадно выискивая вкусные зёрнышки. Как и в прошлую засаду, я установил самодельные сигнальные дымовые мины, так напугавшие разведку противника. Едва Лось успел рассыпать корм, как мы услышали топот множества коней.

      - Быстрее в лес, бросай нафиг мешок! - Прокричал я воину.

      Рязанец и сам понимал, что надо торопиться, однако мешок не выбросил, левой рукой подхватил лежащий на снегу щит, который использовался как волокуша, и прыснул в нашу сторону. По дороге, к сожалению, перекрестил лыжи и упал на бок, кое-как встал на четвереньки и в итоге, еле успел скрыться за деревьями до появления кочевников. Всё же недостаточно мы тренировались в ходьбе на лыжах. Одно дело, когда ты помогаешь себе палками или копьём и идёшь по проложенной лыжне; и совсем другое дело, когда приходиться пробираться по девственному снегу.

      Полусотня выскочила к месту недавней засады. Пятеро степняков из первого десятка продвинулись немного вперёд, остальные столпились у покрасневшего от крови снега. Бургэд не поленился и облазил место, где была устроена засада.

      - Их было всего четверо, они убили девятерых и ранили одного, а вы даже не успели достать стрелу из колчана?

      - Я, мы, у нас... их было больше. Им помогали духи. - Оправдывался Тургэн, шевеля синими губами.

      Разведчики попавшие в засаду вызывали сочувствие, всякое бывает. Но, что б дать противнику так поиздеваться над собой, когда соотношение сил далеко не в пользу победивших?

      - Трусу смерть! - Выпалил Бургэд.

      Тургэна свалили с лошади, короткий писк и сухой хруст шейных позвонков раздался на реке. Последний из десятка разведчиков умер на том же месте, где и его люди.

      - Оружие к бою. Твой десяток - прикрываете правый фланг, ты - левый. Стрел не жалеть, лучше подстрелить белку, чем подохнуть как этот. - Бургэд показал плёткой в сторону мёртвого разведчика.

      Кочевники засуетились и вскоре растянулись на всю ширину реки. Не прошло и десяти минут, как вдалеке показались мирно пасущиеся на льду лошади перебитого десятка.

      - Вперёд, смотреть по сторонам! - Отдал команду полусотник.

      Шли бы шагом или по глубокому снегу, может быть, и не случилось бы такой трагедии в первую минуту боя. Но когда лес окружает с двух сторон, и постоянно ожидаешь засады то слева, то справа, как-то забывается, что впереди может прятаться смерть. Трос, способный выдержать груз в четыре тонны не подвёл. Около пятнадцати человек одновременно вылетели из сёдел. Те, кто повыше, смогли через некоторое время подняться, семеро так и остались лежать на льду с изувеченным горлом.

      - Велимир, пора, - тихо сказал я.

      Дружинник выбил стопор противовеса. Девятнадцатипудовый ящик, набитый песком стремительно полетел вниз. Хитрая система блоков закрутилась, ловушка захлопнулась, а потом полетели болты.

      - Отходим! - Прокричал Бургэд.

      Да не тут-то было. Второй трос, выпрыгнув из снега, отрезал путь к отступлению. Полусотник выхватил кривой меч, вращая головой в поисках врага, лошадь уже разворачивалась, но слишком медленно. Копыта коников скользили. Лучники пускали стрелы по обе стороны реки, в надежде подстрелить хоть кого-нибудь. Им и в голову прийти не могло, что противник прячется в белых маскхалатах прямо перед их носом, надёжно прикрытый стволами деревьев и крепким доспехом. То, что никогда не получилось бы с пехотинцами, в бою с кавалерией действовало безотказно. Задний трос находился на уровне шеи лошади, на скользком льду невозможно разогнаться с места и перепрыгнуть препятствие. Слезть же с седла и попытаться протолкнуть скакуна под натянутым тросом, всадникам, которые и ходить учатся, наверное, позже, чем управлять лошадью - было противоестественно. Единственным шансом, изменить ход боя у кочевников, было немедленное спешивание и атака в сторону леса. Но команду отдать было некому. 'Тургэн был прав, у него даже не было возможности натянуть свой лук'. - Пронеслось в голове полусотника. Бургэд хотел было дать команду атаковать лес с левой стороны, откуда, как ему показалось, прилетали маленькие стрелы, но не успел. Арбалетный болт вонзился прямо под ухом кочевника. Бронзовый наушник не спас, острая сталь прошила его словно бумагу. А дальше началось избиение. Крупная дробь, вылетавшая из трёх десятков трубок с промежутком в секунду, словно серпом срезала наездников вместе с лошадьми. Многоствольное орудие, заряженное картечью и применённое по плотной группе - страшная штука. От растянувшегося на полминуты залпа в живых остались единицы, но и им не дали шанса на спасение.

      Велимир добивал раненых, холоднокровно, с методичностью мясника. И не просто добивал, а срубал головы. Точно так, как когда-то несколько лет назад, в горящей Рязани, срубили голову его раненому побратиму. Убитых было не так много, как могло показаться с первого взгляда, посему иногда приходилось проявлять сноровку, спеша за отползающим врагом. Кто-то пытался оказать сопротивление, кто-то спрятаться, но всех постигла одна участь. Пятьдесят голов сложили в пирамиду - это был вызов. Бой будет до смерти, никакой пощады. Наскоро обшарив тела поверженного противника и побросав всё оружие в заранее приготовленную яму, мы свалили трупы в лесу, в противоположной стороне от нашей засады. Потом все вместе замаскировали картечницу в капонире и разделились. Дружинники уводили пойманных лошадей в сторону крепости, на радость нашему цыгану, а я с Ратибором прикрывал отход.