Чужак в чужой стране - Роберт Хайнлайн

У нее был свой особенный запах и свои особенный голос. Этот голос был слегка хрипловат, ему нравилось слушать, даже если он не мог грокнуть значение сказанного. Запах нес в себе примесь горечи и мускуса, оттого что она возилась со змеями. Майку нравились ее змеи, он научился обращаться с ядовитыми кобрами, и не только благодаря умению растягивать время. Они грокали вместе с ним, а он наслаждался их невинными безжалостными мыслями, они напоминали ему о доме. Майк был единственным, кроме Патриции, человеком, кто мог брать в руки Пышку, — и змея относилась к этому спокойно, даже с удовольствием. Она пребывала в таком оцепенении, что и другие могли ее трогать, но лишь Майка змея воспринимала как существо, заменяющее Патрицию.

Пусть картинки появятся…

Интересно, почему Пэтти позволила покрыть себя татуировкой, думала Джилл? Она выглядела бы чудесно, если бы не была живым комиксом. Но ей нравилась сама Пэтти, а не то как она выглядела… и она зарабатывает себе на хлеб… пока не состарится настолько, что болваны и лопухи перестанут платить за удовольствие поглазеть на нее, будь ее картинки написаны самим Рембрандтом. Может, она откладывает деньги в чулок… но тут Джилл припомнила, что Пэтти теперь брат по воде, следовательно, ей принадлежит часть огромного состояния Майка. И на душе ее потеплело.

— Ну? Что вы видите? Сколько мне лет, Майкл?

— Не знаю.

— Угадай.

— Не могу, Пэтти.

— Ну же, попробуй.

— Пэтти, — вмешалась Джилл, — Майк и правда не может — он не умеет угадывать возраст… ты же знаешь, он совсем недавно прибыл на Землю. К тому же Майк считает по-марсиански. Если нужно что-то посчитать, этим занимаюсь я.

— Ладно, тогда ты угадай. Не бойся, скажи правду.

Оглядев Пэтти, Джилл отметила ее подтянутую фигуру, но также руки, шею и глаза — и скинула пяток лет, несмотря на то, что брату по воде нужно было говорить правду.

— Ну, все еще тридцать, а?

Миссис Пайвонская чуть не подавилась со смеха:

— Вот тебе преимущество истинной Веры, милочка! Джилл, да мне скоро пятьдесят!

— Тебе столько не дашь!

— Это счастье, милая. Родив первого ребенка, я было распустилась — слово «толстуха» изобрели именно для меня. Пузо у меня висело, словно на шестом месяце беременности, груди свисали вниз, а я и не пыталась привести их в порядок. Можешь посмотреть — конечно, хороший хирург шрамов не оставляет, но на мне-то их было бы видно, появились бы дырки в двух картинках.

А потом — я увидела Свет! Не упражнения, не диета — я ем, как свинья. Счастье, моя милая. Совершенное Счастье и Вера, с помощью благословенного Фостера.

— Потрясающе! — восхитилась Джилл.

Да, Пэтти никогда не придерживалась диеты и не делала никаких особых упражнений за все то время, что Джилл была с ней знакома; а Джилл знала, как приводят в порядок бюст — нет, татуировок Пэтти нож не касался.

А Майк решил, что Пэтти научилась «думать» свое тело в такую форму, какая ей нравилась, и неважно, приписывала ли она успех Фостеру или нет. Он учил Джилл контролировать тело, но сначала ей нужно было довести до совершенства свое знание марсианского, а уж потом она сможет довести до совершенства тело. Спешить некуда, ожидание приведет к успеху. А Пэтт продолжала:

— Я хотела, чтобы вы увидели, сколько может сделать Вера. Но подлинные перемены — внутри. Само Счастье. Господу Богу ведомо, что у меня нет дара проповедника, но попытаюсь объяснить вам. Сначала вы должны понять: все прочие церкви — ловушки Дьявола, Драгоценный Иисус наш учил истинной Вере, так говорил Фостер, и я ему верю. Но в смутные времена слова Иисуса извратили и исказили до того, что и сам Он их не признал бы. Поэтому Бог послал Фостера объявить Новые Откровения и разъяснить Слово Божье.

Наставив на них указующий перст, Патриция Пайвонская внезапно превратилась в жрицу, облаченную в священное достоинство и мистические символы.

— Господь желает, чтобы мы были Счастливы. Он наполнил мир предметами, чтобы мы были Счастливы. Позволил бы Он виноградному соку превращаться в вино, если бы не желал, чтобы мы пили его и веселились? Он мог оставить его соком… или обратить в уксус, чтобы никто уже не смеялся. Разве это не правда?! Конечно, Он не желал, чтобы люди напивались допьяна, избивали жен, бросали детей… Он дал нам вещи, чтобы мы ими пользовались, а не для того, чтобы мы их ломали. Если вы желаете выпить среди друзей, видящих Свет, если вам потом хочется петь и плясать, благословляя Господа за доброту, — почему бы и нет? Господь сотворил алкоголь, Он сотворил и ноги, Он сотворил все, чтобы вы были счастливы! — Она помолчала.

— Налей еще, детка. Проповеди — такое дело, глотка пересыхает. Отличная хлебная водка, не надо разбавлять. Еще не все. Если бы Господь не желал, чтобы на женщин смотрели, Он сотворил бы их уродливыми — разумно, верно? Бог не мошенник. Он сам установил правила игры, не стал же Он устраивать все так, чтобы и выиграть никто не мог, и не пошлет Он кого-то в ад за проигрыш в азартной игре.

Ладно! Бог желает, чтобы мы были Счастливы, — и Он объяснил нам, как это делать. «Любите друг друга!» Любите змею, если бедняге нужна любовь. Любите соседа… отстраняйте лишь Сатану, его служителей, которые попытаются столкнуть вас с избранной дорожки, да прямо в ад. Под «любовью» Он вовсе не имел в виду ту жеманную любовь старой девы, которая боится поднять взор от молитвенника, чтобы не узреть соблазн плоти. Если Господь ненавидел плоть, зачем же он столько ее создал? Бог не неженка. Он сотворил Большой Каньон, и звезды, и кометы, мчащиеся по небу, и циклоны, и жрецов, и землетрясения; разве Господь, благодаря которому все тут вертится-крутится, и успешно, намочит штаны, если какая-нибудь красотка слегка наклонится, и мужчина случайно увидит ее грудь? Мы с тобой, милочка, лучше знаем! Когда Бог сказал нам: «Любите!», он что же, смошенничал? Нет, он желал, чтобы мы любили друг друга. Люби младенцев, которым нужно менять штанишки; люби сильных пахучих мужчин, чтобы появлялись еще младенцы, которых ты будешь любить, — а в промежутках продолжай любить, потому что любовь — благо!

Конечно, это не значит, что нужно торговать любовью, я же не окосею от бутылки водки настолько, что начну буянить и пристукну полицейского. Нельзя продать любовь — нельзя купить Счастье, там нет ярлычков с ценой… а если кто-то считает, что можно назначить цену, — что ж, дорога в ад открыта. Но если любишь с открытым сердцем и получаешь то, в чем Бог не испытывает недостатка, Дьявол до тебя не доберется. Деньги? — Она поглядела на Джилл. — Милая, ты бы согласилась на церемонию воды с кем-то чужим, например, за миллион долларов? За десять миллионов — и не облагаемых налогом к тому же?

— Нет, конечно! («Майкл, ты грокаешь?»

«Почти полностью, Джилл. Идет ожидание».)

— Понимаете, милая? Я же знала: в той воде — любовь. Вы — ищущие, и вы уже близки к Свету. Но так как вы, благодаря вашей любви, «разделили воду и стали ближе», как говорит Майкл, я могу рассказать вам куда больше, чем обычно рассказывают простому ищущему…

Преподобный Фостер, сам себя избравший на пост — или избранный Господом, тут все зависит от цитируемого источника, — обладал большим умением соответствовать, чем умелый циркач — оценивать лопухов. В культуре, известной под названием Америки, изначально было заложено раздвоение личности. Законы пуританские, но внешнее поведение стремилось к раблезианскому; основные религии аполлонические; религиозные ритуалы почти дионисийские. В двадцатом веке (эра христианства на Земле) это было единственное место на планете, где так решительно подавлялся секс, но нигде больше не испытывали к нему столь острого интереса.

У Фостера было две общие черты с любимым великим религиозным вождем той планеты: он обладал мистической личностью. И в сексуальном смысле далеко отходил от принятой нормы. Великие религиозные вожди Земли бывали либо целибатами, давшими обет безбрачия, либо их противоположностями. Фостер целибатом не был.

Его жены и жрицы тоже не давали обета безбрачия и воздержания. Решающим доводом в пользу возрождения, согласно Новым Откровениям, стал ритуал, необычайно совпадавший с церемонией «сближения».

В истории Земли можно найти многочисленные культы, использовавшие тот же прием, но до Фостера в Америке его так широко не практиковали. Фостера не однажды изгоняли из города, прежде чем он сумел довести до совершенства метод, позволивший ему распространить свой культ, восхваляющий козла. Он делал заимствования из учений франкмасонов, католицизма, коммунистической партии и Мэдисон-авеню с ее бесчисленными рекламными агентствами, точно так же, как он заимствовал идеи из предыдущих писаний, составляя свои «Новые Откровения». Он облачил все в «сладкую упаковку»: возвращение к примитивному христианству. Он открыл внешнюю общую церковь, которую мог посещать кто угодно. Затем он создал церковь средней ступени; судя по внешнему виду, это была «Церковь Нового Откровения», где спасенные счастливцы (платившие десятину) наслаждались всеми выгодами постоянно расширявшихся деловых связей прихожан и завершали все службы вечным празднеством Счастья, Счастья, Счастья! Они получали отпущение грехов, — да только мало что считалось грехом, если они оказывали поддержку своей церкви, честно вели дела с братьями-фостеритами, проклинали грешников — и были счастливы. В «Новых Откровениях» не то чтобы поощрялся разврат, но едва дело доходило до обсуждения эротики и секса, как откровения обретали налет мистицизма.