Игрок (СИ) - Гейл Александра

Карина уходит домой, а я лежу и смотрю в потолок не в состоянии уснуть. Всю ночь не смыкаю глаз, вспоминая, как сам ждал пробуждения Полины, не уверенный в том, что оно нам обоим вообще нужно. Но Жен просто обязана выкарабкаться, в ней хватает и сил, и желания жить.

Жен

Я просыпаюсь среди врачей и проводов. Вся окружена и обвита. В палате и Дима, и Горский, и Капранов, и даже Павла. На мгновение становится страшно, что мне вырезали сердце и держат на аппарате в надежде заполучить донорский орган в ближайшее время. Были прецеденты, и ситуацию страшнее даже представить трудно. Я бы почувствовала, если бы мне вырезали сердце? Понятия не имею. Надо было оставить распоряжения о том, что так жить я не хочу. Не хочу. Облизываю растрескавшиеся от сухости губы.

— Следи за светом, — настойчивее повторяет Капранов.

— Как мой отец? — спрашиваю. Если сейчас мне скажут, что это все дурной сон, что мне приснился весь произошедший кошмар, я стану счастливейшим человеком планеты.

В ответ коллективный вздох облегчения. Это означает, что с отцом все хорошо? Они же довольны, разве нет?

— Слава Богу. — Дима даже глаза закрывает.

— Елисеева, это фонарик. Следи за светом, или хочешь, чтобы я признал тебя невменяемой?

— Так вы уже напортачили, или у меня в палате субботник? — пытаюсь отшутиться. То, что они так спокойно отреагировали на мой вопрос, означает, что с папой все хорошо, не так ли?

— Ну, чувство юмора в норме, а остальное приложится.

С этими словами он глубоко втыкает иголку мне в ногу. Аж подбрасывает от боли. Крепкий русский отборный удается сдержать с трудом, но я еще со школьных времен спец по сокращенным изложениям. Суть передать вполне удается. Кратко и доходчиво.

— Супер, — соглашается со всеми новообретенными статусами Капранов. — Ну хоть теперь ты за светом последить не против? — ласково вопрошает наставник.

Приходится подчиниться, затем пожать пальцы, уверить, что все конечности в норме, а в довершение — выяснить первопричину обследования.

— Короче, сердце тебе подлатали, мозг за восемь минут не высушили, все путем. Отдыхай, пока дают. — С этими словами Капранов хлопает меня по правому плечу и уходит из палаты.

— Как. Мой. Отец?! — рявкаю ему вслед в надежде хоть на какие-то пояснения. Да сколько же времени мне придется воевать со снотворными препаратами за информацию?!

Как пошутил Капранов, все лишние запчасти, которые есть в человеческом теле, из папы вынули и можно бессовестничать дальше. Это похоже на правду. Покромсали его душевненько. Проще сказать, что хирурги не тронули, чем то, что сочли лишним.

Меня привезли к отцу в кресле-каталке спустя пару дней после пробуждения (Архипов по блату расстарался), и теперь я сижу у постели папы, наблюдая за тем, как он спит. Выглядит паршиво: глаза ввалились, кожа приобрела какой-то сероватый оттенок. Я раз за разом пытаюсь вспомнить форму его носа, ведь есть такая примета: если заострился — быть беде. Упоминание о ней въелось в мозг вместе с текстами французских классиков, коими я зачитывалась еще в школе, предпочитая их русским коллегам. Месье часто писали о болезнях и подверженных им людях. И сейчас все они вспоминаются очень отчетливо, а вот профиль отца — нет.

У каждого ребенка есть период, когда он берет в руки карандаш и начинает воображать себя великим художником. Я не являюсь исключением из правил, и как-то раз вздумала нарисовать кошку, вот только села над листом бумаги и застыла. Потому что я ее не помнила. В смысле я видела кошек на улицах каждый день, пожалуй, даже любила… но я не помнила устройство лап, толщину шеи. Я знала, узнавала и не замечала. Это потрясло меня до глубины души в тот день, и продолжает потрясать раз за разом. Мы так много всего знаем, но не осознаем и не замечаем…

Но я была еще более слепа, чем думала. Когда внезапно в палату отца входят Арсений с Ви, они грызутся совсем как супруги, прожившие в браке лет двадцать пять, а меня охватывает ужас. Черт меня дери, я ведь знала, что он меня не хочет, но тем не менее даже не заподозрила, что причиной тому может быть другая женщина…

ГЛАВА 13 — Орел. Все было ошибкой

Так и получилось, что на следующий день, после того как он временно заступил в должность кассира, в утренней полутьме он увидел очень тонкую щиколотку, показавшуюся из-под котикового манто в тот момент, когда женщина скользнула в автомобиль; в нем родилось то странное чувство равнозначности двух понятий: порядок-долг и приключение-грех, какое бывает только раз в жизни и длится всего минуту; под его влиянием любая мелочь может внезапно стать весомой и решающей. 

Эрих Мария Ремарк. От полудня до полуночи

Жен

— С ума сошел так долго? — ворчливо спрашиваю отца, который только что не позволил мне залезть в машину самостоятельно, поскольку дверь открывать должен мужчина. Я не жалуюсь, это очень приятно, особенно если вырядиться как я сегодня, но, блин, я бы лучше побыстрее нырнула в теплый салон ламборгини! — Думала, к месту примерзну. В следующий раз будешь забирать меня прямо из квартиры! — бурчу недовольно.

— Ну прости, — воркует папа и целует меня в висок. — Только сначала ответь на вопрос: чего ради на деловой ужин ты вырядилась в чулки со стрелками?

— С того, что подтекст мероприятия им полностью соответствует, — ничуть не тушуюсь я и юркаю в машину, пока не разгорелся допрос.

Я ушам своим не поверила, когда услышала новость, что Кирилл Харитонов позвонил моему отцу и предложил встретиться, чтобы обсудить «проблему трудоустройства его ребенка». Честное слово, это такой абсурд. Кажется, с родителями начинают разговаривать, когда просят руку и сердце девушки, а не работу. Но у меня все иначе. Руку уже потребовали, подержались, а сердце — пусть и потенциальное — отобрали заранее, но о работе просят, видимо потому что больше ничего недозволенного не осталось… И ведь прав, сатаненок! Если кто и может повлиять на мое решение работать на Рашида, так именно отец, именно обиженная сторона, которая также глас разума по совместительству. Боюсь, папа может согласиться — если, конечно, ему предложат достойную альтернативу украденному. Он верит в компромиссы.

С самого детства отец подтрунивал над моей категоричностью, не уставая повторять, что жизнь вообще бесчестна. Я дулась, не понимала, спорила, каждый раз наступала на те же грабли, но он ни разу не пошел мне на уступки и не попытался успокоить. Нечего к этому привыкать. Жизнь действительно несправедлива, и нет смысла ждать конфету за каждую случившуюся пакость, тем более от того, кто за нее не ответственен. Я могу сколько угодно обижаться на творящийся вокруг беспредел, но отчетливо осознаю: покуда не попыталась его остановить — жаловаться на жизнь права не имею. Но это не значит, что я смирилась или смирюсь когда-нибудь.

— Так, говоришь, чулки для делового ужина — самый типичный наряд?

— Нет, пап, но я пыталась подчеркнуть, что иду не на собеседование. Два росчерка во всю длину ноги, как тебе?