Игрок (СИ) - Гейл Александра

— Уверяю вас, у меня их масса. Выбирайте любого ординатора из присутствующих и можете с чистой совестью идти мыть руки. Прекрасная работа, благодарю.

Она бросает недружелюбный взгляд на нас, а затем передает инструменты стоящему позади парню и выходит из операционной. Вместе с ней испаряется и мой интерес. Так и тянет тоже уйти, но я не могу себе этого позволить, вынуждаю себя еще полчаса следить за ходом операции, и только потом ссылаюсь на усталость.

Однако еду я не домой, а к Мельцаевой, чтобы предложить ей весьма немалую сумму денег за отказ от претензий к обоим врачам в случае их ухода. Эта алчная особа согласится. Останется только Жен. Видимо, нам с Капрановым не удастся уговорить ее покинуть прошлое место работы, но, если подключить к этому делу Алекса, шанс есть. Думаю, я найду доводы, которые его убедят.

ГЛАВА 12 — Решка. Парад сюрпризов

Факты — упрямая вещь. Какими бы ни были наши желания, наклонности или позывы страстей, они не могут изменить ни самих фактов, ни показаний. 

Джон Адамс

Жен

Страсть. Мы стали одержимы ею. И чувства больше не важны. Ориентируясь на некие популярные критерии (рост, цвет волос, количество татуировок), говорим себе, что нашли идеального партнера. То есть на основе одной лишь внешности подпускаем незнакомого или почти незнакомого человека на расстояние полной беззащитности, позволяем ему нарушить наше личное пространство, в то время как не выдерживаем вторжения в него людей, куда более знакомых, в любой иной ситуации.

Мы заведомо отрекаемся от человеческих качеств, забываем о том, что под пригодной к использованию оболочкой кроется нечто намного более прекрасное, и этим унижаем друг друга. А еще теряем, теряем и теряем. Истинное желание любить и быть любимыми, стремление постичь всю полноту восторга от объятий любимого человека. Мы забываем о том, чему нас учили сказки, не желая делить и делиться.

И я не исключение из правил. Я никогда не ставила чувства во главу угла, пользовалась отношениями как анестезией в борьбе с угрожающей действительностью, выпускала на волю «оно», забывая о «я» (подсознание и сознание соответственно (по Фрейду)). Мне все чаще кажется, что в наш век секс используется как эквивалент наркотика, отвлекающего от реальности и существующих в ней проблем.

Сегодня мне посчастливилось осознать глубину собственных заблуждений. Мой ночной гость будто тронул что-то, и срезонировало, зазвенело флажолетом (флажолет — приём игры на струнных инструментах, заключающийся в извлечении звука-обертона. Также флажолетом называется сам извлекаемый звук-обертон. На струнных инструментах исполняется путём частичного прижатия струны в точке деления её длины на 2 (высота звучания струны повышается на октаву), на 4 (2 октавы). Звук получается приглушенный, но вкусный) Из наиболее известных примеров — во вступлении Nothing Else Matters группы Metallica используются флажолеты). Так чисто и сладко, что невозможно остаться равнодушной. Господи, кажется, я влюбляюсь в этого человека, так быстро и неотвратимо.

У меня кружится голова, ноги не держат, я будто тону, выныривая на поверхность из его поцелуев лишь ради редких глотков воздуха. Сегодняшний вечер я посвятила самой себе; пролежала в ванной часа два, сделала маникюр, намазалась кремами и маслами, и было настолько жалко затягивать себя в привычные вещи, что заснула я, едва накинув на голое тело сорочку, а сейчас, поднявшись, едва халат под такие стуки повязать успела. Даже не догадывалась о том, насколько кстати это придется. И теперь, когда я всего в пару движений избавлена от своего бесстыдного одеяния, губы Арсения жадно исследуют шею настолько рьяно, что причиняют боль, перекрывают кислород. Нежность позабыта, ей не время и не место. Она не ходит рядом с ошарашивающими откровениями. Но сегодня я запальчивости не боюсь, потому что верю: с ним я в безопасности.

— Пойдем наверх, — зову.

Он соглашается неохотно, приходится несколько раз повторить, а ведь отнюдь не просто справиться с собой, уговаривая нас разорвать объятия, пусть и на несколько минут. Мы поднимаемся по лестнице в темноте, я тяну его за руку, а он оступается, то ли потому что ступени непривычны, то ли под влиянием алкоголя, но это неважно. Я застелила постель свежим бельем — любимым, с узорами цвета бардо и индиго. Хотела себя побаловать, будто знала или чувствовала. Это… это словно перст судьбы, неужели так бывает? Помнится, когда-то меня сильно травмировала реальность, ведь в романах никогда не пишут о том, что мужчины должны снимать носки, на чулках в самый неподходящий момент ползет стрела, а уж если заняться сексом, при этом сначала не стерев тушь… ммм, да краше в гроб кладут. Но сегодня все сговорилось, чтобы сделать эту ночь волшебной.

Я прижимаюсь к нему всем телом, стараясь при этом еще и от одежды избавить. Не очень получается, но логика здесь неуместна. Мы целуемся как в бреду, долго и упоительно, со стонами и судорожными вздохами, до подгибающихся колен, потери равновесия и сбитой мебели. А до кровати все никак не доберемся. Арсения приходится силком затаскивать в гнездо из ароматных простыней. На нем все еще остались брюки, но мы почему-то не спешим от них избавляться, будто у нас есть всего один-единственный раз, который должен длиться как можно дольше. Он сверху, а я обвиваю его руками и ногами, изгибаясь, будто в попытке определить границы терпения. Думаю, любой другой мужчина на месте Арсения уже сдался бы, даже больше: если бы так соблазняли меня, я бы уже не выдержала; и его терпение только больше распаляет, раззадоривает.

Он не невозмутим и не равнодушен, каждое легкое касание вызывает отклик в его теле, и я чувствую это так остро, будто наши симпатические системы переплелись между собой тоже. Не могу оторваться от его лица, на котором явственно читается неприкрытое наслаждение, не могу наглядеться. Это самое восхитительное зрелище всей моей жизни. И я не знаю, хочу его продлить или сдаться на милость инстинктам, покончить с этим безумием и задать тот самый вопрос: повторится ли это снова.

Не выдержав, толкаю Арсения в плечо в попытке опрокинуть на спину, и… ничего не выходит, он едва-едва поддается. Усмехаясь, продолжает меня пытать своими ласками, доказывая, что лидерство мне не заполучить — да и не очень-то нужно. Только ошибается. Приходится действовать хитро: сначала притвориться, что сдалась, и только потом собрать все силы, оттолкнуться и перевернуть нас обоих. Удается. Окрыленная успехом, я падаю к Арсению на грудь и, не скрывая торжества, шепчу:

— Вот видишь, я победила.

Однако он не отвечает. Руки лежат плетьми вдоль тела, даже не пытаясь меня касаться. Именно в этот момент становится страшно. А вдруг его в драке травмировали? Дезориентация, нескладность мысли… пытаюсь почуять в дыхании алкоголь (ведь всего минуту назад мне было не до этого), но если запах и есть, то он очень слабый — всего на пару бокалов вина. Получается… дело в травме?

Меня аж подбрасывает. Вскакиваю, зажигаю все-все лампы в спальне, начинаю осматривать голову Арсения, ведь там может быть рана, которую в темноте было не разглядеть. Но все оказывается еще хуже, потому что это не просто рана, а обработанная рана. То есть, его осмотрели врачи, оценили степень повреждений, но не отправили в больницу при очевидных симптомах? Почему? Он не поехал в больницу? Сбежал из стационара? Или… или пострадавших было столько, что они не уследили за одним из пациентов? Несколько минут я не могу пошевелиться от страха. Я же ему навредила. Судя по всему, у Арсения были провалы в памяти — он ничего мне не сказал, — а потом… потом мы совсем не пощадили друг друга в глупом петтинговом марафоне. Когда я успела сойти с ума настолько?