Harbin - Voronkov

– Бацуханом… – улыбнулся Туманов. – По-бурятски это означает мальчик… У нас в эскадроне были буряты – вот я и запомнил несколько их слов. Даже один стишок на их языке выучил. Хочешь, расскажу?

Но Болохову уже было не до этого.

– Ты вот что, – сказал он Аркадию, – будь осторожен.

Тот недоуменно посмотрел на него.

– А что случилось? – спросил он, но Александр решил отделаться общими фразами.

– Сам знаешь, какое сейчас время. Кругом одни бандиты. У тебя есть оружие? – поинтересовался он. – Нет? Это плохо… В общем, зри в оба.

Тот махнул рукой.

– Чему быть, того не миновать. Послушай, Сань, может, ко мне сейчас махнем? Возьмем бутылочку «чуринки» – и вперед. Все равно ведь тебя никто не ждет в этой твой гостинице.

Но Болохов отказался от предложения, сославшись на то, что у него есть еще кое-какие дела. Он говорил правду: не сегодня-завтра ему должны были доставить бомбу. Связной уже сообщил наверх, что Болохов готовит теракт. Там одобрили план его действий. Теперь осталось поставить последнюю точку. И все, и домой. Вот только как быть с беглыми художниками? Ладно, сошлется на то, что после теракта контрразведка РОВСа устроила за ним настоящую охоту, и он вынужден был бежать. Но перед тем нужно еще раз встретиться с Тумановым и настоятельно порекомендовать ему уехать из города. Пусть забьется в какую-нибудь щель, где его не достанет рука ОГПУ, и притихнет до лучших времен. То же самое надо сделать и другим его товарищам. А то ведь Москва не успокоится – пошлет вместо Болохова другого, и тогда конец… Другой не станет рассуждать – перед ним будут чужие люди. А для Болохова все они родные, несмотря на то, что в Кремле их называют предателями.

Но живым Аркашку он больше не увидел. Позже он не раз клял себя за то, что не поехал с другом, потому что именно в тот вечер и произошла трагедия. О том, что Туманова убили, он прочел в «Харбинском времени» в рубрике «Криминальная хроника». В этом же номере был опубликован некролог, где сообщалось о дате и месте похорон. Он не поверил своим глазам. «Это я, я во всем виноват!» – схватившись за голову, в отчаянии воскликнул он, напугав тем самым бедную кастеляншу, которая как раз в этот момент постучала к нему в номер, намереваясь сменить ему постельное белье.

Всю следующую ночь он не сомкнул глаз. Он думал, что за эти годы уже ко всему привык, что у него порядком очерствела душа, а тут его вдруг стали душить слезы. Да так, что не было мочи. Эх, Аркашка, Аркашка!.. – шептал он в темноту. – Я же тебя предупреждал… Ну а ты: «Чему быть, того не миновать…». Вот, брат, как бывает… Звери мы все, звери! Люди так не поступают. Ну кому ты мешал в этой жизни? Да никому! Жил себе да жил…

В эту ночь он дал себе клятву найти убийцу и уничтожить его – пусть даже это будет кто-то из своих. Тот где-то рядом, и нужно только вычислить его. Вероятно, этот человек, подбрасывая ему свои писульки, пытался не просто предупредить его, но и подсказать нужное решение. Когда же видел, что Болохов и не думает прислушиваться к его словам, сам вступал в дело. Так было с Одоевцевым, так произошло и на этот раз.

На похороны Туманова он не пошел – боялся привести за собой хвост. Ведь там обязательно будут Аркашкины товарищи, с которыми «чистильщик», а так он называл своего опекуна, может вот так же расправиться.

На кладбище Болохов появился на следующий день. Зашел в сторожку к смотрителю, и тот отвел его к новым захоронениям. Их было три свежих могилки, но «свою» он узнал сразу по большому загрунтованному суриком кресту и старой палитре с колонковой кистью, что лежали на могильном холмике. Он встал на колени, уронил голову на грудь и стал… Нет, не молиться… Он стал думать о том, насколько коротка и ничтожна наша жизнь. Когда несколько несчастных граммов свинца могут навсегда лишить тебя возможности видеть весеннее прозрачное небо над головой, дышать этим чистым наполненным свежестью воздухом, и слышать веселый щебет пернатой мелочи в кронах кладбищенских дерев.

– Аркашка, прости меня! – неожиданно вырвалось у него из груди. – Ну разве я мог подумать… – Он не договорил, потому что вдруг захлебнулся в слезах.

Он стоял на коленях и плакал. Отчаянно, откровенно. Так, как не плакал, наверное, никогда. Даже в детстве. Даже тогда, когда он хоронил на фронте товарищей. Тогда была боль, а здесь было что-то другое. Вроде как он ощутил безнадежность… Нет, не своего положения – самой этой жизни.

– Прости меня, Аркашка, и прощай. Пусть земля тебе будет пухом, а я пошел жить свою жизнь дальше. Сколько мне осталось – неизвестно, только, пока я живу, я буду помнить тебя всегда. Прощай…

Он ушел, оставив за спиной глубокий след, который тут же наполнился вешней водой, превратившись в чистую безобидную лужицу. Он шел и думал о величии и скудности этого мира, о добре и зле, которые, несмотря на их вечное единство, постоянно вступают в острое противоречие. Только что он навсегда простился со своим лучшим другом, отчего душа его опустела и покрылась ледяным панцирем. Но нужно было жить. Нужно было продолжать бороться. Только вот зачем ему все это теперь, если с уходом друга юности он лишился того, что связывало его с прошлым? А что человек без прошлого?..

Глава шестая

Бомба

1

Весна света… Повсюду журчали ручьи. Проснувшаяся после зимней спячки полноводная Сунгари тяжело и смятенно несла свои желтые воды к Амуру. Весело звучали пароходные гудки. Небо свинцовое с голубыми проталинами. Солнце то выходило из-за туч, бросая вниз сноп горячих лучей, то снова пряталось, не дав земле отогреться. То и дело шли дожди, а то вдруг дули со стороны моря ветры, которые рвали тучи на части, а потом несли их на север, туда, где русская земля… Вслед за ними проносились по небу журавли, приветствуя просыпающиеся долы своим веселым криком. Болохов с тоской в глазах наблюдал эту картину. Как же он завидовал всем этим птицам, для которых в отличие от него свобода является категорией абсолютной! Отчего такая несправедливость? Отчего люди, называющие себя властителями природы, вынуждены жить по каким-то странным, ими же созданным законам, для которых неизвестны такие понятия, как свобода, счастье и справедливость?

Вот живет человек – а живет ли? Ведь в идеале жизнь – это свободный полет мыслей и чувств. Но на самом деле этого нет! Есть одни только страдания да ощущение абсолютной беспомощности и одиночества. Так думал Александр Петрович Болохов, которому постоянно приходилось выживать в этом Колизее бурных исторических страстей.

Накануне у него был серьезный разговор с Лизой. Он сказал ей, что скоро должен будет уехать. Она спросила: навсегда? Он пожал плечами. Не знаю, ответил. Но тебя я люблю и всегда буду помнить о тебе. Она в слезы. Возьмите меня с собой, просила, потому что без вас я умру. Он ей: это невозможно. Но почему? Почему? – умоляюще смотрела она на него. – Поверьте же, я буду вам верной женой. Ну разве можно так, Саша?

Но что он ей мог сказать?

– Вы не знаете меня, – сказал он в заключение. – Я совсем не тот, за кого себя выдаю. Я плохой… Во всяком случае, для вас.

Она не хотела его слушать.

– Нет!.. Нет!.. Не наговаривайте на себя… Я знаю… Я чувствую, что вы хороший. Вот и родные мои говорят о том же… Мама вообще от вас без ума. Да и отец… и Петя… Ну как вы можете?

Ему бы сейчас взять да попросить ее о помощи. Ведь когда человек любит – он все готов для тебя сделать. Но что-то Александра останавливало. Пронести бомбу в здание ему не составило труда, и теперь она покоилась у него в мастерской среди багетовых рам и холстов. Оставалось каким-то макаром доставить ее в кабинет генерала, где, по имевшимся у него сведениям, должно было проходить совещание. Но это трудно сделать, потому что Хорват постоянно находился на месте. Да и ротмистр, как назло, никуда не спешил, сидел целыми днями за своим рабочим столом и перебирал какие-то бумаги. Помочь сейчас ему могла бы только Лиза, но как ей объяснить свою странную просьбу? Разве что выложить ей всю правду… Но неизвестно, как она после этого себя поведет. Скорее всего, это приведет ее в ужас. Ведь она – ревностная монархистка. Сама об этом не раз говорила.

Выход, видимо, один: остаться после работы в мастерской, предупредив охрану о том, что он должен до утра закончить портрет государя императора и повесить его в приемной генерала. Причина веская, если учесть, что сам Хорват убедительно просил его об этом. А когда все уйдут, он отнесет бомбу наверх и спрячет под столом, за который усядутся гости. Но это надо сделать уже после того, как тетя Дуся, здешняя техничка, уберется в кабинете. Иначе она могла испортить все дело. Возьмет да засунет портфель куда подальше, в нем находилась завернутая в тряпье бомба с часовым механизмом. Хуже того, отнесет его охранникам…