Пеший Камикадзе - Денис Ли

— Он где-то здесь… — пороизнес Егор. Но, внезапно, его мысленному взору представилось окоченевшее, одеревеневшее тело Чечевицына. Оно лежало в грязной канаве, с выкрученными за спину руками. Его окровавленная голова глубоко утонула подбородком в жирную кровавую грязь, а глаза были открытыми и холодными. — Он где-то здесь… — повторял Егор, — или тело солдата мертво!

Так продолжаться больше не могло и Егор, не выдержав, назвал в эфире радиосети позывной бригадного «фээсбэшника»:

— «Фиолетовый», я — «Могильщик», прием… — произнес Егор.

Это был особенный позывной, секретный. Совсем не тот, которым Егор пользовался ежедневно, согласно таблице позывных должностных лиц. Резидент с позывным «Могильщик» был известен только одному единственному человеку — подполковнику Олегу Флизу. И этим позывным, Егор пользовался исключительно в тех случаях, когда выполнял задачи по прикрытию Флиза во время его встреч с информаторами, на мусульманском кладбище Ленинского района.

— Прием, для «Могильщика»… — повторил в нетерпении Бис.

— На приеме, «Фиолетовый», — гнусавым голосом ответил Флиз.

— У меня проблемы… нужна экстренная «операция»…

— Я уже слышал. Постараюсь что-нибудь сделать…

У Егора отлегло от сердца. Очень успокаивающе подействовал на Егора голос друга, обещавшего помощь.

Егору стало спокойнее, словно он поделился своими мыслями, опасениями и бедами с дорогим и близким человеком, способным его выслушать и понять, как если бы Егор делился радостями и успехами, делился сокровенным. Конечно, нельзя было назвать случившееся сокровенным, потому как все было как раз этому в противоположность. И поделившись переживаниями, Егор испытал облегчение, будто разделил все волнения и негодования поровну, на всех кто был рядом, на Стеклова и Крутия, и на Флиза, раздав каждому по небольшой ее частичке.

…По взмаху руки, все пошли по грязной и склизкой от глины дороге улицы Богдана Хмельницкого:

«Флиз выручит! — в довершение всех своих разрушительных мыслей подумал Егор. — Выручит! Не зря же я столько раз выручал его, прикрывал столько времени. Помогал его товарищам, таким же «фиолетовым», что иной раз вылавливали меня прямо на маршруте. Флиз — поможет… Должнен помочь!»

Егор вспомнил случай, когда к нему во время инженерной разведки маршрута, идущему по проезжей части дороги подкатила темно-синяя тонированная «Нива», из окна которой высунулась «гражданская» пышная голова и произнесла:

— Ты нам нужен…

— Что?.. — опешил Егор. — А вы мне нет… — недоверчиво ответил Егор, удобней подтягивая автомат, — Я вас не знаю!

— Мы — свои!

— Свои — дома сидят!

— Мы от Флиза… Он обещал, ты поможешь…

— А-а… от Флиза! Он мне про вас ничего не говорил… Позывной его какой? — проверяя говорившего, спросил Егор.

— Фиолетовый.

— Ладно, знаете…

Машина катилась рядом, а Егор не торопливо шел вперед, будто позабыв о тех, что ждали его ответа.

— Ладно, — наконец произнес Егор, — я сейчас занят, но у меня есть один контрактник…

— Нет, нет! Нам нужен только ты… Флиз сказал… — кучерявый, сжав ладонь в кулачок, напряг вместе с лицом, угрожающе потряс им в воздухе, как Егор догадался, обозначая «силу», и расслабившись, отрицательно качая головой, добавил, — только ты!

— Ну, тогда ждите!

— Как долго?

— Пока я гуляю… Часа три…

— Хммм… долго!

— Ну, как хотите!

— Ладно, ладно… Ждем!

И они ждали…

Теперь Егор с волнением ждал помощи ответной. Эта история абсолютно отвлекла Егора от скверных мыслей о Чечевицыне, что он даже не заметил, как прошел уже половину маршрута.

На Хмельницкого, отныне, было намного спокойнее. Неделей раньше во второй восьмиэтажке, на последнем этаже разместили огневуя точку в количестве десяти человек во главе с лейтенантом Шкуриным. С этого момента, подрывов на Хмельницкого пока не было. Правда, иногда, «Шкура» так перебарщивал с передачей оперативной информации, что обработать ее в поступающем объеме, можно было разве что при создании какого-нибудь информационно-аналитического центра. И никто не мог объяснить, от чего все так происходило: то ли неподвижность и изолированность Шкурина от людей, то ли все-таки сказывалась высота, то ли всему виной неумолчная Юркина натура, способного часами нести бессмыслицу и околесицу. Ежеутренне, Шкурин выдавал такое количество вводных, выявленных в результате ночного наблюдения, что даже Егор со своим философским — «лучше перебздеть, чем не добздеть!», невсегда выдерживал такого накала оперативных обстоятельств, и при встрече Шкурину выговаривал:

— У тебя на уме, одни сплошные провокации… — ругался Егор на Шкурина, когда тот спускался со своей обороняемой высоты.

— Что не так-то?

— Что не так, что не так! — передразнивал Егор. — Да только и успеваешь за тобой: в районе пяти часов утра двое неизвестных — один одетый в пальто, другой — в зеленой куртке, стояли у дороги… потом скрылись за углом и, прячась за ним, наблюдали за автомобильным движением… — Юра, какое на хрен, автомобильное движение, в пять часов утра? Смотри, какая темень? Что ты там видел? Или вот: наблюдал в районе пятого столба… — думаешь, я считаю столбы? Думаешь, я что… должен знать сколько их… и какой из них пятый?.. А вот: остановилась белая «шаха», из нее выбросили какой-то пакет, предположительно — самодельное взрывное устройство! — Тебе, там, я смотрю, очень удобно предполагать самодельное взрывное устройство, или нет! Ага, осколками не достанет! А каково мне?.. Ты увидел пакет? Так и сообщи: пакет! А я уж сам, буду, думать: взрывное устройство или как! А то, лишь бы сказать… а я, потом думай: что, да как!.. Мне сразу, от одного только этого слова «взрывное» — жутко становиться!

— Ты что решил на мой счет забавляться? — оскалился Шкурин.

— Нет! Но ты не путай сечку с гречкой! — Юрка, обиженный на Егора, уходил в свое «гнездо».

С тех пор, Егор и Юра, если все было спокойно, обменивались кивками головы, что теперь означало, что-то, вроде, «все в порядке»; а благополучно проведя разведку, Егор снова кивал наверх, но уже в благодарность, и они расставались.

В этот раз дорога тоже оказалась без фугасов; и благополучно вернувшись к опорному пункту Пашина, саперы и разведчики спешились на Маяковского. Собрав вокруг себя разведчиков, Егор, высказал ряд замечаний, на что необходимо обратить внимание, как в тот же момент, услышал хлопок гранатометного выстрела. А за ним — следующий…

Хлопок, произвел эффект «разорвавшейся бомбы», слизав всех стоящих перед Егором, как морской волной. За это время, Егор успел увидеть второе красно-желтое зарево в одном из окон домов по улице Первомайской, и характерный звук выстрела гранатомета… Тут же рухнул под бетонный блок, рядом с кторым стоял, задрав ногу.

Лежал, ждал разрыва, чтобы начать действовать. Зажмурив глаза, мысленно пытался просчитать окно восьмиэтажки, из которого стреляли.

— Где разрывы? Где они? — ждал Егор. — Один! Два! — Всё! Пошёл, пошёл!» — крикнул он сам себе.

Сделав несколько выстрелов, лёжа на боку, из-за блока, Егор выскочил, открыв огонь по всему левому, верхнему краю восьмиэтажки, боковым зрением Егор видел, как тоже делают остальные.

Управлять огнём — смысла не было, восторженные от дерзкого нападения, все управляли своим огнём самостоятельно, многие стреляли стоя, сея свинцовые зерна смерти. Через пятнадцать минут огненного шторма, всё самостоятельно стихло. Егор оглядел всех: все ли живы, целы.

«Вроде все… — прикинул Егор. — Довольные, какие-то… — заметил он, потому как все находились в состоянии необъяснимой радости и веселья.

Откуда-то появилась литровая бутылка «Очаковского». Самое главное, появилась вовремя, от чего все жадно и блаженно стали пить, делая по паре-тройке глотков, расплёскивали, торопливо передавая друг другу.

Рома Пашин, в одном свитере, камуфлированных брюках и тапочках на босых ногах, с автоматом, тоже оказался среди разведчиков… довольный и возбуждённый. Ванька Бондаренко, Юра Крутий, Вовка Стеклов, Егор, спешно закурили.

— Адреналин, обязательно нужно «прокурить»… — со страстью в голосе прокричал Егор, под нестройное кивание остальных, — Чтобы не мешал! — Егор жадно делал короткие затяжки, выдыхал сладковатый, жаждоутоляющий дым, с привкусом пива в морозный воздух. Смотрел как он, теплый и нервный, подхваченный мёрзлой свежестью растягивается и разрывается, становясь невидимым, исчезая в невесомости. — Хорошо, а?! — крикнул Егор снова. — Жизнь меняется… Я это чувствую! Начало марта, ёлки-палки! Зима уходит! Погода налаживается! Вон, птички возвращаются, будут здесь жить!

— Дуры, блин! — снова нервно выкрикнул Стеклов, смеясь и возбужденно хлопая по плечу безбрового Пашина: