Избранное - Ласло Немет

Солнце уже не жгло так отчаянно, и Лайош решил прогуляться по городу. Только стоит ли таскаться с мешком, если у него есть своя кладовая? В затуманенной хмелем голове Лайоша нашлось все-таки достаточно осторожности, чтобы мешок с часами, со щеткой, с подштанниками взять с собой и лишь съестное, завернув снова в бумагу, опустить в промоину под известняковой глыбой. В Варошмайоре, где он спал прошлой ночью, было людно, под деревьями бегали, играли нарядные девочки. Лайош, сев на скамью, стал смотреть на них. Прямо напротив, на другой стороне поляны, прыгала через веревочку девочка-подросток; платьице не доставало ей до колен, и Лайош даже издали, со своего места, видел, что ножки у нее плотные, круглые, да и грудки уже при каждом прыжке подрагивали под тонкой шелковой тканью. Девочка то и дело подбегала к мамаше, которая, держа в руке зеркальце, красила себе брови и губы. Мамаша тоже была барыня в теле; сидела она, закинув ногу на ногу, так что одной ноги совсем не было видно под платьем, но зато другая, выглядывая из складок и пышных оборок, была очень даже красивой и крепкой. Лайошу вспомнился стеклянный бассейн с голыми девушками и вчерашняя розовая нога на ступеньке автобуса. Он зажмурил глаза и с улыбкой прислушался, как, покачивая, несет куда-то, уносит его опускающийся на город вечер. В небе уже давно сияла луна на ущербе, когда он поднялся к своей пещере. Под отодвинутым камнем бифштекс и пирог были на месте — нора сохранила его достояние. Растянувшись на голой земле под кустом, Лайош завел будильник и заснул с ощущением, что и щедро усыпанное яркими звездами небо, и его отражение — город с россыпью огоньков, все, что над ним и под ним, — все это принадлежит ему.

Утром бодрый по-петушиному крик будильника вызвал на небо солнце. Лайош, с влажной от росы головой, вскочил и лег животом на будильник, чтобы тот, не дай бог, не выдал его убежища. Осмотрев все вокруг и убедившись, что никто за ним не следит, Лайош сунул мешок в промоину. В городе уже дребезжали, гремели трамваи. В кармане у Лайоша оставалось еще восемьдесят филлеров, и он решил купить себе свежую булку. Он зашел на рынок, тот самый, через который пробегал вчера утром и где вслед ему неслось: «Мужик!» В клетках пищали, ссорились цыплята, в плетеных корзинах сочно краснели вишни, малина, черешня, на столах лежали груды зеленой фасоли, гороха, кольраби, каких-то еще овощей, которых Лайош и не видывал прежде; от мясных прилавков доносился крепкий запах парного мяса, из булочных ларьков — сладкий аромат свежеиспеченного хлеба. По узеньким улочкам между рядами ходили женщины с сетками; Лайош, жуя булку с маком, бесцельно брел среди них. Со всех сторон его окружали теплые еще со сна кухарки и горничные, мельтешили горячие пушистые комочки цыплят, открывали пестрое содержимое большие корзины, с шумом, с криками раздвигали толпу катящиеся тележки. Этот шум, толкотня были Лайошу невыразимо приятны, как в солдатах после долгого марша шумное, с брызганьем, с шутками, купание в каком-нибудь озерце.

Его уже раза три пронесло из конца в конец через весь рынок, он уже наизусть выучил цены на мясо и овощи, когда возле торговок с фруктами заметил парня вроде себя. «Барыня, а барыня, не помочь ли вам это домой отнести?» — заискивающе коснулся тот локтя какой-то женщины. Та, смерив его с головы до ног, принялась что-то обсуждать с ним. Лайош, оттесненный в это время тележкой, не разобрал, о чем они говорят, но через несколько минут увидел, как они переходят через дорогу. У женщины висела в руке, едва не доставая земли, сетка с продуктами, парень нес под мышкой корзину, закрытую мешковиной, в другой руке тащил еще одну сетку. Парень шел впереди, женщина — сзади, приглядывая за ним. Лайош понял: это тоже возможность заработка, доступная и ему. После долгих колебаний он обратился к тоненькой женщине, которая накупила уже две сетки и как раз встала между ними, чтоб нести домой. «Не помочь ли вам, барыня?» Женщина подняла на него глаза. «Спасибо, только я ведь несу не себе», — улыбнулась она. Лайош сделал еще попытку — и снова попал на служанку. Настоящих же барынь сопровождали горничные. Видно, это тоже требовало умения — выбрать того, кого нужно.

Лайош понуро стоял возле торговки клубникой, когда какая-то женщина из благородных дотронулась до его плеча. «Молодой человек, вы бы не помогли мне?» — и она показала на ящик с клубникой. Выглядела она совсем юной, никак не старше Лайоша, и было смешно и неловко оттого, что она с высокомерным и презрительным видом, выставив острый подбородок, называет его молодым человеком. «Отнесу, барыня», — ответил Лайош. «И за сколько?» — «Двадцать филлеров — не много?» — наугад сказал он. «Только это неблизко, на Виранеше…» — «Ничего», — ответил Лайош и осторожно взял ящик. Барынька была не такой недоверчивой, как первая, она шла впереди, даже не оглядываясь назад. Лайош смотрел, как она шагает, помахивая сумочкой и как будто едва касаясь острыми каблучками булыжника мостовой. На трамвайном кольце они остановились и подождали трамвая. «В прицеп», — и барыня показала Лайошу место в углу тамбура. Сама она прошла в вагон и за всю дорогу ни разу не оглянулась на Лайоша, не отрывая взгляд от бегущих за окном каштанов, от сливающихся в длинные полосы, как линейки на нотной бумаге, балконных решеток на фасадах вилл. Клубника и Лайош следовали за ней словно на невидимой привязи.

От остановки они долго шли в гору, по дорожке, ведущей меж ухоженными садами. Лайош уже начинал подумывать: так он, пожалуй, не успеет к десяти в переулок за Кооперативом служащих. Со лба его градом катился пот, из щелей ящика капал розовый сок, перед глазами, завораживая взгляд, мелькал сверкающий никелированный замок сумочки. Вот швырнуть оземь этот ящик с клубникой и бежать к сестре! Обернулась бы тогда барынька? Но замочек цепко держал его в своей власти, Лайош послушно шагал потея еще два квартала, до ворот сада, заросшего диким виноградом, и дальше, до обитого жестью кухонного стола, на который барынька выложила ему две монетки по десять филлеров.

Сестры в переулке уже не было, и Лайош весь день ходил с неприятным чувством в груди. Вдруг она больше не придет? Может, она думает, он нашел работу? Утром он задолго до назначенного часа топтался у Кооператива, высматривая в толпе белый берет. Он издали помахал сестре рукой и, когда она перехватила его взгляд, показал, что он ждет ее в переулке. «А я уж подумала, ты работу нашел», — сказала Мари.

«Как раз вчера ходил договариваться, — соврал Лайош. — Скоро приступим», — добавил он неуверенно. «Ну-ну, старайся, — ответила Мари. — Ты и понятия не имеешь, как я волнуюсь за тебя. На-ка, тут и рубашка летняя есть, хоть и старенькая», — сунула она ему сверток. В этот миг мимо них пронесся на велосипеде мальчишка-булочник с корзиной на спине. Подняв над педалями ноги, он мчался по спуску, держа одной рукой руль и откинувшись назад. Приблизившись к ним, он резко вильнул рулем и, наклонившись, оглушительно взвизгнул, потом, оглянувшись, довольно заржал, видя, как они испугались. Мари, побледнев, смотрела ему вслед. «Вроде не тот, что хлеб нам привозит, — немного успокоилась она. И, увидев, что Лайош пришел на сей раз без мешка, спросила: — А мешок? На квартире оставил?» Но когда Лайош лишь неопределенно махнул рукой, не стала выяснять дальше, не желая увеличивать свои неприятности еще и заботой о жилье брата. «Да смотри не явись к нам в этой рубашке, — сказала она, беспокойно глядя на сверток, торчащий под мышкой у Лайоша. — Если я день-два не приду, не думай, что я про тебя позабыла». «Не пойду я к вам, не бойся», — буркнул Лайош, поняв, что рубаха эта окончательно лишила его надежды на теплую кухню сестры. «Я к тому, что завтра-послезавтра мы с барыней родителей ее навещаем в провинции», — пояснила Маришка.

Два дня Лайош не показывался у Кооператива, боясь ненароком встретить там Мари. Раз она не желает, он не будет навязываться. В воскресенье прислуга получает выходной день; может, сестра потому и придумала про эту поездку, чтобы не с ним проводить воскресенье. Или чтоб провести несколько дней спокойно: вон как она напугалась того мальчишки. Теперь, когда Мари как-никак, а заботилась о нем, каждый раз что-нибудь принося в своей сетке, он думал о ней более снисходительно. Ладно, не будет он портить ей выходной. Что и говорить, он с радостью пошел бы в кино, посмотреть на купающихся девушек, да можно ли требовать от служанки из такого дома, чтобы она водила в кино чумазого братца? Достаточно ему и того, что он знает: с голоду она не даст ему помереть. Через три дня они снова встретились, потом еще несколько раз. В свертках, которые приносила Мари, кроме съестного, всегда было еще что-то, и богатства в пещере у Лайоша все умножались. У него теперь была вакса, сапожная щетка, треснутое зеркало, тупые ножницы для ногтей, наперсток, бечевка, потом появились даже ношеные ботинки, в длину как раз по его ноге, только узкие слишком.