Избранное - Ласло Немет

Он выскочил из рощи; но, куда идти, он не знал: вечером не запомнил дорогу. На всякий случай пошел вдоль трамвайных путей. Вчерашнего кино нигде не было видно. Электрические часы на массивном столбе показывали уже без четверти десять. «Вы не знаете, как найти служащих?» — обратился он к чистильщику, сидящему возле столба. «Каких еще служащих?» — спросил тот, отрываясь от своих коробочек с ваксой, и с неодобрением посмотрел на пыльные башмаки Лайоша. «У Холма роз…» Чистильщик только плечами пожал; но тут откликнулась старушка, продававшая рядом газеты. «Тебе кооператив, что ли, надо, сынок?» Лайош в растерянности смотрел на нее: а бог его знает, может, и кооператив, у них в деревне тоже кооператив был, «Муравей». «Ступай все время вдоль линии, а на трамвайном кольце повернешь вправо», — объяснила старушка. Лайош понятия не имел, как выглядит трамвайное кольцо, но послушно двинулся вдоль путей, в ту сторону, откуда пришел. На большой площади, куда он вышел, часы показывали уже пять минут одиннадцатого. Наверное, это и есть трамвайное кольцо, отсюда надо свернуть направо. Его даже бросило в пот от мысли, что Мари, наверное, не дождалась его. Пробравшись сквозь толпу, ожидающую трамвая, Лайош очутился на каком-то рынке. Он бежал задыхаясь, расталкивая людей. «Мужик! — летело ему вдогонку. — Нельзя ли поосторожней?» Весь город словно устремился ему навстречу, чтоб помешать добраться до Кооператива служащих. В детстве он вот так же потерялся однажды, заглядевшись на разносчика медового пива, а когда оглянулся, ни отца, ни сестры не было рядом. В полном отчаянии Лайош мчался по улице, все время рядом с трамваем. «Где Кооператив служащих?» — бросился он к какому-то встречному. «Служащих? А вон, на той стороне…» — ответил тот и покачал головой, глядя, как Лайош стремглав бросился через улицу, едва успев проскочить перед трезвонящим трамваем.

Мари уже ждала его. Вместо ленты на голове у нее был сейчас круглый белый берет с торчащим посередине отростком, вроде тех, через которые надувают футбольную камеру; в руке она держала плетеную сетку с каким-то свертком, бутылкой и овощами. «Наконец-то, — сказала она и, повернувшись, бросила через плечо: — Иди за мной». Лайош, еще не придя в себя после бега, послушно двинулся следом. Мари свернула в боковую улицу, потом, дойдя до угла, в переулок. Там она остановилась и подождала Лайоша. «Я уж думала, ты меня не найдешь. А мне как раз спешить надо, нынче гости у нас, мне печеников велено наготовить». В Пеште Маришка печеники называла печеньем, но в присутствии брата в ней проснулся домашний язык. «На-ка вот, — сказала она и, оглядевшись, сунула Лайошу сверток, который быстро достала из сетки. — Погоди, я в мешок тебе положу». — «Да не надо, я сам», — уперся Лайош, вспомнив про будильник. Сняв мешок, он стал развязывать его, дергая нетерпеливо бечевку. Мари все озиралась по сторонам. «Так боюсь, что кто-нибудь нас увидит, — сказала она уже немного спокойнее, когда мешок снова был у Лайоша на спине. — Я весь день вчера думала, не обиделся ли ты, что я захлопнула перед тобой дверь. Если бы ты остался, барыня бы покоя мне не дала: „К вам брат приходил, Маришка? Вы и не говорили, что у вас брат есть“. А потом в кладовой стала бы шарить на полках: и чего это у нас так мало рома осталось, Маришка? Вроде бы эта коробка с сахаром вчера еще полной была. Сама не имеет понятия, что там у нее на кухне, а стоит ко мне кому-нибудь зайти, сразу допытываться начинает, где то да почему мало этого. А если бы барин еще про мешок твой рассказал… Зачем мне себя выставлять на такое? Лучше, если мы с тобой где-нибудь в другом месте будем видеться». Она положила руку на локоть Лайошу и грустно взглянула ему в лицо. «А ты все не повзрослеешь никак, — сказала она улыбаясь. — Когда же это я тебя в последний раз видела?» — «Я тогда возчиком у мельника был», — послушно ответил Лайош. Он еще прежде, пока бежал по улицам, растерял свой воинственный пыл. А теперь, когда Мари с ним ласково говорила и даже руку положила на локоть, он совсем позабыл про обиду, впитывая родственное тепло, что вливалось в него через эту руку. «А что с Матяшфёльдом? — перешла Мари к более трудным вопросам. — Когда ты оттуда?» — «Позавчера». — «Работы больше нет, что ли?» — «Закончили один дом. Теперь будем здесь, в Пеште, работать. Через несколько дней», — вдруг соврал Лайош: пусть не думает Мари, что теперь он все время будет сидеть у нее на шее. «Прямо здесь, в Буде?» — пытливо смотрела на него Мари. «Ну да, чуть подальше. Двухэтажный дом будем строить на улице Варошмайор», — продолжал он врать; утром, выйдя из рощи, он прочел на табличке название улицы. «Да?.. — сказала Маришка с подозрением в голосе. — Ну а пока не работаешь, меня каждый день здесь можешь найти, в это примерно время, часов в десять. Только, если не приду, ты не думай, что я о тебе не забочусь. Пока», — сказала она ласково, отпустив его локоть. «Прощай», — сказал Лайош, неловко подняв руку, словно для рукопожатия.

Почти час проболтавшись по городу, Лайош вернулся в варошмайорскую рощу, на ту скамейку, где спал в эту ночь, и развернул сестрин сверток. В свертке были два куска курятины — гузка и шейка, — бифштекс с налипшим на него застывшим жиром, два ломтя черствого хлеба, три кусочка вишневого пирога, иголка в бумажке, нитки, несколько тряпок на портянки, плотно завернутые мужские подштанники, маленькая щетка и в обрывке оберточной красной бумаги два пенге; на бумаге снаружи — слова: «Осторожно, тут деньги». Лайош, растроганный до глубины души, смотрел на эти сокровища, забыв все, что думал прежде о Мари. Гораздо больше, чем голод, мучило его желание найти для этих сокровищ надежное место. Да и сам он не хотел больше ночевать в роще — не столько из-за того, что не привык спать на открытом воздухе, сколько из-за оборванца на соседней скамейке. Ему найти бы какую-нибудь пещеру, где он мог бы удобно лежать и слушать шум ливня да и мешок свой мог бы спрятать на время отлучек. Когда у них в лагере были учения, Лайош и еще двое солдат, выйдя в дозор, целых полчаса сидели однажды в такой пещере. Перед входом росли кусты, в полутьме они видели лишь глаза друг друга да стволы винтовок. Сегодняшний день он потратит на поиски такого убежища.

Лайош двинулся по направлению к ближайшей горе и раньше, чем думал, вышел к каменному карьеру. Обойдя все вокруг, он нашел в обрыве много ниш, но ни у одной не было подходящего навеса. Наконец за кустом боярышника он обнаружил дыру, где, хоть и скорчившись, можно было сидеть. Пещера была не слишком удобной, но зато сбоку к ней примыкала небольшая промоина, которую Лайош закрыл сверху большим камнем. Промоина эта, словно созданная для тайника, и решила дело — Лайош остался здесь. Сунув в пещеру мешок, он уселся под куст, вынул старый, купленный когда-то на ярмарке складной нож, соскреб жир с бифштекса, аккуратно намазал его на тонкий кусок черствого хлеба и долго, неспешно жевал его, поглядывая на курчавые, словно барашки, облачка, бегущие в голубом небе. С той минуты как сестра положила ему руку на локоть, он уже по-иному смотрел на свою безработную жизнь. Время не торопило; можно было сидеть, глазея вокруг и гадая, что ему предпринять в этом огромном городе. Провидение теперь ожидало его в переулке за Кооперативом служащих, оно приносило ему манну, как евреям в Синайской пустыне. А коли есть еда, есть куда спрятать мешок и укрыться самому от дождя, то все это принадлежит ему, а до осени что-нибудь да придумается. Глядишь, и хозяева Маришки со временем к нему подобреют. Он попросит сестру, чтоб она не была такой осторожной.

Место, выбранное им под жилье, что ни говори, было отличным. Вокруг, куда ни взгляни, толпились будайские горы. Прямо, загораживая Дунай, возвышалась та, под скалистым обрывом которой он оказался вчера на рассвете; левее была гора пониже, с дворцом и красивыми башнями, с громадной зеленой луговиной внизу. Виден был отсюда и Холм роз, где служит сестра. И повсюду, даже на западе, там, где город кончался, выглядывали стены и крыши домов на зеленых склонах. Лайош сидел у себя на горе, словно пастух в середине огромного, пестрого, разбредшегося по холмам стада. Он лег навзничь. На что потратить ему эти два пенге? Хорошо бы, конечно, подумать о новой одежде; та, что на нем, может, и хороша для деревни, а тут из-за нее вон как приклеили сразу: «Сиволапый». Башмаки, прямо диво, еще были целы; вот подштанники на нем уж которую неделю одни — ну, теперь есть смена. Рубаха сильно нужна; правда, в Матяшфёльде купил он у невестки старого каменщика ношеную, но от частой стирки (вечерами, после работы) разлезлись обе рубахи по швам. Рубаха ему пригодилась бы, только вот купишь ли рубаху за два пенге? А потом, может, и рубаху добудет для него Мари? В конце концов решил Лайош, что поищет в окрестностях корчму и купит литр минеральной воды — из-за бутылки, чтобы было в чем воду держать у себя на горе. Корчма и вправду скоро нашлась, но разница в ценах между минеральной водой и вином была такой маленькой, что Лайош взял вина. Вернувшись к пещере, он стал пировать, отрезая от хлеба ровные тонкие ломтики и обгрызая, обсасывая по косточкам куриную гузку; каждую косточку он запивал несколькими глотками вина. Когда он покончил со вторым куском вишневого пирога, гора, где он устроился, стала казаться ему не просто серединой Буды, а прямо-таки пупом земли, осью, вокруг которой, покачиваясь словно волчок, с тихим жужжанием вращается мир.