Ибо прежнее прошло (роман о ХХ веке и приключившемся с Россией апокалипсисе) - Рустам Гусейнов

- Кого?

- Врагов.

- Где осталось?

- В стране.

- Я не знаю.

- Конечно, никто не знает. А у нас в городе?

- Я не знаю.

- Наверное, есть еще. Сашка Шубин так и не верит, что его отец стал врагом. Он ведь теперь в нашем подъезде живет, у Аркадия Исаевича, ты знаешь? Он вчера со мной еще подраться хотел. Но я не стал, потому что в драке проигрывают все. Хотя я побил бы его. Я его сильнее.

Паша сверху вниз незаметно покосился на Игоря. "Пожалуй, подумал он, мысленно сравнивая его с Шуриком. - Пожалуй, сильнее."

- Кто это - Маша Новикова? - спросил он вслух.

- В нашем классе, ты видел - с черной косичкой.

Пройдя квартал, они свернули направо - в переулок позади Парадной площади. Игорь одной рукой поддерживал ранец, перекинутый через плечо, другой держался за ладонь отца. Справа от них за забором на фоне голубого неба возвышалась обшарпанная колокольня Вознесенского собора. На колокольне не было ни креста, ни единого колокола.

- Что все-таки решили с Шуриком? - спросил Паша. - Не будете принимать в пионеры?

- Решили отложить вопрос, пока он не осознает свою ошибку. Да ты не беспокойся, мы его все равно примем немного попозже. Он тогда на классный час не пришел, поэтому решили отложить. А так ведь он не плохой совсем, только упрямый. Я ему несколько раз объяснял, что невиновного человека могут посадить в тюрьму в капиталистической стране, а у нас сажают только преступников и врагов. Но он говорит, что вышла ошибка, что его отца в тридцать пятом вызывал в Москву и хвалил Орджоникидзе. Ну и что же, Орджоникидзе ведь мог ошибиться, правда? Никто ведь еще не знал тогда, что он скрытый враг. А если б сейчас вышла ошибка, ты бы направил дело на доследование. Правда, пап?

Ничего не ответив Игорю, Паша оглянулся по сторонам, отпустил его руку, шагнул к двухметровому забору церкви, затем вдруг, размахнувшись, перекинул через него свой портфель, сам подпрыгнул легко, подтянулся и через секунду оказался сидящим уже на заборе.

- Давай-ка за мной, - сказал он. - Ранец кидай.

Игорь на секунду даже застыл от удивления, но затем, рассмеявшись, бросил ему наверх ранец и не менее ловко, чем Паша, сиганул вслед за ним. Никем не замеченные, они спрыгнули по другую сторону забора и оказались на запущенном церковном кладбище.

- Ну, ты даешь, пап! - с глазами, вытаращенными от восторга, смеялся Игорь. - А если б Маргарита Ивановна увидела - вот бы удивилась.

Среди заросших травой могил валялись какие-то бочки, доски, ржавые металлические балки. Церковь с облупленными стенами, забитыми наглухо окнами была видна теперь целиком. Неподалеку от места, где спрыгнули они, Паша заметил в высокой траве какую-то скамейку, и они пошли к ней.

- А что мы тут будем делать? - захваченный загадочностью происходящего Игорь даже говорить стал тише.

- Садись, - пригласил его Паша и первым опустился на почерневшую, но совершенно прочную полированную доску сиденья.

Скамейка эта, как оказалось вблизи, предназначена была когда-то для родных, приходивших к богатой и, должно быть, ухоженной семейной могиле. Три черных гранитных памятника, увенчанных гранитными же крестами, возвышались в метре напротив нее. От квадрата чугунной причудливого узора ограды, окружавшей могилы, осталась теперь всего одна сторона.

- Я просто хочу поговорить с тобой, - сказал Паша, и почувствовал в этот момент, что как раз совсем непросто будет подобрать ему слова для того, что хотел, что должен был теперь сказать он сыну.

Игорь притих и смотрел на него удивленно. Паша на минуту отвел взгляд.

"Георг Вильгельмович Вигель", "Александр Георгиевич Вигель", "Антонина Ивановна Вигель" - прочитал он про себя механически на полированных черных постаментах.

- Послушай меня внимательно, сынок, - произнес он, наконец, помолчал еще и тогда понял вдруг, с чего необходимо ему начать. - И запомни - все, что я скажу тебе сейчас, ты сохранишь в тайне. Прежде всего - отец Шубина не был врагом народа.

- Как... не был? - ошарашенно пробормотал Игорь. - Почему же?.. Значит, это ошибка?

- И ошибки никакой не было. Все дело в том, Игорь, что настоящим врагам народа удалось пробраться в НКВД. И, пользуясь своим положением, они под видом врагов народа уничтожают теперь лучших людей страны, всех тех, кто действительно может быть ей полезен. Для этого они придумывают им преступления, которые не были совершены.

Игорь, казалось, забыл дышать.

- Но... как же их самих не разоблачат?

- К сожалению, пока это невозможно. Просто некому этого сделать. Самое страшное в том, что они пробрались в высшее руководство НКВД - в Москве, повсюду назначили на работу своих людей, и теперь очень-очень непросто с ними бороться. Тех, кто пытается разоблачить их, они немедленно арестовывают.

Он помолчал. Игорю, очевидно, нужно было время, чтобы вместить в себя сказанное.

- А... товарищ Ежов? - шепотом спросил он, наконец.

Паша кивнул.

- Но тогда... - пробормотал он, затем воскликнул. - Тогда надо скорее рассказать об этом товарищу Сталину!

Паша покачал головой.

- Это невозможно. Товарищ Сталин окружен охраной из НКВД. Они никого не подпускают к нему из тех, кто мог бы рассказать ему правду, и проверяют все письма, которые присылают ему.

- Но... они же тогда могут убить его! - в ужасе прошептал он.

Паша вздохнул.

- За это не беспокойся. Они понимают, что, если бы посмели они это сделать, народ немедленно уничтожил бы их самих. Поэтому их вполне устраивает нынешнее положение вещей.

- Но что же нужно делать?

- Лично тебе нужно прежде всего никому ни словом, ни полсловом об этом не проговориться. Даже лучшим друзьям. Даже Шурику. Даже маме. Когда-нибудь - может быть, скоро - их разоблачат, обязательно разоблачат. Но я должен был сказать тебе это сейчас, потому что сегодня я уезжаю из Зольска. Я понял это все, работая здесь, но я ничего не могу поделать в одиночку. Я должен был сказать тебе это, чтобы ты не верил, если вдруг и обо мне тебе скажут, что я враг.

- Значит, они догадались, что ты понял? Хотят тебя тоже арестовать?

- Я надеюсь, что им это не удастся.

- Так ты едешь бороться с ними? В Москву, да? - Игорь вдруг вскочил со скамейки, кинулся к нему и обнял его за шею. Я не брошу тебя в опасности! Папа, я хочу с тобой! Папа, возьми меня! Я буду помогать тебе.

Обнимая сына, Паша чувствовал в себе жуткую тоску и стыд, оттого что даже в этот момент не мог объяснить ему всей правды. Он отстранил его от себя, усадил рядом.

- Это невозможно, сынок, это невозможно. Ты не сможешь помочь мне. Ты должен учиться. Ты должен заботиться о маме. Ты остаешься за мужчину в доме. Вам, наверное, придется переехать из этой квартиры, маме придется работать. Ты должен помогать ей. И ты ничего не должен говорить даже ей, чтобы не подвергать ее опасности. Обещай мне - до тех пор, пока так или иначе враги не будут разоблачены, ради меня, ради мамы, ты будешь молчать. Обещай мне.

- Я буду молчать, - сказал он, по щекам его текли слезы.

- Я постараюсь давать тебе знать о себе. Постараюсь иногда приезжать. Что бы ни случилось, я не оставлю тебя. И я надеюсь, что через какое-то время мы опять будем вместе. Что бы плохого тебе ни говорили обо мне, не верь этому. Но и не спорь, хорошо? Запомни - те, кто доказывают что-то громче других, обычно бывают неправы. Правда не бывает громкой. И вот еще что, - он помолчал немного, подбирая слова, которые могли быть понятны Игорю. - Постарайся извлечь для себя урок из этой истории - с Шуриком - не будь, как все. То, что много людей думают о чем-то одинаково, еще не означает того, что они правы. Не принимай на веру того, о чем твердят все вокруг. Напротив - насторожись и думай. Думай самостоятельно. Запомни - самое большое зло люди совершают тогда, когда их много, потому что, когда их много, им кажется, что ответственность за зло несут не они - толпа. Не стремись в толпу. Думай. Думай обо всем. Запомни - нет ничего бесспорного вокруг нас. То, что многим кажется истиной, слишком часто оказывается ложью. В любой ситуации, всегда, будь хоть немного сам по себе. Привыкни отвечать за себя, а не делить ответственность со всеми.

Игорь слушал его, потупясь, часто всхлипывая, и Паша видел, едва ли понимал четко, о чем он говорит ему.

- А, в общем, главное, - добавил он, помолчав, - будь добрым. Не делай другим того, чего не хотел бы, чтобы сделали тебе. Прежде, чем осуждать кого-то или даже спорить, поставь себя на его место, постарайся понять. И не держи в себе зла, но не бойся зла от других, если знаешь, что прав.

- Я не буду вступать в пионеры, пока не примут Шурика, сказал вдруг Игорь. - Я скажу им, что дети за отцов не отвечают - это говорил Сталин.

Слезы постепенно высыхали у него на щеках. Паша так ясно видел в эту минуту, что это его сын. Теперь он сам обнял его.

- Ну, все, - сказал он. - Иди. Маме сегодня ничего не рассказывай. Я еще побуду здесь. Здесь безопасно. Я должен быть осторожным.