Ключ - Наталья Болдырева

— Благодарствую! — в пояс поклонился Юродивый и, оглядываясь по сторонам во всё более тускнеющем свете, пошел дальше, в подземелье.

За спиной зашушукались, и скоро щуплый пробежал мимо, оглянулся через плечо лукаво, хохотнул, подпрыгнул и припустил во все лопатки.

Когда зачадили по стенам факелы, прибежали из тоннеля, засуетились вокруг, дергая за полы, чумазые ребятишки. А вскоре показалась крупноячеистая решетка стока с маленькой, в человеческий рост, дверкой, где его встречали уже. Шнырь стоял, демонстративно распахнув дверку, еще пятеро навалились на решетку изнутри, повысовывав в ячеи любопытствующие головы. Загомонив, ребятишки воробьиной стайкой кинулись на ограду, мигом облепив её всю. Не дойдя до калитки шага, Юродивый замер, прикрыл глаза и нарочито медленно отвесил земной поклон.

Затряслась, ходуном заходила от хохота вся решётка, а юродивый нагнулся и под весело брыкающими детским ножками переступил порог тайной столицы нищесбродов.

После его оставили в покое, и дальше он уже сам шел вдоль скользких подземных улиц, тянущихся по-над городскими стоками. Ржавая взвесь висела в воздухе, а гул воды не смолкал ни на минуту, и вскоре юродивый вышел к месту, где, сталкиваясь и закручиваясь воронками, соединялись многочисленные ответвления городской канализации. Эта площадь была пуста. Не было никакой возможности находиться рядом, частые волны перехлестывали край узкого окоёма, и приходилось идти, держась за скобы в скользкой от постоянно оседающей влаги стене.

Потом были длинные туннели, новые ответвления, такие темные, что дорогу можно было лишь угадать, но не увидеть, пока не показался первый огонек на носу причаленной к спускающимся под воду ступеням плоскодонки. Хозяина нигде не было видно, но юродивый не рискнул взять фонарь, просто потому, что побоялся идти на нос утлой лодчонки. Впрочем, уже за следующим поворотом редкая череда факелов протянулась на всю длину тоннеля — освещая веревочный парапет, ограждающий зауженную многочисленными постройками дорогу.

Собранные из кусков старых заборов, завешенные сетями, щелястые сараи были сплошь покрыты плесенью, но внутри помаргивали огонечки, слышался людской говор. Юродивый заглядывал в щели, но видел лишь бесформенные груды тряпья, растянувшиеся прямо на полу, или комом нависшие над заменяющим стол бочонком. Изредка сверкали любопытные детские глаза, а взрослые вовсе не поднимали головы, не интересуясь, кто идет мимо.

Так шёл он долго, не видя ни просвета в сплошном ряду сараюшек, и ни одной живой души навстречу. Такие же мрачные, как и люд наверху нынче, эти люди были такими всегда. Юродивый знал это, потому что, ставя защиту, Тринадцать и не думали касаться и без того обескровленной, заживо гниющей столицы нищебродов. Дурную услугу оказали бы они и себе, и этим, без того потерявшим последнюю надежду, людям. Даже трущобы процветали на фоне Урчащих кишок. Юродивый подумал вдруг, что если бы не волна, прокатившаяся по всему городу, если б не внезапное озарение, он никогда б не полез вслед за Сетом, которому конечно же в первую голову следовало найти мастера, в стоки. Он предпочел бы хоть всю свою жизнь прожить на дне, но никогда не опускаться так низко.

Туннели тянулись до одурения бесконечно. Ему вдруг стало любопытно, представляет ли хоть кто-нибудь из живущих наверху истинные размеры подземного города? Число людей, прибывших в столицу и не сумевших ни ужиться в ней, ни вернуться обратно, поражало.

— Олух… как есть олух царя небесного, — пробормотал он под нос, задумавшись.

А в следующий миг треснулся лбом о кирпичную кладку.

Он и не заметил, что поток не журчит уже немолчно в ушах, не раздается даже тихого плеска о стены. Путь был закрыт, но по правую руку, глубоко внизу виднелось сухое русло стока, а позади — осталась лестница, ведущая к его дну. Спускаясь, он отметил, что и дышать стало легче. Мелкая взвесь, сыростью оседающая в легких, здесь почти не ощущалась.

Внизу было пусто и опять темно, хоть глаз коли. Угадывалось только, что кирпичная кладка не просто перегораживает коридор, но отделяет всю узкую кромку от стены до русла и на всем дальнейшем протяжении тянется-тянется, уходя под самый, неразличимый отсюда, сводчатый потолок. Угадывалось по редким, приглушенным звукам. «Как домовые в стенах» — подумал юродивый.

Сток выходил к точно такому же узлу, что остался далеко позади. Только, осушенный, он служил тронной залой. Освещенное тремя огромными чашами, чад которых поднимался к окошку высоко вверху, в самом центре её на обломках каменных плит, ступенями лежащих одна на другой, стояло большое и, вероятно, удобное кожаное кресло красного дерева. Во всяком случае, в нём вольготно, закинув ноги на одну ручку, свесив голову — с другой, расположился карлик. Он беседовал о чем-то с расхаживающим у подножия калекой. Об увечности последнего, впрочем, говорили лишь прислоненные к трону костыли, слишком большие для карлы.

— Ну что ты носишься, как маятник? — карла явно был не в духе. Водил желваками, будто обсасывал косточку. — Да, мы болтаемся здесь, как дерьмо в проруби, но разве ты можешь обещать, что завтра не станет хуже? Сиди уже, — он длинно и метко плюнул прямо под ноги собиравшемуся сделать шаг калеке, — не мельтеши.

Калека замер. Уставился на плевок недоуменно.

— Где здесь мастер? — подал голос юродивый.

— Тебе на что? — очнулся калека.

— В ноженьки хочу поклониться, кормильцу, — опять завел своё юродивый.

— Ну, я мастер, — подтянулся, и даже ноги с ручки спустил карла. — Кланяйся!

Юродивый улыбнулся тихо, подошел к подножью трона, присел. Разматывая тряпье на ступнях, ответил:

— Врешь, добрый человек. Нешто я не узнаю мастера? — оглянулся через плечо на карлу.

— А вот нешто и не узнаешь, — ответил карла, снова подтягивая ноги на кресло. Обхватил здоровенные ступни такими же большими ладонями, — никто его не узнает, потому что никто не видел.

— А я вот узнаю, — прищурился юродивый. — Враз узнаю, с одного погляда! — И добавил, рассматривая нарывающий большой палец на правой ноге, — слыхать, он будет сегодня. Вот уж я его встречу-привечу, миленького.

— Пустобрёх! — раздраженно отрезал калека и схватил, сунул под мышки костыли. — Тьфу на вас!

Но, не успев ступить и шагу, был остановлен криком с противоположного конца тронной залы:

— Где здесь мастер?!

— Ещё один, — закатил глаза он, однако костыли положил и присел на ступени.

Карла придурковато хихикнул в кулачок, подмигнул юродивому и крикнул в ответ:

— Я! Я мастер!