Пути непроглядные - Анна Мистунина

– Гвейр, – тяжело обронил Шаймас, когда расстояние сократилось настолько, что можно было слышать друг друга. – И Рольван. Мне говорили, но я не верил.

– Невеселая получилась встреча друзей, – отозвался Гвейр. Он ничуть не казался смущенным. – Мы вместе проливали кровь в сражениях и опрокидывали чаши на пирах. Во имя этого всего – сможем ли мы договориться?

– Будь ты проклят, крысиное отродье, – прорычал Ардивад. Старый воин кусал губы, седые усы его гневно топорщились. – Будь ты проклят! Убийца, никто из нас не потратит на тебя ни слова!

– Однако ж тратишь, – мрачно усмехнулся Гвейр. – Если вы пришли за мной, я готов отдаться в ваши руки без борьбы. Только отпустите невинных.

– Нет невинных среди дрейвов! – казалось, еще немного, и Ардивад бросится на Гвейра, как пес, чтобы намертво вцепиться ему в горло.

– Жители этой деревни – не дрейвы. Они обычные крестьяне, вся их вина в их гостеприимстве. Они не знали, кому дают приют. Оставьте их, и мы с Рольваном поедем с вами добровольно.

– Ты позволяешь ему говорить за себя? – спросил Рольвана Шаймас.

Рольван молча кивнул. Он предпочел бы обойтись без разговоров, но понимал, что Гвейр тянет время, давая беглецам возможность уйти. Вечерний сумрак был на их стороне, если удастся промедлить до темноты, пришельцам, не знакомым со здешними местами, будет непросто поймать разбежавшихся местных или дрейвку, для которой лес был родным домом. К утру они будут уже далеко. Только бы Игре не вздумала геройствовать и лезть в драку!

«Вразуми ее, Нехневен, – взмолился он мысленно. – Знаю, ты меня ненавидишь, я плачу тебе тем же, но сейчас прошу не для себя! Она твоя Избранная, так спаси же ее ради себя самой!»

Конечно, богиня не удостоила его ответом. Рольван и не надеялся. Шамайс спросил – казалось, он и впрямь желает понять, не то, что ослепленный ненавистью Ардивад:

– Что случилось с воином, которого я знал? С тем, кого тидир звал одним из лучших, а епископ Кронан – своим сыном? Скажи мне, Рольван! Почему?

Они смотрели на него все, Шаймас, Игарцис, Агерин, Эранд, оправившийся от своих ран и бледный от волнения – Рольван опустил глаза, не выдержав его взгляда. Ответил, глядя между ушей своего коня:

– Того человека больше нет.

– Его заколдовали! – не выдержав, крикнул Эранд. – Глядите, он же не в себе! Это все дрейвы! Рольван, очнись, прошу тебя!

– Дрейвы, – повторили один за другим несколько голосов. К ненависти и жажде крови в них примешивался суеверный страх.

Гвейр рассмеялся, громко и неискренне. Ардивад поднял копье.

– Нет, – сказал Рольван. – Нет, меня никто не околдовывал. Я сам так решил.

– Предатель! – крикнул тогда Эранд.

– Где твоя сестра, пес? – спросил Гвейра Ардивад.

– Какая сестра? – весело удивился тот.

Ему ответил Шаймас:

– Ведьма, которую в этих местах зовут последней из Верховных дрейвов. Ты все равно ее не спрячешь, так что говори.

– А, вот ты о ком, – откликнулся Гвейр. Он тоже поднял копье. Ноздри его раздувались, но голос звучал беззаботно: – Ее здесь нет. Неужели вы думали, я позволю собственной сестре сидеть здесь и дожидаться вас, как в ловушке? Она далеко, в Тиринии, вам до нее не добраться, а я все еще готов сдаться без боя. Поклянитесь оставить деревню в покое, и мы с Рольваном сложим оружие. Иначе многие из вас не увидят рассвета – говорю это, как дрейв!

– Убить их! – рявкнул Ардивад и первым кинулся в бой.

Все смешалось. За криками и ругательствами Рольван расслышал голос Шаймаса, отдающего приказы, и задохнулся от отчаяния.

Половине отряда скакать вперед, поймать всех, кто ушел к лесу.

Пощады не давать.

Всех убить.

Деревню сжечь.

Дрейвку взять живой.

Конь рванулся вперед, послушавшись не движения – ярости, что делала их в бою единым существом. Рольван ударил Шаймаса копьем. Оказавшийся рядом воин рубанул мечом, пытаясь перерубить древко, но наконечник уже вошел в грудь командира и тот, захрипев, повалился назад. Рольван выдернул копье. Воин, что не смог перерубить древко, закричал и снова замахнулся мечом. Монах взвился на дыбы, и его копыта ударили в бок чужого коня. Тот шарахнулся. Рольван обернулся, отражая удар с другой стороны. Заставил коня отступить назад. Противников было слишком много, они теснили, заставляя отступать шаг за шагом. Боевые крики перебивались криками боли, к звону железа примешивалось конское ржание.

Последний луч заката угас за спиной. Полумрак сузил границы видимости. Рольван больше не думал ни о чем, занятый лишь тем, чтобы убить и не быть убитым самому. В мире остались только он сам да несколько ближайших противников, все остальное тонуло в неизвестности. Он знал, вернее, догадывался, что Гвейр жив и что по меньшей мере двое из деревенских лежат на земле мертвыми или ранеными, и лошади топчут их тела. Знал, что посланные Шаймасом воины уже скачут вокруг деревни, отрезая Игре путь к отступлению. Ее схватят живой и поведут в Эбрак для казни, но он, Рольван, этого уже не увидит.

Он лишился копья и сражался теперь мечом, нанося удары со всей силой ненависти и отчаяния, не помня, что перед ним вчерашние товарищи. Он зло расхохотался, когда понял, что трое убитых на его счету, а сам он даже не ранен, но это не может продолжаться долго. Как будто чья-то невидимая сила хранила его, убыстряя движения и подсказывая, с какой стороны теперь ожидать атаки.

– Умри, предатель! – это Эранд обрушился на него, на скаку замахиваясь мечом.

Рольван отбил удар, но меч вдруг переломился у самой рукояти, там, где была зазубрина. Эранд радостно закричал и замахнулся для нового удара. Монах в который уже раз спас Рольвану жизнь, взвившись на дыбы и с силой ударив замешкавшего следопыта копытами прямо в лицо.

– Зря ты спешил с выздоровлением, – сказал Рольван, увидев, как молодой воин, чье лицо превратилось в кровавое месиво, падает с седла под ноги собственной лошади.

Теперь у него остался только кинжал. Рольван вытащил его из ножен, отчаянно соображая, как бы умудриться подобрать оружие кого-нибудь из убитых и при этом самому не стать покойником. Он не сразу заметил изменения, а заметив, не сразу понял, в чем дело. Как будто поток холодного ветра прошелся по полю сражения. Уже изготовившийся для нападения воин вдруг потерял интерес к битве, выронил копье и отпустил поводья. Конь пошел прямо на Рольвана. Монах захрипел и шарахнулся в сторону. Он никогда не пугался в сражении – ни разу с тех пор, как Рольван впервые сел на него. Лишь одно могло вызвать его страх, и это…

Рольван поспешно огляделся – нет, ему не показалось. Дружинники один за другим опускали оружие и выпрямлялись, глядя прямо перед собой. Испуганные, разгоряченные битвой лошади, почувствовав свободу, устремлялись кто куда, вскидывались на дыбы, сбрасывая седоков, которые оставались лежать или, поднимаясь, брели наугад, словно пьяные или ходящие во сне.

Кто-то невидимый проскользнул совсем рядом, перепугав Монаха и обдав холодом Рольвана. Холодом, но не страхом: бояться следовало лишь его врагам.

Рольван облегченно выдохнул, одной рукой утирая пот со лба, другой все еще сжимая ненужный более кинжал, и улыбнулся.

– Что… что это? – воскликнул один из деревенских мужчин.

– Мне кажется, я знаю, – отозвался Гвейр, который, оказывается, был совсем рядом. Он убрал в ножны меч и позвал: – Рольван?

Их голоса далеко расходились во внезапной тишине. Темные фигуры разбредавшихся по полю дружинников казались порождениями дурного сна.

– Я тоже знаю.

Изо рта вырвалось облачко пара. Монах упирался, отказываясь идти вперед, туда, где Рольвану казалось холоднее всего. Он спешился и успокаивающе похлопал коня по шее. Поглаживая, повел его под уздцы, обходя мертвые тела, наугад, не видя, лишь ощущая морозное движение где-то впереди. На поле к этому времени не было живых дружинников: оставшиеся еще двигались, но живыми их назвать было нельзя. Без сомнений, та же самая участь постигла и посланных наперехват Игре. Это была не та медленно развивающаяся болезнь, что поразила в свое время Гвейра и многих других. Хладное прикосновение действовало мгновенно. Ледяные мурашки ужаса бежали у Рольвана по плечам, когда он шел между живых покойников вслед за погубившим их призраком.

Он понял, что не ошибся, над вереском в десяти шагах перед ним скользнул неясный собачий силуэт. Деревья и кусты просвечивали сквозь его тело, так что его легко можно было счесть обманом зрения, но чем дальше от поля сражения, тем яснее Рольван видел уходящего, не оглядываясь, огромного пса. Он направлялся к Кругу богов, и Рольван шел за ним, ведя под уздцы своего коня, а еще дальше за ними следовал совладавший со своим страхом Гвейр. Больше никто не решился пойти за призраком.

Ночь сковало безмолвие, нарушаемое лишь редкими птичьими голосами да звуком их собственных шагов. Мало-помалу Монах успокоился, и тогда Рольван взобрался в седло. Гвейр догнал его, не произнеся ни слова, поехал рядом. Призрачный пес ускорил шаги. Теперь он не скрывался, ведя их прямо к Вратам, открытым на прежнем месте, пылающим холодным багровым пламенем. Казалось, возле Врат никого нет. Но, когда Гарм обернулся, блеснув острыми клыками, и сел на землю, Рольван не сомневался, кто стоит, невидимый, рядом с ним. Он ощущал его присутствие даже острее, чем если бы мог увидеть глазами.