«Корабль любви», Тайбэй - Эбигейл Хин Вэнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему мы не делали этого раньше? — лепечу я. — То ли еще будет, — томно, лениво откликается Рик. — Ты такой самодовольный.
— Угу.
Мы погружаемся в воду еще ниже, кладем головы на бортик и слушаем тихое пение сверчков в ночи. Я хочу, чтобы этот жаркий миг длился вечно.
Но одна мысль, с ужина не дававшая мне покоя, жалом вонзается в мозг. В голове что-то перещелкивает, и я с мягким всплеском сажусь.
— Как ты назвал это место?
— Горячие источники? — Рик поворачивается и смотрит на меня, его затылок по-прежнему покоится на бортике.
— Ты употребил другое слово. Японское.
— Онсэн.
— Это то, что искал тот турист!
Он неправильно произнес: «Мы ищем онсе». И сорвался на Мэйхуа в тот самый момент, когда ее родители спасались от наводнения. У меня в горле встает комок. Я не могу понять, почему мне так грустно оттого, что турист совершил двойную оплошность.
— Что случилось? — Рик встревоженно садится. — Я тебя обидел?
— Нет. Ее родители… — К моему ужасу, у меня вырывается рыдание. — Мои родители…
— Иди, иди же сюда.
Рик прижимает меня к груди, и я реву.
— Мне так жаль, — бормочу я между двумя всхлипами. — Я не знаю, что со мной не так. Это наша единственная ночь, а я занимаюсь тем, что повышаю содержание соли в источниках.
Его смех эхом отражается от воды:
— Ты неподражаема, Эвер! Не волнуйся. Ночь все еще наша. — Рик целует меня в макушку, потом в щеку. — О чем ты вообще говоришь?
Я кладу голову на плечо любимому. Мне не хочется его обременять, он и так уже столько вынес ради Дженны. Но это же Рик — сильный, надежный. Наверное, это нормально — полагаться на него. Я пытаюсь собраться с мыслями, понять, что меня беспокоит, и не только сегодня, но и в течение стольких ночей.
— Моему папе пятьдесят пять. Он старше, чем большинство родителей моих друзей. До девяти лет у него не было обуви. Мать кормила его лапшой с кусочками мяса, потому что семья не могла позволить себе большего. Когда папа впервые очутился в Америке, он без устали восхищался дорогами, потому что раньше видел только грязные проселки. Когда я в детстве выплевывала мясо, он его доедал, чтобы белок не пропадал напрасно. Теперь Азия отстроилась, а в Штатах родителей донимают иммиграционные службы, они едят высохшую питтайю, и мама продала ожерелье, чтобы отправить меня сюда изучать китайскую культуру. Каждый раз, когда я подвожу родителей, я словно плюю им в лицо, как тот турист. Терпеть не могу, когда папа с мамой напоминают мне об этом, но они дейстительно страдали. Как семья Мэйхуа. И никого это не волнует. А сегодня вечером Софи сказала, что я могу стать главным хирургом — представляешь, что это будет значить для моего отца? Толкая каталку в Кливлендской клинике, он мечтает о великих свершениях ^однажды даже навернулся, упал в лужу на полу. Надежда на нас помогает ему держаться. Но у меня нет таких устремлений. И однажды я подумала: «Что, если я не стану врачом? Что, если вместо этого я буду танцовщицей?» Но даже мысль об этом — предательство по отношению к родителям.
Рик расправляет мои мокрые волосы нежными, успокаивающими движениями.
— Думаешь, они хотят, чтобы ты была несчастна?
Как бы я ни злилась, я никогда не сомневалась, что родители желают мне лучшего. Учебник молекулярной биологии предназначался для моего будущего. И моего счастья.
— Нет, — признаюсь я и устремляю взгляд к незримому горизонту. — Но я не могу найти с ними общий язык. Будь они американцами, может, и нашла бы, как Меган со своими родителями. Будь я китаянкой, наверное, хотела бы того же, что и они, — как мои двоюродные братья в Китае. Папе и маме неведомы американские заморочки с индивидуализмом и самореализацией. Они в семи тысячах миль от нас, но даже если мы находимся в одной комнате и говорим на одном языке, эти семь тысяч миль никуда не деваются. Между нами гигантская пропасть.
— В моей семье все наоборот. — Большой палец Рика скользит по моему бедру и исчезает. — Они оказались правы насчет Дженны. А я их не слышал. Не хотел. Если бы хотел — наверное, помог бы ей намного быстрее. — Он утыкается носом мне в волосы за ухом, вдыхая мой запах. — Может, я не чувствовал бы себя сейчас таким виноватым.
— Из-за чего?
— Из-за того, что я счастлив. Что стал больше. Словно самая большая матрешка в сравнении со своей миниатюрной версией. — У него срывается голос. — Я не знал, что все должно происходить именно так. Между двумя людьми.
Непостижимо, но, несмотря на все трофеи, которые сумел собрать чудо-мальчик, он не знал себе цену, этот старший сын старшего сына старшего сына, несущий бремя своей фамилии.
— Эвер! — Пальцы Рика прикасаются к моему голому животу. — Знаю, ты думаешь, что я не готов…
— Ш-ш-ш…
Я беру его руку. Прикладываю ее к своей груди. Прикосновения Рика робки и осторожны. Я накрываю ладонью его руку, прижимая ее к своему телу.
— Эвер, ты уверена?
«Мы слишком торопимся», — нашептывает мне внутренний голос, но я не желаю останавливаться.
— Хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне.
Рик берет мою грудь в ладонь, повергая меня в трепет. Мои пальцы находят его под водой и ощупывают, мы изучаем мышцы, изгибы и очертания друг друга. Его губы снова овладевают моим ртом, и мы сливаемся в жарком жадном поцелуе. В какой-то момент я осознаю, что Рик задвинул меня в угол. Каменные края бассейна впиваются мне в плечи, он целует мои губы, подбородок, шею, его руки по-прежнему исследуют под водой мое тело.
— Мне жарко, — шепчу я.
Рик берет меня за талию и сажает на край бассейна. Он стоит между моих колен, целуя меня, а я, обвив ногами его талию, вцепляюсь в его короткие шелковые волосы.
— Хочу кое в чем признаться, — шепчет Рик между поцелуями. — В тот первый день, сидя рядом с тобой в автобусе, я мечтал тебя поцеловать.
— И поэтому вел себя как последний придурок?
— Разве?
— Определенно. Куда?
— Что
